— Я говорила тебе не делать этого! Я говорила тебе, что я решила, что нельзя этого делать! По очевидным причинам! По причинам настолько очевидным, что ты идиот, раз не понимаешь, что они достаточно весомы, чтобы этого не делать!
Гермиона поняла, что ее голос практически сорвался на крик, и это было единственным, что удержало ее от дальнейшего выплескивания взявших верх эмоций. Неважно, что она находила его привлекательным. Неважно, что она каким-то образом привязалась к нему, потому что это был естественный результат длительного воздействия на человека чего бы то ни было. Неважно, что она могла не стыдиться быть с ним ходячим напоминанием о войне, потому что они оба боялись звуков в темноте и поворачивались к стене спиной. Неважно, что ей нравились его улыбка и хмурый взгляд, и споры с ним, и то, как он ее бесил, и сотни других вещей. Неважно было и то, что она постепенно обнаружила, что Малфой представлял собой намного больше, чем она когда-либо о нем думала. Ничто из этого не имело значения, потому что были границы…
— Границы! Нельзя пересекать их, словно какой-то идиот!
Она развернулась в сторону туннеля и начала рыться в кармане в поисках спичек, когда позади нее раздался стук. Гермиона выхватила палочку, роняя на пол коробок, и повернулась к двери камеры. Малфой смотрел на нее через окошко, и она смотрела в ответ, чувствуя, как пылают щеки.
Гермиона снова наполовину развернулась к туннелю и замерла, понимая, что если сейчас просто уйдет, то он не оставит ее в покое. Она нахмурилась, глядя на дверь и вертя в пальцах ключ, а затем повернула назад, готовая к спору. Они еще какое-то время смотрели друг на друга сквозь стекло, прежде чем Гермиона вставила ключ и повернула его в замке. Ей пришлось, как обычно, упереться ногами в пол, чтобы дверь поддалась, вот только на этот раз она приоткрыла ее ровно настолько, чтобы услышать и быть услышанной, ничего более.
Малфой очевидно не был готов довольствоваться столь малым пространством, потому что просунул в щель руку и толкнул дверь в бок — та отлетела в стену. Но еще до того, как раздался звук удара, он снова поцеловал Гермиону, обхватывая ладонью затылок и удерживая ее на месте.
Она отклонилась, но Малфой потянулся за ней, а затем она подалась к нему всем телом, и его рука обвила ее за талию. Гермиона чувствовала, как внутренности сжимаются и переворачиваются, ее пальцы покалывало, в ушах шумела кровь.
Она сжала в горсть его рубашку, и Малфой притянул ее ближе. Ее грудь прижалась к его, и, находясь так близко, Гермиона ощутила, что он был больше и сильнее, чем ей казалось до этого. Рука Малфоя сместилась вместе с тканью ее блузки, и она почувствовала, как исходившее от него тепло проникло сквозь тонкую одежду. Его язык потерся о ее, когда он слегка качнулся назад, а затем их губы снова притянулись друг к другу, будто разноименные магниты, лаская, посасывая и покусывая, прежде чем Малфой отстранился, обдавая ее щеку горячим дыханием.
Гермиона издала судорожный вздох. Продолжая стоять с закрытыми глазами, она концентрировалась на каждой точке их телесного контакта. На том, как разжимался и сжимался его кулак, приводящий в движение мышцы и сухожилия его руки, обвитой вокруг нее, на быстром подъеме и опускании его груди, на щетине, касавшейся ее щеки, на его дыхании, которое переместилось к ее челюсти, шее, плечу.
— Что ты делаешь? — Едва слышно прошептала она, не уверенная, что ее слова вообще были различимы.
— Не знаю, — его ответ из-за сбившегося дыхания звучал также неразборчиво.
Гермиона ожидала, что Малфой резко отстранится, но он действовал поэтапно: отпустил ее рубашку, провел рукой по спине, царапнул щетиной щеку, качнулся вперед, прежде чем отступить назад — руки соскользнули с его груди. Гермиона наблюдала, как его ноги сделали три шага в глубь камеры, прежде чем она решилась поднять подбородок, чтобы встретиться с ним взглядом.
— Но если я идиот, то и ты тоже недалеко ушла.
