Нарциссе Малфой.
На обратной стороне стояла восковая печать, и, несмотря на зудящую потребность сломать ее и ознакомиться с содержимым, она снова перевернула конверт. Малфой, должно быть, подгадал момент и сунул его в портфель, когда она была в туалете или что-то в этом роде.
Гермиона провела пальцем по краю бумаги, чувствуя, что эта тонкая линия была олицетворением хрупкого доверия или же отчаяния. Она убрала письмо обратно в портфель и откинулась на спинку стула, все смотря, смотря и смотря прямо перед собой.
19 ноября, 16:36
Гермиона вытащила бутылку шампуня и упаковку бритв, а затем отодвинула в сторону упаковку туалетной бумаги, обнаруживая под ней несколько банок с супом.
— Доставка из Министерства?
— Ага. — Она сложила вещи обратно в коробку. — Здесь еще несколько банок твоего супа с фрикадельками.
Гермиона подняла взгляд на Малфоя: светлые волосы, бледная кожа, белая рубашка — само олицетворение зимы в окружении вихря из крошечных снежинок. Земля еще не успела достаточно остыть, поэтому снег, касаясь поверхности, тут же таял, не образуя покрова, но все вокруг было холодным и мокрым. Она ухмыльнулась при мысли, что Малфой похож на Джека Фроста{?}[персонаж англо-саксонского фольклора, олицетворяющий собой зиму и лютый мороз], но, прежде чем решила озвучить эту мысль, с сожалением поняла, что тот не оценит маггловской шутки. Гермиона уже хотела было надеть варежки, но отвлеклась на снежинку, упавшую на ее ладонь. Возможно, это был уловка ее мозга, чтобы перестать концентрироваться на близости склонившегося рядом Малфоя.
— Здесь ведь нет ничего из той дряни Уизли, не так ли?
Она закатила глаза. Малфой полез в коробку, скользнув своей рукой по ее — Гермиона чувствовала исходящее от него тепло даже через джемпер. Ее рукав слегка задрался, когда он, выудив из недр какую-то банку, выпрямился.
— Гарри положил их в прошлый раз, потому что подумал, что они могут быть полезны. Это не его вина или вина Уизли, что ты сразу же выбросил их в мусорное ведро и активировал.
От Малфоя пахло мылом, и это был единственный аромат, который витал в воздухе. Гермиона была уверена, что обязательно должна была быть примесь чего-то еще: ее шампуня, духов или чернил, вечно оставлявших следы на пальцах, но ее рецепторы почему-то улавливали только этот горько-чистый запах, отсекая прочие. Малфой был очень и очень близко. Словно в подтверждение Гермиона тут же поскользнулась на раскисшей земле и коснулась его плечом.
Этот мягкий контакт заставил его перевести взгляд на девушку. Кончик его носа порозовел от холода, и ее подсознание ассоциативно связало этот цвет с оттенком его губ. Подсознание, да. Гермиона ведь обычно никогда не смотрела на губы Малфоя и не думала о них. Поэтому она усилием воли снова подняла глаза — его взгляд был направлен на ее рот.
Гермиона прочистила горло и поглубже натянула свою вязаную шапку, пытаясь скрыть горящие уши. Возможно, она перестаралась — перед глазами возникла шерстяная преграда, и ей пришлось влажными варежками снова приподнять шапку, от чего смущение только выросло, а уши заполыхали с новой силой.
— Ну, — пробормотала она, поворачиваясь, — ты получил…
Он схватил ее за запястье, и сердце Гермионы на мгновенье запнулось, а потом пустилось галопом, опережая мысли в затуманенном разуме. Малфой потянул ее на себя, и ее туфли заскользили по грязи. Он сделал шаг навстречу, снова впиваясь взглядом в ее губы. Его рука была сухой и теплой на ее замерзшей щеке — пальцы скользнули по скуле, замирая около уха. Малфой снова потянул ее вперед, наклоняя голову.
Его губы были сухими и прохладными, а еще такими же мягкими, какими их рисовало ее воображение. Гермиона отстранилась и посмотрела на него широко распахнутыми глазами. Во взгляде Малфоя читалась то ли решимость, то ли злость, когда он снова притянул ее к себе, на этот раз мягче. Пальцы одной руки по-прежнему едва касались уха, в то время как пальцы другой впивались в ее запястье железной хваткой.
