Малфой отстранился от папки и уставился на руки, потирая костяшки пальцев.
— Ты предполагаешь, что речь идет о Возрождении.
Гермиона отодвинула папку, но оставила ее лежать посреди стола открытой и развернутой к нему. У них было очень мало информации, кроме той, что она уже рассказала Малфою, но этого было достаточно, чтобы знать, что происходит. В таких вещах, как война и враги, совпадений не бывает. Есть удача, может быть, случайность, но не совпадение. Те немногие, у кого был доступ к нужной информации, прекрасно это понимали. Даже Малфой угадал еще до того, как она закончила говорить.
— Да, нам неизвестны подробности, но мы выяснили достаточно, чтобы понимать, что они перестраиваются, вербуют новых рекрутов, и нападения совершаются разными группами. Некоторые данные получены от детей, которые, конечно, пока не участвуют в активно действующих группах, но это только вопрос времени, когда их внедрят по-настоящему, и они начнут действовать сообща. Если уже этого не сделали.
— Ты сказала, что нужна проверенная информация. — Малфой бросил взгляд на папку, прежде чем поднять глаза на Гермиону. — Я ничего не знаю.
— Пока нет. — Он посмотрел на нее тяжелым взглядом, и ей пришлось приложить усилия, чтобы остаться неподвижной. В нем проскальзывало что-то от прежнего Малфоя, которого она знала в школе, но появилось и новое: многие вещи безвозвратно изменились в результате войны, тюрьмы и взросления. — Мы готовы сократить срок вашего заключения. Как вы сами сказали, оценка зависит от разных факторов, и мы оба знаем, что вас вряд ли освободят досрочно на фоне происходящих убийств и возрождения Пожирателей Смерти. А к тому моменту, когда дело попадет на пересмотр, все станет только хуже.
Если бы речь шла об обычных заключенных, арестованных за мелкие проступки, она могла бы счесть это несправедливым. Но это Пожиратели Смерти. Гермиона знала их преступления. Она все еще видела их в своем сознании, они все еще крали ее сон по ночам. Мама однажды сказала, что ее сердце способно уместить в себе весь мир, а ее голова — все его знания. И хоть последующие несколько месяцев она комплексовала по поводу размера своей головы, Гермиона всегда гордилась тем, кем она была. Но она до сих пор не смогла простить себя за то, что сделали Пожиратели Смерти — кого и что они украли у нее, ее друзей и мира, без сожаления и сострадания.
За годы, прошедшие после войны, она научилась понимать мотивы лишь немногих. Для этого ей потребовалось несколько лет, а то и дольше, проведенных за допросами заключенных во время работы в Департаменте магического правопорядка. Но Гермиона знала, что человек перед ней был настолько далек от зла большинства Пожирателей Смерти, что казался почти нормальным. Время принесло некоторое понимание причин сделанного им выбора — время и несколько разговоров с Гарри и Кингсли на протяжении месяца после того, как Кингсли впервые привел ее в свой кабинет, завалив файлами, воспоминаниями и протоколами судебных заседаний.
Однако она по-прежнему была настороже. Гермиона ни на йоту ему не доверяла, не была согласна с ним и не испытывала ни капли жалости из-за того, что Малфой несколько лет провел в Азкабане. Молодой, впечатлительный, отчаянный и неспособный на убийство. Вот кем он был. Бог его знает, кто перед ней сидел сейчас. Возможно, он чувствовал, что у него не было выбора ни во время войны, ни до нее. Она прочитала о том, что было поставлено на карту. Вероятно, он не был воплощением зла, вероятно, пытался не выдать их в Мэноре и делал только то, что должен, при условии, что его собственная жизнь и жизнь его семьи была в опасности. Но Малфой был больше, чем просто трус. Его трусость и убеждения — какова бы ни была их причина и независимо от того, изменилась она или нет — все еще наносили ущерб или уносили жизни. Поэтому его пребывание в Азкабане, хотя бы ненадолго, было заслуженным.
