«Дальше пойдешь – пропадешь, лишь гибель свою найдешь», – шепот Духов слился с журчанием реки.

Джей попятился, уперся спиной в стену. Пошевелиться не было сил. Только смотреть, как первый из воинов приоткрыл дверь пошире, выглянул наружу… вдруг отпрянул, закашлялся, зажав рот рукой, а в следующее мгновение рухнул на землю, как подкошенный. Желтый дым просочился в тоннель, не предвещая ничего хорошего.

Остальные воины отступили, как по команде, повязали свои матерчатые пояса на лицо, закрыв рот и нос. Тот, что помоложе, оттащил потерявшего сознание – Джей отчаянно надеялся, что просто потерявшего сознание – в сторону. Кинул его пояс Джею, проворчав:

– Твари болотные!

«Ты за воинов в ответе», – стучало в висках. Сказать: «Уходим» так просто. Вернуться, дождаться другого шанса. Не ввязываться, раз неожиданности не вышло, но…

Другого шанса не будет.

«Не явишься до рассвета – можешь уже не торопиться, мне будет все равно».

Джей не произнес ни слова, когда четверо уставились на него в ожидании команды. Только махнул рукой вперед. Они явно лучше знают, что делать.

Стоявший к двери ближе всех перехватил копье поудобнее, резко распахнул дверь. Метнул копье в промелькнувший силуэт. Вскрикнул, прижал руку к шее. Двое других не обратили на это внимания, бросились в комнату.

За ними… помочь… поддержать… Джей выхватил огнепал. Стук копий из комнаты звучал громче шума в голове.

Сжавшая плечо рука остановила, не дав сделать и шага. Седобородый, оставшийся рядом, замотал головой, указал на лежащего у двери, через которого двое других так легко переступили. Бьющегося в судорогах. Сдавленно хрипящего.

Шмель, жужжа, пролетел над ухом. Джей отмахнулся, но кожу царапнуло. Стало тихо. Слишком тихо. И рука на плече разжалась. Стоявший рядом воин медленно сполз по стене.

Не-человек возник на пороге за мгновение до того, как перед глазами помутилось. Поднес к лицу странную трубку… Палец дрогнул сам собой, и Джей с удивлением увидел огненную вспышку у дула все еще крепко сжимаемого огнепала. Хлопок раздался мгновением позже, а следом мир выключился, будто по щелчку.

Глава 4. Проверка на верность

Улюлюканье за едва уместившим всех бойцов столом было слышно еще с противоположного крыла дворца, и стихать, кажется, не собиралось.

– Видали, как улепетывали? – смог разобрать Матиас среди гвалта, подходя к обеденному залу. Единственному помещению, что могло уместить сразу всех. – Тока пятки сверкали!

– Нипочем нас отсюда не прогонят уже, тощно говорю, – уверял другой голос.

Стаканы звенели, и звон этот был намного приятней недавнего боя барабанов. Наверное…

– Хэй, шагери, скажи же, – заплетающимся языком выговорил Прэйт и хлопнул только что переступившего порог Матиаса по плечу.

С такой силой хлопнул, что Матиас пригнулся. Возмущаться не стал, видя чересчур довольную рожу одного из лучших своих людей. Пусть веселится. Сегодня. А потом… потом пожалеет, что изрядно перебрал. Уже завтра утром будет ныть и жаловаться, как обычно.

– Что сказать? – Матиас уселся на свободный стул и пододвинул к себе первое попавшееся блюдо. – Что у тебя рука все еще крепкая?

– Не… не, – Прэйт попытался наколоть вареные бобы на вилку, но борьба эта была безуспешной. – Я хотел ска… Шат, чо я хотел сказать? – он обернулся к соседу, но того, похоже, в этот момент больше волновало обилие пены в кружке, чем разговоры вокруг.

– Сам не вспомнишь?

Отказать себе в удовольствии наблюдать, как Прэйт морщит лоб от напряжения мыслей, Матиас не смог. Поставил перед ним взамен опустевшей ту кружку, которую Шат очень уж громко называл неправильной. Глоток из нее мигом освежил Прэйту память.

– Скажи, они уле… улепетывали, как… а, не, ты ж не с нами был. Где тебя вообще носило?

