Гарри кивнул.

— Да, этот человек прямо нарывался, чтобы его поймали. Середина дня, оживленный район, волшебный мир и никаких попыток побега.

Малфой смотрел в пол, его челюсть сжалась, как обычно случалось, когда он погружался в тяжелые раздумья. Гермиона скрестила на груди руки, встречаясь взглядом с Гарри.

— Он ничего не сказал?

— Ничего о Возрождении. Несколько раз упоминал отца, угрожал нам, говорил, что Люциус заставит нас заплатить, — пожал плечами Гарри. Малфой посмотрел из-под прищуренных век, его лицо приобрело жесткое выражение.

— Они хотят добраться до Люциуса? — предположила Гермиона.

— У них есть кто-то в Азкабане, — возразил Малфой, — они могли бы сделать это, не запирая человека в камере.

—Может, это просто какой-то псих, который увидел плакаты с объявлением о розыске Малфоя? Может быть, он знал о Малфое достаточно, чтобы исполнить его роль? Маловероятно, но возможно.

— Нет, — Малфой поднял голову, — здесь точно замешана аристократическая верхушка. Полагаю, они решились на фокус с Оборотным, чтобы предоставить мне бóльшую свободу действий, устранив из уравнения Министерство. Им невыгодно, чтобы меня искал весь волшебный мир. Кто знает, что еще они задумали. Использование моей личины для проникновения в Азкабан явно зачем-то им нужно.

Гарри покачал головой.

— Но Оборотное не действу…

— Я же уже говорил вам, что у них есть кто-то в Азкабане. После побега меня бы поместили в камеру строгого режима — никакого доступа к общественным местам, никаких посещений, зачарованный поднос с едой. Самое большее, что могли бы увидеть другие, если бы заглянули в дверное окошко — это какого-то блондина…

— Все равно остаются душ и регулярные обыски, — перебила Гермиона.

— Возрождение уже в Азкабане, — возразил Малфой. — Кто бы ни был тем охранником, который провожал бы фальшивого меня в душ и проводил обыски в камере, он у них есть. Особенно обыски. Я думаю, они планировали держать Оборотное прямо в камере.

— Зачем кому-то на это соглашаться? Побег прибавляет годы к сроку, а потом использование проклятий…

— Они сказали ему, что Возрождение скоро победит, и он будет освобожден и вознагражден. Ты бы не согласилась?

Согласилась.

— Мы можем подождать, пока Оборотное перестанет действовать? Веритасерум?

— Он не будет знать ничего, кроме того, что должен был оставаться в образе фальшивого меня. Возрождение не рискнуло бы посвятить его в план заранее…

— Ты ничего не знал об этом? — уточнил Гарри.

— Нет. Но мое видение ситуации кажется наиболее логичным.

Гарри медленно кивнул.

— Тогда мы не будем мешать воплощению этого плана. Выясним, кто из охранников в этом замешан, и постараемся разгадать замысел. Посмотрим, не связан ли он с Люциусом или каким-то масштабным планом по захвату тюрьмы и освобождению заключенных Темной стороны.

— Гарри, постарайся задействовать своих лучших специалистов по Обливиэйту и имплантации фальшивых воспоминаний. Один промах…

— Я знаю. — Гарри долго смотрел на них обоих, а затем кивнул. — Я позабочусь об этом. Гермиона, я поговорю с тобой позже.

Гермиона смотрела, как тот уходит, а затем перевела взгляд на Малфоя. Их глаза встретились, она приподняла брови, растягивая губы в лукавой усмешке.

— Подумать только, теперь у нас целых два Малфоя! Этот ужас когда-нибудь закончится?

— Меня посещает тот же вопрос каждый раз, когда ты открываешь рот, чтобы выдать нечто подобное.

10 ноября, 11:44

— Грейнджер, какого черта ты там делаешь?

Ей было интересно, когда его бормотание станет достаточно громким и разборчивым, чтобы она смогла понять, на что он злится в этот раз.

— Мой… я одеваюсь.

Она сняла с волос ленту, снова скручивая ее. Душ извергал клубы горячего пара, из-за чего в ванной царил ад, а она перегрелась и вспотела.

— Мне нужно в туалет.

