— Как будто одного страха было недостаточно.

— Нет. Как заставить могущественного волшебника со Светлой стороны присоединиться к Тьме? Это невозможно. Как помешать людям создавать очаги сопротивления или группы, настроенные на революцию? Никак. Но можно подлить зелье в еду в промышленных масштабах и каждую ночь внушать по беспроводному и маггловскому телевидению, а также через динамики на улицах те идеи, в которые вы хотите, чтобы люди поверили, мысли, которые вы хотите, чтобы они имели, действия, которые вы хотите, чтобы они совершали.

— Промывание мозгов. Никакого сопротивления.

— В яблочко.

— Это ужасно.

Малфой пристально посмотрел на нее, а затем снова откинулся на спинку стула.

— Они еще не разобрались, как заставить эту идею работать. Но все зельевары, которых они собрали в лаборатории, лучшие в своем деле, поэтому если это в принципе возможно, то они это обязательно выяснят.

Гермиона судорожно выдохнула, выделяя жирной чертой раздел на своем пергаменте.

— Мне нужно, чтобы ты попытался разузнать, какие ингредиенты используют исследователи. Те, что мы получили раньше, выглядели как Оборотное, Веритасерум и непонятные смеси с массой вариантов сочетания между собой, так что…

— Они работают над тем, чтобы продлить время действия Оборотного зелья. Я ничего не знаю, но уверен, что есть и другие задумки.

Гермиона кивнула, записывая его комментарий про Оборотное.

— Ладно, посмотрим, что ты сможешь выяснить. — Она подвела черту под абзацем, а затем разметила новый участок на пергаменте.

— Ты нашел что-нибудь еще?

— Темномагические предметы. Я не знаю, что это такое и что они делают, но они планируют разместить их в общественных местах в замаскированном виде: как части фонарных столбов, мусорных баков, внутри витрин — и использовать по необходимости. Возможно, они уже начали это делать.

Гермиона потерла лоб, чувствуя, как начинает разрастаться головная боль.

— И ты не знаешь, где?

— Пока нет.

— Это часть глобального плана?

— Очевидно, но я не знаю ее предназначение.

Гермиона сделала очередную пометку на своем пергаменте, ощущая гул магии в крови, настойчиво требующий, чтобы она немедленно, сегодня, сейчас выломала каждую дверь и ворвалась в каждый дом, принадлежащий Возрождению, и разнесла всё — их — в клочья. Было ощущение, что все они — фигуры, расставленные перед сражением на гигантской шахматной доске, и пока Светлая сторона спала, Темная заняла все нужные клетки, чтобы победить в кратчайшие сроки и с наименьшими потерями. Да, знания об общей диспозиции все еще были ценны, но без понимания, откуда начнут двигаться фигуры и в каком направлении, почти бесполезны.

— Нам не приходится надеяться, что они поделятся своим планом сразу, — тихо продолжила Гермиона после паузы, — но постарайся выяснить как можно больше деталей: где собирается верхушка, как передвигается, где они часто бывают, какие у них связи, кто им помогает. Если мы вычислим ключевые точки и сможем нанести удар по всем одновременно, это будет куда как быстрее и эффективнее, чем действовать пошагово.

Малфой медленно покрутил на столе вновь наполненный стакан — казалось, еще чуть-чуть, и вода перельется через край, но этого не происходило.

— И как ты собираешься это сделать, Грейнджер? Прорваться через ворота и всех арестовать? Это восемь аристократов, тринадцать командиров и более двухсот рекрутов, и их число растет с каждым днем. Сколько авроров и оперативников в Министерстве?

— Их число не имеет значение. Главное — горячее сердце, мастерство и готовность сражаться, даже при условии, что открыть дверь получится только снеся ее с петель. Так мы выиграли войну.

— На войне не бывает универсального рецепта победы. То, что сработало в одном сражении, может оказаться неэффективным в другом, — он перестал вращать стакан, — лучше запереть двери и поджечь штаб, а уже потом сосредоточиться на других локациях.

— Нет, — он поднял бровь в ответ на ее качание головой, — то, что мы ценим и уважаем человеческую жизнь, заставляет нас бороться с самого начала. Я могу многим пожертвовать, Малфой. Я могу пожертвовать своей жизнью. Но я никогда не пожертвую тем, во что верю. Никто из нас этого не сделает…по крайней мере, не большинство.

