Гермиона сердито почесала руку — дневная жара в сочетании с повысившимся от ходьбы давлением провоцировала зуд. Пытаясь охладиться, она поливала себя водой, но это действовало пару минут от силы, а потом нагревшаяся одежда превращалась в замоченные в кипятке тряпки. Тогда Гермиона принялась выжимать одежду и отчаянно обмахиваться, стараясь дышать сквозь удушливую влажность. Она не сомневалась, что ещё чуть-чуть и начнет таять — вот уж худшая шутка про ведьму.

Малфой остановился и опустил в холодный ручей футболку. Он снял её несколько часов назад, и Гермиона вынужденно оказалась свидетелем такой несправедливости. Вот почему она сверлила взглядом его спину во время пути — из-за несправедливости. Как же ему повезло, что, вспотев, он просто мог стянуть с себя футболку. Она и сама подумывала об этом, но тут же отбросила эту идею, теперь, впрочем, рассматривая её всерьёз. Если она будет держаться позади и сможет…

Он повернулся к ней с нечитаемым выражением лица, набросил влажную футболку на плечи, откинул волосы и перевёл взгляд повыше. Он нервничал из-за тех, кто скрывался за дымом — так же, как и она сама. Когда Малфой переживал, то редко заговаривал об этом, но Гермиона могла распознать волнение по тому, как он переставал барабанить пальцами, а его лицо каменело. По большей части он молчал, и иногда Гермионе приходилось дважды повторять свои слова, чтобы он отреагировал.

Из-за жары они продвигались медленно, но им нужно было сохранять дистанцию с теми, кто оставался позади.

16 августа; 3:39

Они шли глубокой ночью, натыкаясь на деревья и ветки: использовать фонари они не решились, боясь выдать свое местоположение. Малфой плёлся позади, сама Гермиона устала до смерти, но они продолжали шагать.

11:29

Гермиона поровну разделила рыбу, сдвинув кусочки к разным бортикам жестянки. Ночью ручей превратился в реку, и теперь Малфою стало труднее рыбачить, но удача ему всё же улыбнулась. Малфой наколол на нож один из кусков и со зловещим видом поднес его ко рту. Суровость вкупе с отросшей бородой и усталыми глазами дополняла образ. Гермиона надеялась, что он вскоре побреется. Она привыкла к короткой щетине — времени и принадлежностей для ежедневного бритья не было, — но постепенно ситуация начала выходить из-под контроля и всё больше напоминала те дни, когда Малфой слегка поехал крышей. Гермиона знала, что бритье лезвием — дело непростое, она сама на днях чуть не срезала с ноги лоскут кожи, но с бородой надо было что-то делать.

— Думаешь, это Билл?

Занятый рыбой Малфой ответил не сразу.

— Нам не следует разделяться, кроме случаев крайней необходимости.

— Согласна.

До тех пор, пока он не собирался снова следовать за ней во время туалетных пауз. Гермиона была уверена: приемлемой дистанцией в таких случаях будет такая, на которой они не смогут друг друга видеть, но будут слышать — её мычание и его водопад. Более длительные отлучки стали совсем неловкими, и…

Она посмотрела на него, потом перевела взгляд на свою грязную потную кожу. Это могло обернуться проблемой.

17 августа; 19:44

Малфой стянул футболку через голову, отбросил её за спину на берег, и потянулся к пуговице на штанах. Большие пальцы прошлись по коже вдоль полоски волос, уходящей ниже, и скользнули за пояс — живот равномерно поднимался и опадал, пока Малфой расстёгивал пуговицу. Он оглянулся на Гермиону, и та резко отвернулась — уставившись на воду, она почувствовала, как жар заливает лицо. Она много размышляла о плюсах и минусах совместных банных процедур и пришла к выводу, что делает из мухи слона.

Разделившись, они будут уязвимы для нападения, став более лёгкой добычей для человека или твари. Атаковать жертву проще, пока та занята мытьём и не оглядывается по сторонам ежесекундно, готовая выхватить нож. Гермиона предпочитала логику — держаться вместе было логичным и безопасным.

