Гермиона отмахнулась от последней мысли, не желая задумываться о том, что же отделяет их благополучие от увечий. Дерево качнулось, Гермиона удивлённо пискнула и крепко вцепилась в ствол — Малфой пробежал по ветке над её головой и оттолкнулся. Задержав дыхание, она увидела, как его ноги мелькнули в листве; раздался глухой удар, и она зажмурилась. Малфоя отбросило обратно к дереву — врезавшись в ствол, он ухватился за ветки.

Яростно потирая лоб, он выругался сквозь зубы.

— Это…

Под его сердитым взглядом Гермиона замолчала. Малфой покрепче сжал лозу и снова толкнулся. Она опять услышала звук удара, но затем наступила тишина, а лоза вернулась пустая. Гермиона уставилась на неё широко распахнутыми глазами, не разрешая себе посмотреть с головокружительной высоты вниз, чтобы проверить, не упал ли Малфой.

— Малфой?

— Что?

Судя по голосу, он не сильно страдал от боли, и это было хорошо.

— Просто удостоверилась, что ты жив.

— Какая забота.

В ответе ей почудилась издёвка, но уверенности в этом не было.

Подтянувшись, она влезла на ветку, с которой прыгал Малфой. Ноги немного тряслись, но Гермиона взяла себя в руки и крепко ухватилась за сук над головой. Облизнув губы, она сухо сглотнула и поймала лозу. Если та выдержала вес Малфоя, то и под ней не порвётся. И раз уж это смог сделать Малфой — король планов отступления, — то и Гермиона справится. Ещё и получше него. Она сумеет перепрыгнуть с первой попытки и грациозно приземлится на краю уступа, едва шаркнув кроссовками.

«Ничего серьёзного, ничего серьёзного», — повторяла Гермиона, судорожно сжимая лозу. Она сделала глубокий вдох, напомнила себе о принципе «Если смог Малфой, то справлюсь и я» и начала разбег. Кроссовка соскользнула с ветки, и Гермиона попыталась оттолкнуться второй согнутой ногой, в результате чего с криком описала широкую дугу. Ссадины и заживающие раны болезненно натянулись; Гермиона врезалась спиной в дерево и ударилась о него головой. Перед глазами взорвались мелкие белые пятна; несясь обратно, она отчаянно молотила ногами по воздуху в поисках опоры. Гермиона задыхалась от боли, руки слабели; она стукнулась обо что-то пятками и тут же упёрлась ногами, и лоза перестала качаться.

Стоя на ветке, она заскулила; вцепившись пальцами в стебель, она наклонила голову и сделала несколько плавных вдохов, ожидая, пока боль утихнет. Это было вовсе не грациозно. Всё это было отвратительной затеей.

— Ты можешь…

— Заткнись, — перебила она, уверенная в том, что не желает слышать ничего из того, что бы хотел сказать Малфой. — Я чуть не умерла.

Он рассмеялся. На полном серьёзе. Он. Смеялся. Над ней. Видимо, Малфой не понимал, что ненормальные прыжки на лозе в метрах над жёсткой, твёрдой землёй могут закончиться чем-то вроде сломанной шеи или спины. Наверное, ему было комфортно летать по воздуху с одним лишь стеблем в руках — так же как было привычно парить, сидя на тонких ненадёжных предметах. Но Гермиона была из другого теста. Гермиона — это библиотеки, выцветший текст и пишущие перья. Она вовсе не была аборигеном из джунглей.

Приступ тошноты прошел, и Гермиона подняла голову. Руки так крепко стискивали лозу, что пальцы свело судорогой. Она стояла на той же самой ветке, с которой спрыгнула. Гермиона уставилась на неё так, словно в неуклюжем прыжке было виновато дерево, и сделала глубокий вдох, готовясь ко второй попытке.

Во время разбега кроссовка опять соскользнула, но Гермиона в прыжке отклонилась в противоположную сторону, выравнивая курс. Она полетела прямо, лихорадочно высматривая уступ. Она постаралась ускориться, предпочитая врезаться в стену, нежели упасть, но пара рук остановила её прежде, чем она успела принять хоть какое-то решение.

Замерев на расстоянии метра от стены, Гермиона судорожно вздохнула, когда чужие ладони поднялись от её коленей к бедрам. Она могла поклясться, что чувствует жар кожи Малфоя; он подтянул Гермиону так, что та наконец зависла над уступом и посмотрела вниз. Его лицо находилось чересчур близко к кое-каким частям её тела, но кажется, он не осознавал этого так отчетливо, как она сама.