На лице Малфоя появилось странное выражение, и под его изучающим взглядом Гермиона внезапно почувствовала себя еще более неловко, чем прежде, когда у них случались похожие моменты.

— Ты вся само воплощение света, доброты, наивности и иногда честности. Это почти заставляет забыть, как тебя покалечила война.

— Война меня не покалечила, — тут же ощетинилась Гермиона.

Он ухмыльнулся.

— А вот и честность. — Малфой выпрямился на стуле, пока Гермиона продолжала буравить его взглядом. — Расслабься, Грейнджер. Война покалечила всех. В этом нет ничего постыдного.

Пощипывание в глазах — не та реакция, которую она ожидала, и Гермиона уставилась в пол, сглатывая комок в горле. Стыд. Быть такой смелой, а потом бояться каждый день. Так упорно бороться, а потом не иметь возможности оценить результат. Не смочь привести саму себя в порядок. Быть самой себе постоянным напоминанием.

— Я знаю, — ее голос прозвучал напряженно.

— Нет, не знаешь.

— Ты тоже, — Гермиона подняла глаза на Малфоя.

Повисла предгрозовая тишина, в воздухе сверкали молнии понимания, от которого им обоим стало некомфортно. Затем он снова принялся крутить стакан, и зрительный контакт был разорван.

15 ноября, 17:16

Она подпрыгнула, подзывая к себе портфель, но не успела поймать его, как Малфой наложил заклинание на ее лицо — кожу закололо прохладным покалыванием магии. Портфель отскочил от кухонных шкафчиков и грузно приземлился на стойку; в помещение вошел невысокий пухлый мужчина, тут же уставившийся на Гермиону. Она затаила дыхание, борясь с инстинктивным желанием выхватить палочку из кармана и надеясь, что заклинание Малфоя достаточно изменило ее внешность. Гермиона узнала мужчину по воспоминаниям Малфоя — как бы жестоко тот ни пытал человека, он делал это с абсолютно беспечным видом, как если бы читал тому вслух занятную книгу.

Мужчина ухмыльнулся, обнажая белые, маленькие и ровные зубы, и перевел взгляд на Малфоя. Гермиона медленно запихнула коробочку с портключом обратно в карман и крепче сжала палочку — она либо разыграет эту партию, либо попытается выбраться. Малфой выглядел спокойным, почти скучающим, он сделал шаг вперед, почти полностью закрывая ей обзор своей спиной.

— Что ты здесь делаешь, Грин?

Если он снизошел до разговора, то его заклинание, должно быть, сработало достаточно, чтобы ее не опознали сразу.

— Я не знал, что у тебя гостья.

— Бывают моменты, когда в них возникает необходимость, — произнес Малфой, растягивая слова, и холодность его тона отозвалась тяжестью в ее животе.

— Верно. — Грин шагнул вперед. Свет свечи и лучи угасающего солнца высветили его короткие, идеально причесанные волосы, которые то ли намокли, то ли пали жертвой слишком большого количества средства для укладки. — Хотя потом слишком много возни с уборкой. Ты теперь командир, Малфой. Тебе не нужно искать их самому.

Грин снова посмотрел на Гермиону, и она расширила глаза, чтобы смягчить злобу, полыхающую в ее взгляде. Она всего лишь девушка-маггл, поэтому лучше было выглядеть испуганной, чем кровожадной. Кроме того, если у него зародились сомнения, кто знает, как пристально он будет присматриваться к ней.

— Обливиэйта достаточно, — резко ответил Малфой, на что Грин хмыкнул что-то неразборчивое, скользя взглядом по телу Гермионы. Она едва сдерживалась от желания пошевелиться, ослепить его, проклясть, а затем отскрести свое тело до зудящего скрипа.

Испуганная маггла, испуганная маггла. Она сбежит. Маггла бы ведь должна была испугаться: мужчина, из ниоткуда появившийся в коридоре, разговор с использованием странных слов, зловещая ухмылка на лице Грина.

— Убийство может быть проблематично, — пробормотал Грин, — лишнее привлечение внимания.