Малфой вглядывался в нее, возможно, ожидая, что эта информация осядет в ней осознанием, но проблема была как раз в том, что Гермиона уже давно все осознала. Когда он впервые поцеловал ее, а она не оттолкнула. Когда впервые подумала о том, чтобы поцеловать его самой. Единственное чего она не знала тогда, что это обоюдно.
— Спокойной ночи, Грейнджер.
На этот раз дверь закрылась со щелчком.
25 ноября, 21:17
Динь… ди-инь… динь…
Гермиона поерзала на скамейке, сложила руки на коленях и посмотрела на туман. Когда она открыла сегодня вечером дверь камеры, ее сердце подпрыгнуло, как будто оно готовилось к тому, что Малфой снова накинется на нее с поцелуем. Но этого не произошло, и они до сих пор не обменялись ни единым словом.
Итак, это произошло дважды, хотя уже после первого раза стало очевидно, что Гермиона не сможет просто игнорировать случившееся. Она могла вести себя как ни в чем не бывало, но продолжала постоянно прокручивать эти воспоминания, а значит, мысли о Малфое занимали слишком много места в ее голове, и это безмерно раздражало. В мире было не так много вещей, которые в ее личном рейтинге стояли ниже, чем то, что она вела себя как дура.
Увлечься Малфоем за последние несколько месяцев, почувствовать… интерес к нему — это было не так уж плохо. А вот действовать — другое дело.
— Малфой…
— Я собираюсь предложить выпить несколькими командирам, которые ближе всего к верхушке. Если кто-то за ее пределами и знает, где находятся артефакты, так это они.
— Хорошо.
— Есть вероятность, что они предпочтут собраться Риме. — Гермиона подумала, что, пожалуй, впервые от него услышала кодовое название дома. — Мы в любом случае аппарируем снаружи, но такой расклад возможен.
Ладно. Задание, значит. Это хорошо.
— Вы сегодня допрашиваете рекрутов?
Послышался шорох ткани — Малфой, должно быть, отрицательно покачал головой.
— Тренировка, потом собрание командиров.
— Значит, если ты вернешься выпить в их компании, то… не раньше полуночи. — Гермиона не знала, зачем утруждала себя выяснением этих деталей. Чем больше она будет знать, тем больше станет нервничать, начиная с той же секунды, как только за ним захлопнется дверь.
— Не раньше.
Она кивнула, оглядываясь в туман.
26 ноября, 03:39
— …и те, что в Лондоне, но это единственные, о которых они упомянули конкретно. Они не указывали точное местонахождение.
— Ничего в мире магглов?
Малфой покачал головой, с тревогой наблюдая за ней, пока Гермиона концентрировалась на непонятных образах, выходящих из-под кончика ее пера.
— Пока нет. Они захотят обезопасить для себя волшебный мир, прежде чем примутся за магловский.
— А что насчет магических устройств?
Она оторвала взгляд от пергамента, когда порыв ветра швырнул в стекло капли дождя, ее рука автоматически легла на палочку и оставалась там до тех пор, пока Гермиона не убедилась, что это только буря. Она надеялась, что непогода уляжется до того, как придет время возвращаться в Азкабан, но, похоже, у природы были другие планы. Она почти закончила записывать его показания, а оставаться в Риме было не вариантом.
Малфой пожал плечами.
— Речь не шла о чем-то конкретном. Среди них есть по крайней мере два, которые провоцируют пожар, один обжигает кожу, один оглушает, еще один вызывает какое-то чрезмерное кровотечение — они не упоминали, каким образом. Я проявил инициативу и сказал, что мог бы сам разместить некоторые из них.
Это была единственная хорошая новость, которую она услышала с тех пор, как Малфой начал рассказывать о сегодняшней встрече.
— Хорошо. — Гермиона отложила перо и снова посмотрела в окно, прежде чем взглянуть на него. — Тогда это все на сегодня.
Вопреки ожиданиям Малфой не начал вставать, подавая сигнал, что готов выдвигаться, а просто продолжал наблюдать за ней, ожидая ее решения. Гермиона понимала, что путешествие на лодке по морю в такую непогоду — прямой путь к переохлаждению, но не было никаких гарантий, что через час станет лучше, зато она твердо знала, что выматывающая неловкость от нахождения с Малфоем в одной комнате никуда не денется.