Им пришлось дождаться наступления сумерек, чтобы, с одной стороны, не быть на виду на солнце, а с другой, не мыться в темноте, в которой мог кто-то подкрасться. Гермиона не собиралась раздеваться полностью — она рассчитывала остаться в трусиках и лифчике, а эти предметы гардероба Малфой уже видел. Пусть и не на ней — по крайней мере, уж не больше лямки на спине, — но она сомневалась, что Малфой стал бы к ней приглядываться. Ранее он предельно ясно дал понять, что именно думает о её непривлекательности. Нынешняя ситуация была сродни облачению в купальник на людях, хотя Гермиона никогда не носила такую одежду в присутствии Малфоя и никогда не выбирала модели типа бикини. Вряд ли он что-нибудь ляпнет, а даже если и так, Гермиона всегда могла врезать ему палкой.

Она подняла голову — Малфой уже заходил в воду — и быстро расстегнула джинсы, стянула их к щиколоткам и отбросила в сторону, чувствуя себя при этом будто на подиуме — она стояла всего в нескольких метрах от него в одних лишь трусиках и футболке. Гермиона торопливо зашла в воду, не смея поднять глаза на Малфоя, словно тот мог почувствовать её взгляд и повернуться. Пройдя на глубину, где вода дошла до груди, она повернулась к Малфою спиной и стащила футболку.

Гермиона отбросила её на берег, намереваясь заняться стиркой тогда, когда она сама, чистая и сухая, завернётся в простынь. Она открыла маленькую бутылочку шампуня, но заслышав позади всплески, навострила уши. Гермиона быстро оглянулась — Малфой обнаружился неподалеку, в нескольких метрах от неё, резинка его белья виднелась прямо над уровнем воды. Его руки двигались так, словно он, склонив голову, тёр торс или отвинчивал колпачок пузырька с шампунем. Гермиона стремительно отвернулась, нагнувшись, окунула волосы в воду и покрутила головой, чтобы все кудряшки хорошенько намокли. Она никогда прежде не замечала за собой подобной привычки и, лишь задумавшись о том, что Малфой мог обернуться, обратила на неё внимание.

Боже, вот стыдобища. Сначала он стоял рядом, пока она пѝсала, а теперь мог узнать о её банных привычках. О них не знал никто — о некоторых из них она сама не имела понятия. Гермиона вскинула голову, выплюнула попавшую в рот воду и приступила к мытью волос. Интересно, как мылся Малфой? Ему было гораздо проще, чем ей. Начинал ли он с кожи, постепенно переходя к волосам? Или просто выливал шампунь на макушку, а затем размазывал его? Именно этим он сейчас и занимался? Она представила, как длинные пальцы взбивают пену на голове… Зачем она вообще об этом думала?

Убедившись, что волосы достаточно чистые, Гермиона развернула мыло и подняла из воды ногу. Обычно во время этой процедуры Гермиона почти каждый раз падала, не сильно заботясь о равновесии, но сейчас очень старалась не рухнуть. Ей совсем ни к чему был громкий всплеск, которой бы привлёк внимание Малфоя. Она прошлась бруском по всему телу, покраснев, засунула ладонь в трусики, затем, повернувшись боком на случай, если Малфой оглянется, приступила к мытью ягодиц. Она не собиралась игнорировать определённые части тела только лишь потому, что он находился поблизости.

Она убеждала себя не подглядывать, хотя с такого ракурса сделать это было очень легко. Обычно у Гермионы не возникало проблем с обузданием любопытства, но, видимо, не в этот раз. Со стороны Малфоя раздался всплеск, и она скосила глаза, чуть повернув голову. Увидев, что Малфой, стоя вполоборота и намыливая грудь, исподтишка на неё поглядывает, она тут же отвела взгляд. Уставившись в воду, Гермиона заморгала, чувствуя прилив смущения от того, что её внимание не осталось незамеченным. Наверное, он успел открыть шампунь или просто слишком долго возился с мытьем.

Гермиона повернулась к нему спиной и намылила живот. Она прислушивалась к раздающимся позади звукам, гадая, какой же частью тела сейчас занят Малфой. Любопытство разгоралось с каждой секундой, и, моя шею, она снова ему поддалась. Гермиона повернула голову, притворившись, что ей надо поудобнее изогнуться, хотя вряд ли Малфой купился бы на такое. Это как зевнуть и потянуться, чтобы взглянуть на сидящих за спиной людей, которые всё прекрасно понимают.