Он поднял голову, и Гермиона уставилась на него, всё ещё болтаясь на лозе.

— Грейнджер, удобно? Хочешь остаться…

— Не урони меня.

Малфой замолчал, глядя на Гермиону с нечитаемым выражением лица; его ладони по-прежнему сжимали её бёдра. Она медленно глубоко вдохнула и ослабила хватку на стебле. Затем чуть вздрогнула — Малфой стиснул её крепче, проверяя, что она встала на край, — но без проблем приземлилась и почти выпустила лозу, желая как можно скорее покончить с этой ситуацией. Она пару секунд таращилась Малфою на грудь, затем подняла глаза и благодарно кивнула. Малфой отступил, убрав руки, и Гермиона, по-прежнему ощущая на коже его жар, вытащила из кармана камень.

— Чтобы вернуться, — пояснила она. Наклонившись, опустила лозу на выступ и придавила стебель камнем.

Малфой начал восхождение первым. С этого места стена казалась менее опасной: поверхность была достаточно наклонной, чтобы они не торчали столбами, а возможностей упереться и ухватиться было гораздо больше. Подъём по-прежнему вызывал ненависть — особенно в те моменты, когда приходилось смещаться вбок, чтобы не отклоняться от курса к пещере, и когда срывались вниз потревоженные булыжники и грязь. Из-под Малфоя тоже осыпалось немало камней — Гермиона чувствовала, как они падают ей на макушку и лоб. Дышать было трудно, а сердце колотилось в горле.

С тихим всхлипом она поскользнулась и крепко прижалась к скале, упираясь ногой ещё сильнее. В ответ на это Малфой наверху тяжело выдохнул.

— Если ты упадешь, я сначала осмотрю пещеру.

— Если ты на меня свалишься, никто не сможет осудить меня за ответную реакцию.

— Хочешь сказать, из тебя там, внизу, выйдет отличная подушка?

Она сердито уставилась на его зад и даже не сразу поняла, куда именно смотрит, затем покачала головой и продолжила карабкаться.

15 августа; 7:01

К моменту окончания осмотра пещеры, во время которого не было найдено ничего важного, стемнело. Они обнаружили лишь чей-то ботинок — вполне зловещее зрелище — но не представляющий из себя ничего особенного. Спускаться в кромешной тьме они не могли, поэтому в ожидании утра устроились на ночлег в нескольких метрах от входа.

Гермионе не знала, почему они улеглись так близко друг к другу: то ли потому, что заснули в пещере, то ли просто не обратили на это внимания.

Глядя на верхушки деревьев, окрашенные рассветом в золотой цвет, Гермиона спрятала зевок, прикрыв рот тыльной стороной ладони. Красные, розовые и белые фламинго взлетели над кронами и, пока она за ними наблюдала, обогнули гору. День обещал быть жарким. Это было то утро, когда ты просыпаешься, ощущая на коже испарину, когда жара забивает горло, и даже глаза немного припекает. Пот скоро будет течь с неё потоком, но, по крайней мере, они по-прежнему шли вдоль ручья. И Гермиона могла бы… сунуть пальцы ног в этот скромный источник или сделать что-то в этом роде. Фламинго пролетели над каким-то серым пятном, видневшимся за деревьями, и её взгляд тут же метнулся к нему. Гермиона подалась вперёд, словно несколько миллиметров могли помочь рассмотреть то, что находилось в милях от неё.

— Я думаю, это дым.

Она повернулась к Малфою — тот перестал копаться в сумке и поднял голову. Гермиона кивнула в сторону деревьев, и он перевёл на них глаза.

— Но он хотя бы виднеется в противоположной стороне от нашего пути. И если они тоже идут сюда… нас разделяет некоторое расстояние.

Он хмыкнул, и они оба уставились на клубящийся в отдалении дым.

12:28

Когда Гермионе бывало по-настоящему жарко, часть неё хотела схватить волосы в кулак и отрезать их. Просто отсечь всю копну, ведь Гермиона не сомневалась: под такой гривой потеет даже мозг. Как бы там ни было, какой там шёл месяц? Июль? Август? Они так долго здесь бродили, что казалось, будто уже наступил декабрь — но вряд ли тогда на островах пекло бы так сильно.