И одному Богу известно, о чем он думал, находясь в тюрьме. Не то чтобы победившая сторона приветствовала его с распростертыми объятиями за то, что он не смог сделать. Его отправили под суд и в Азкабан за то, что он смог сделать, за то, что он пытался сделать, назначив при этом более мягкое наказание, чем многим остальным. Малфой, несомненно, был зол на это. И еще больше он разозлился, когда его снова обвинили в насилии уже в тюрьме. Волдеморт, возможно, заставлял его делать то, чего он не хотел, угрожал ему и его семье, но он никогда не держал Малфоя взаперти — по крайней мере, если верить протоколам судебных заседаний и копиям воспоминаний, хранившимся в комнатах для вещдоков в Министерстве. Насколько было известно Гермионе, последние четыре года Малфой варился в собственном соку, убеждая себя во всем, чему его когда-либо учили, все больше склоняясь в правильности геноцида людей, которые его сюда посадили, и оставаясь высокомерным расистом, даже если именно он был тем, кто извалялся в грязи.
Кингсли считал, что это единственный способ проникнуть в стан врага и раздобыть информацию, что это единственный человек, которому они могли хотя бы немного доверять при условии правильно выстроенных принципов, границ и мотивации. Этот способ все еще не нравился Гермионе и не вызывал доверия, но это был единственный вариант внедриться в Возрождение и сделать это быстро.
Малфой долгое время молча смотрел на нее. Его сжатые челюсти выдавали, что он пытался самостоятельно разобраться в происходящем, не задавая вопросов, но не мог.
— Чего ты от меня хочешь?
— Чтобы ты присоединился к Возрождению. — Вот так, прямолинейно и просто.
Он посмотрел на нее, и в его голосе послышалось недоверие:
— Ты хочешь, чтобы я стал шпионом?
Гермиона кивнула.
— Да, мы получим от тебя информацию, найдем их укрытия и доставим сюда.
Он открыл рот, поколебался, прежде чем заговорить, и наклонился вперед:
— И я получу?
— Министерство снимет арест с Малфой Мэнора и вернет твоей матери. Тебя освободят, без ограничений. — Еженедельные проверки скорее можно было считать требованием, чем ограничением.
— Освободят, — сухо повторил он и выглядел сердито, когда она кивнула. — И?
— Что и? — Не мог же он в самом деле рассчитывать на что-то еще сверх предложенного.
— В чем подвох, Грейнджер? Не оскорбляй мой интеллект, притворяясь, что его нет.
Он посмотрел на папку, словно ожидая, что она сейчас снова ее перевернет и раскроет зловещий замысел против него.
Гермиона заерзала на стуле, разглаживая складку на рукаве.
— Тебя не освободят, пока ты не выполнишь Задание.
Малфой сузил глаза, или это отблеск свечей произвел такой эффект.
— А если это продлится дольше, чем срок заключения?
— Я не думаю, что на это уйдет больше восьми лет. Мы не ждем, что ты найдешь всех Пожирателей Смерти — просто всех причастных, если только они не сбегут поодиночке.
Малфой испустил тяжелый вздох и откинулся на спинку стула. Она молчаливо ждала, пока он рассматривал свои наручники.
— Я знаю, у тебя были проблемы с Пожирателями, и маловероятно, что тебя примут с распростертыми объятиями. Но сообщение о твоем побеге из Азкабана и прилагающийся список нарушений, включая попытку воссоздания армии Пожирателей Смерти, должны помочь. Они решат, что тюрьма тебя ожесточила, и ты сделал свой выбор.
Он перевел на нее свирепый взгляд, и рука Гермионы снова потянулась к бедру, прежде чем она себя остановила.
— Рисковать жизнью ради досрочного освобождения.
— Сократишь срок на восемь лет, если не больше. Твоя помощь также будет оценена должным образом. — Она была уверена, что он без дальнейших объяснений поймет, что скрывается за этой фразой.
Малфои могли восстановить свою репутацию, какой она была до начала Второй магической войны: Люциус, который бы клялся, что был под Империусом, Нарцисса, совравшая Волдеморту о смерти Гарри, и Драко, содействовавший подавлению Возрождения Пожирателей. Они бы снова заняли приемлемое положение в обществе, позволяющее им оказывать на него влияние. Мысль об этом вызывала жжение в груди Гермионы.
