— Что ты имеешь в виду под заботой?

Он только мгновение смотрел на нее, прежде чем направиться в сторону ванной.

— Его вернут обратно на базу. Если выяснится, что он только сбежал и никому не рассказал о Возрождении, то на него наложат Обливиэйт и где-нибудь оставят.

Гермиона предпочла не уточнять, что случится, если выяснится, что рекрут уже успел поделиться с кем-то информацией. Она и так могла догадаться. Страх мог сделать человека неспособным действовать и вынудить сбежать, но предательство превращало в монстров даже лучших из людей.

— Возможно, он просто понял, что это не та жизнь, о которой он мечтал. Хотя я не знаю, зачем кому-то в принципе желать такой жизни. К…

— Потому что они в это верят. — Малфой не стал закрывать дверь ванной до конца, и она слышала, как его брюки упали, а пряжка ремня лязгнула о плитку. — Или хотят власти.

— Тогда он, вероятно, недостаточно верил в это. Он был всего лишь новобранцем, поэтому его власть заключалась только в том, чтобы частью армии, которая могла победить. Я думаю, большинство людей, которые хотят присоединиться к группе, с восторгом рассуждающей об убийстве невинных людей, это те, кто извлекает выгоду из власти. И если бы он понял, что может рассчитывать на большее, вряд ли бы так легко отступил.

— Если ты в это не веришь, власть сама по себе мало что значит. Я мог бы стать командиром Южной Англии через год, но по приказу людей, которых я ненавижу, и делая то, чего не хочу делать. Имея власть над кем-то, я тем не менее перестаю иметь власть над собственной жизнью, так как они контролируют меня. А я не из тех людей, кто готов терпеть постоянный контроль.

В этот момент на его лице появилось одно из тех пугающих выражений, о которых он размышляла раньше. Гнев. Если других она боялась из опасения, что Возрождение может сломить его прежде, чем они сломят Возрождение, то в случае с гневом она боялась, что Малфой однажды сорвется и просто не вернется живым.

5 января, 04:44

Облако слева напоминало фигуру обезьяны, свисающей с ветки, правда, без одной ноги. Потом налетел сильный порыв ветра, ветка склонилась, и обезьяна затерялась в бело-серой пелене тумана. Малфой крепче прижался к ней, глаза Гермионы заслезились, а пламя фонаря затанцевало в темноте.

Она сморгнула слезы, громко шмыгая носом, и дождалась, пока пламя не перестало отбрасывать тени вокруг лодки, чтобы сделать глубокий вдох. Дорога домой обещала быть долгой, особенно без Малфоя под боком, и Гермиона напомнила себе, что в следующий раз придется основательно утеплиться.

Она опустила взгляд на их ноги, прижатые друг к другу, изучая контраст его пальцев, облаченных в черную кожаную перчатку, рядом с кармашком для пальцев ее синей вязаной варежки. Верх другой варежки был пристегнут на пуговицу, оголяя фаланги, хотя Гермиона не была уверена, что смогла бы ловко обращаться с палочкой онемевшими пальцами.

Она почувствовала движение его плеча и обвивающей ее руки и повернула голову, чтобы посмотреть на Малфоя, а тот повернул свою, чтобы посмотреть на нее. Кончик его носа и скулы порозовели, глаза щурились от ветра, трепавшего пряди на лбу. Глаз, находившийся в тени, казался черным, а другой, расположенный ближе к фонарю, серо-золотым и напоминал кошачий.

— Поцелуи — это такая странная вещь, когда ты начинаешь о них думать. — Его брови взметнулись вверх, и Гермиона сама не знала, откуда взялась это мысль — просто его лицо было так близко к ее лицу. — Ты трешься губами и как бы их сжимаешь, отступаешь, а затем тянешь и посасываешь, и немного кусаешь, а затем в дело вмешивается язык. И это заставляет меня задуматься, является ли это природным инстинктом, или мы просто с юных лет заучиваем, что это признак… многих разных вещей. Кто первый сделал что-то подобное? Кто первый подумал, что неплохо было бы потереться этой частью своего лица о другое?

— Ты действительно не перестаешь думать обо всем на свете, не так ли, Грейнджер?