Четыре, пять ударов сердца — и Гермиона закрыла глаза, крепко зажмуриваясь. Ее губы приоткрылись под его натиском — их теплое дыхание перемешалось, а желудок скрутило от волнения. Нет, нельзя, нет. Она скользнула языком внутрь, судорожно сжимая в кулаке рубашку на его бедрах.
Малфой целовал ее медленно, исследуя каждый уголок податливого рта, в то время как его руки задавали совсем иной темп, подстраиваясь под сумасшедшее биение ее сердца. Они перемещались по ее шапке, зарывались в волосы, скользили по щекам, ласкали шею, гладили плечи. И от этих движений ей хотелось целовать его быстреежестчесильнее.
Поцелуй стал глубже, сопровождаясь медленными движениями языка и легким покусыванием губ. Но как только Малфой чуть сильнее сжал ее плечи, что-то в груди Гермионы задрожало. Она уперлась ладонью ему в грудь, пытаясь оттолкнуть, но тот не шевельнулся. Тогда она поспешно отвернулась сама, и его горячее дыхание обожгло ее щеку и шею, вызывая табун мурашек.
О Боже.
Гермиона пыталась думать, но все ее мысли сводились к покалыванию на губах, теплу его тела и тяжести рук, все еще лежащих на ее плечах. У нее заныло где-то за грудиной, и казалось, что кровь перемешалась и потеряла ориентиры, не зная, в каком направлении теперь бежать. Затем она почувствовала под ладонью другой пульс, не совпадающий с ритмом биения ее сердца в основании горла и в ушах… сердцебиение Малфоя — быстрое и сильное.
Ей нужно уйти. Ненадолго, просто, чтобы успокоиться, привести мысли в порядок, напомнить себе, почему она не должна вот так стоять: с ладонью на его груди, и мурашками на коже, почему не должна вспоминать ощущение его губ на своих или стремиться изучить каждый уголок его рта, исследуя его снова и снова, словно стараясь выучить наизусть. Потому что все это неправильно. Это то, что она зареклась никогда не делать. Неважно, насколько близко он был, или как часто она ловила себя на мысли об этом, когда теряла контроль над разумом и не пыталась его занять чем-то другим.
Она только что ответила на поцелуй, потому что он внезапно оказался так близко, и не было ничего, чтобы могло бы ее отвлечь в этот момент. И Гермиона уступила, чувствуя, как крошится под влиянием момента каменная решимость не допустить происходящего. Она знала, что должна была оттолкнуть Малфоя, но иногда, когда самоконтроль давал слабину, ей хотелось стать ведомой и следовать за ним. Ей хотелось ему ответить.
— Ладно, — скорее выдохнула, чем произнесла она.
Гермиона сделала шаг в сторону, и их руки разомкнулись. Она прижала ладонь к животу, словно пытаясь унять бушевавший там шторм переживаний и эмоций, и могла поклясться, что все еще чувствовала его сердцебиение: уже не такое сильное, но глубоко проникшее под кожу.
Она направила палочку на коробку, поднимая ту в воздух — посылка, покачиваясь, зависла над землей, разбавляя окружающую тишину перезвоном и перестуком ее содержимого.
— Я, э-э… отлевитирую это… тогда. — Коробка почти опрокинулась, когда ей пришлось развернуть ее, направляя в обход Малфоя. Он все еще стоял на том же месте, сжимая пальцы в ладонях, но Гермиона не решилась поднять глаза, боясь встретиться с ним взглядом и увидеть выражение его лица. — Эмм…ладно.
21 ноября, 04:06
Она отступила в сторону, пропуская Малфоя в камеру. На восьмом уровне было достаточно холодно — Гермиона даже немного удивилась, что выдыхаемый ей воздух не превращался тут же в облачко пара. Ее глаза остановились на тонком одеяле на его койке. Она прочистила горло, чувствуя, как начинают гореть щеки.
До этого момента они оба делали вид, что ничего не произошло. Пока Гермиона шла к Риму, она убедила себя, что скажет ему все… часть того, что она об этом думала, но в итоге и вовсе промолчала. Тот момент в снегу казался ей сном, и из-за этого ей было легче принять… ее принятие. Но как бы Гермиона ни игнорировала произошедшее, что не мешало ей постоянно прокручивать поцелуй в памяти, сейчас пришло время коснуться этой темы. Лучше так, чем если Малфой поймет ситуацию превратно.