— Выйди на улицу или что-то в этом роде. — Честное слово, для мужчин это не было такой уж проблемой, тем более его никто не мог увидеть.

Воцарилась тишина, за которой последовал скрип половиц.

— Ты ведь не серьезно, — его голос приблизился.

Еще одна заколка, и… ладно. Сомнительно, но ладно. Гермиона посмотрела левым глазом в разбитое зеркало и схватила банное полотенце, которое использовала, чтобы вытереть лицо.

— Грейнджер, просто…

— Я еще не закончила, — фыркнула она, натягивая штаны.

— Спустя сорок пять минут?

— Ты преувеличиваешь.

— Нет, уже сорок восемь.

Гермиона закатила глаза, застегивая брюки, затем потянулась к дверной ручке, но остановилась. Она провела рукой по рубашке, проверяя в ужасном оранжевом освещении ванной, нет ли на той складок, а затем наконец открыла дверь.

— Бежевый вернулся, как я погляжу. — Малфой медленно просканировал ее взглядом, как будто она была одета во множество цветов, названия которых он забыл.

Гермиона снова разгладила рубашку, а затем нервно сжала руки, когда его глаза сфокусировались на ее горле.

— Мм…тебе надо пописать?

— Нет, — протянул он, встречаясь с ней взглядом и отступая, чтобы дать ей проскользнуть мимо, — у меня возникла острая необходимость посмотреть на себя в зеркало.

Она фыркнула, и Малфой бросил на нее предупреждающий взгляд, прежде чем дверь за ним закрылась.

11 ноября, 05:34

Гермиона устроилась на своем привычном месте, а Малфой расстегнул мантию и достал бутылку огневиски. Он поставил ее на стол и бросил мантию на спинку стула, затем ослабил манжеты, закатывая рукава рубашки до локтей, и две верхние пуговицы. Мышцы и сухожилия его предплечий напрягались и смещались под бледной кожей, покрытой золотистым пушком. Гермиона перевела взгляд на выцветшую Темную Метку и шрамы на груди — опознавательные знаки войны. Их оставил на нем другой вид гнева, и ее сознание, раз за разом неумолимо воспроизводящее воспоминания, взрывалось от звука его крика.

Малфой повернулся, подошел к кухонному уголку и достал из шкафа два стакана.

— Мы не пьем, — произнесла Гермиона самым строгим голосом из имеющихся в ее арсенале.

Он поставил стаканы на стол перед своим стулом, потом сел и открыл бутылку огневиски.

— Но сегодня мы выпьем.

— Малфой…

— Возможно, праздновать маленькие победы не менее важно, чем и конечную цель, Грейнджер.

Гермиона сдвинула брови, увидев, как он наполняет стаканы наполовину.

— И что же мы празднуем? — Он неопределенно хмыкнул, пододвигая к ней один из стаканов, и от накатившего волнения ее сердце забилось быстрее. — Тебя… назначили командиром?

— Меня назначили командиром.

Его губы дернулись, прежде чем расплыться в улыбке, и она протянула руку, беря стакан.

— Очень хорошо.

— Очень.

— Конечно, мы не можем отвлекаться на маленькие победы, ведь важна конечная цель.

— Если не будет маленьких побед, мы никогда не достигнем конечной цели.

— Но конечная цель…

— Грейнджер, — он поднял брови, когда Гермиона посмотрела на него, — я слизеринец, для моего честолюбия не существует иных целей, кроме конечных, но в какой-то момент каждому человеку может не хватить сил продолжать идти к ним, если у него не будет наглядных подтверждений, что он сможет туда добраться. И эта победа — не отвлечение. Мы все знаем, что это не конец, пока все по-настоящему не закончится. Но теперь мы на шаг ближе.

Гермиона кивнула, проводя большим пальцем по краю стекла.

Их стаканы с огневиски встретились звоном на полпути.

14 ноября, 04:28

Гермиона постучала концом пера по пергаменту, а затем посмотрел на Малфоя, который в этот момент сделал глоток воды.

— Значит, контроль разума.

Он допил воду и вернул стакан обратно.

— В основном. Это Империус в жидкой форме, за исключением того, что приказы надолго сохраняются на уровне подсознания. После продолжительного использования у человека едва ли найдется собственная мысль, которая не была бы взаимосвязана с имплантированными.