— Мне просто кажется, что это не инстинктивное действие. Я имею в виду, что нам, конечно, кажется естественным хотеть поцеловать кого-то, желать этого, но я думаю, что мы этому просто научились. Не то, что… ну ты знаешь, секс, когда тело автоматически готово к этому действию. И бедра людей начинают естественным образом двигаться, даже если они никогда не занимались сексом прежде. — В глазах Малфоя появился какой-то странный блеск, который заставил ее быстро свернуть с этой темы. — Но поцелуи… это желание, мы знаем, что это приятно, мы чувствуем необходимость сделать это время от времени. Они усиливают эмоции. Но я не думаю, что человек…

— Что было…

— …который никогда не знал и не видел поцелуя, почувствовал бы инстинктивную потребность сделать это. Но в то же время это похоже на то, как младенцы делают сосательные движения губами, когда они голодны. Может быть, люди занимались сексом и тоже испытывали что-то вроде…

— Голода.

— Да… потребности укусить, и это было плечо или рот, или шея, или что-то еще. Возникло естественное желание стать как можно ближе, почувствовать другого человека. А потом… поцелуи. — Гермиона пожала плечами. — Но это все равно странно. Это могло быть похоже на потирание локтя или что-то в этом роде. Ты выражаешь желание или потребность, или привязанность, или любовь… потирая локоть другого человека. Странно. Но эту роль взяли на себя поцелуи…

— Это то дерьмо, о котором ты думаешь, когда целуешься с кем-то? — Малфой нахмурился. — Ты когда-нибудь перестаешь обдумывать каждый свой шаг, или это для тебя недоступная опция?

Гермиона посмотрела на него, поднимая подбородок, что, должно быть, выглядело как приглашение, потому что его глаза опустились на ее губы.

— Иногда я перестаю. Я имею в виду, что обычно я почти не думаю во время поцелуя. — Иначе между ними ничего бы не было. — Ты будешь утверждать, что совсем не размышляешь?

— Это скорее чувство, чем размышление. Понимание того, что я хочу сделать дальше, а не мыслительный процесс. Если бы я начал думать о таких вещах, как природа поцелуев, я бы вообще не стал целоваться.

— Ну, не то, чтобы я думала об этом, пока целовала тебя, я просто думала об этом, пока… думала об этом.

Из-за хмурого взгляда в уголках губ Малфоя образовались морщинки, и Гермиона представила его с лицом постаревшего человека, который слишком много времени проводил в гневе и раздражении. Интересно, доведется ли ей увидеть его постаревшим?

Холодная кожа его перчатки коснулась ее щеки и подбородка, и по телу Гермионы пробежала дрожь. Он скользнул ладонью к ее затылку, и когда она инстинктивно отклонилась, чтобы избежать ледяного прикосновения, поцеловал. Его губы тоже были холодными, но жар его рта посылал волны тепла к ее губам, языку, крови и коже, пока ее тело не начало гореть, а сердце бешено стучать.

Малфой чуть отстранился, не давая холодному ветру заполнить пространство между ними.

— О чем думаешь? — Гермиона покачала головой, ее рука в варежке покоилась на сгибе его локтя, а голые пальцы зацепились за его одежду и рубашку, согревая ее кожу и охлаждая его. — Скажи мне.

— Ни о чем, хотя если бы ты дума… — начала Гермиона, но он снова накрыл ее губы поцелуем.

7 января, 23:28

— Видишь? Нет, посмотри на стену. Смотри, это… подожди, — она переместила пальцы, — вот, видишь?

— Нет.

— Ты хочешь сказать, что это не похоже на форму чего-то, что ты когда-либо видел раньше? — Гермиона сделала пальцами ножницы.

Он издал долгий страдальческий вздох.

— Волк.

— Собака! Или волк! Это вообще-то интересно. Я буду изображать фигуры, а ты…

— Если ты пытаешься заставить меня участвовать в чем-то, чтобы сделать психологический анализ моей личности, то ты должна быть намного хитрее, Грейнджер.

— Я не пытаюсь тебя анализировать. Мне просто интересно, считаешь ли ты похожим это, — она кивнула на фигуру на стене, — на хорька или крысу, — Гермиона сузила глаза, — хотя я не могу придать правильную форму ни тому, ни другому.