От разочарованного тона, каким был задан вопрос, пропал и без того полудохлый аппетит. Матиас отложил в сторону кусок пережаренного мяса, который и жевать-то было невозможно. Толстуха, которая теперь за главную кухарку, назвала это «лучшим кушаньем, из нашенских лесных древолазок», но Матиас охотнее бы поверил, что приготовлено оно из содранной с ближайших деревьев коры.

– Кто-то же должен был присмотреть, чтоб вы опять от факельщиков не рванули, а, как думаешь?

Сказал нарочно громче, чем следовало бы, и несколько бойцов виновато отвели взгляды. Нет, он не устанет напоминать им, как тогда струхнули и едва не сбежали от зажженного факельщиками огненного кольца. Пусть это и было давным-давно, нельзя позволить им позабыть. И о том, что стало с успевшими сбежать – тоже. Север предательства не прощает, а болота – тем более. И пусть не думают, будто нарядные южные шелка, в которые обрядились, что-то изменят.

Даже Прэйт замолк, хотя уж он-то как раз был не при чем. Всегда рвался в бой. Пусть впереди ждало настоящее пекло, Прэйту это было нипочем. Везунчик. И непонятно, чем так приглянулся удаче: то ли скудным умишком, то ли тем, что не просыхает ни на день.

Зато сейчас, кажется, мигом протрезвел.

– Мы бы не бросили дворец, шагери, – тоном обиженного ребенка, но совершенно твердым голосом проговорил он.

– Верю, – кивнул Матиас. Вернулся было к прерванной «трапезе», однако скрип открывшейся двери, слишком громкий в окутавшей зал вязкой тишине, заставил обернуться.

Смуглый ряболицый парень замер на пороге под взглядами собравшихся. Что-то пролепетал беззвучно. Дверь закрыть не успел, остановленный Матиасом.

– Куда? – он указал парню на валяющиеся на дальнем конце стола фруктовые шкурки вперемешку с мелкими обглоданными костями. – Сор унеси.

«Все равно ни на что больше не годен», – добавил про себя. Тот, кто остался со слабаками, снисхождения не заслужил. Раз уж молодой парень сейчас не по ту сторону холма, где затаились факельщики. Или не гниет среди тех, кто оказался посмелее…

Впрочем, причина стала ясна всего через пару мгновений, когда этот новый прислужник, опасливо косясь на Матиаса, прошел в зал шаркающей походкой. Пытался идти поскорее, и при этом так сильно подволакивал ногу, что за столом послышались смешки.

Парень вжал голову в плечи, дошел до края стола, хоть и оглядывался пару раз на дверь. Не составило никакого труда догадаться: только и помышляет о том, чтобы оказаться отсюда как можно дальше. Однако не развернулся, не умчался прочь, насколько вообще мог бы это сделать. Остановился и в растерянности уставился на остатки праздничного ужина.

Матиасу стало вдруг любопытно, как он выкрутится: сложить-то сор было некуда, и в руках не унесешь. Но парень раздумывал недолго. Расправил длинную рубаху, вытянул вперед подол, так что получилось что-то вроде мешка. Не слишком удобного, надо сказать, но весь сор в нем уместился.

Гогот за столом, на этот раз направленный уже не на прислужника, стал громче, смешавшись со стуком кружек. Матиас тоже сделал глоток, поморщился. Краем глаза заметил, как прислужнику поставили подножку и он чуть было не упал. Все, что пытался удержать в подоле рубахи, конечно, оказалось на полу.

– Топай отсюда, живо, – прошептал Матиас, когда прислужник оказался достаточно близко.

Тот оказался на удивление сообразительным. Ни переспрашивать, ни даже оглядываться не стал, только ушаркал прочь, пока остальные были слишком заняты, чтобы обращать на него внимание.

Дождавшись, пока дверь затворится, Матиас почти беззвучно поставил кружку на стол. В следующий момент неуловимым движением схватил стоящий около стула посох и со всей силы врезал им по колену Шеггу, ставившему парню подножку. На вопль обернулись все.

– Уже не так весело? – спросил Матиас с нарочитым дружелюбием в голосе. Получив в ответ что-то нечленораздельное, в котором читался вопрос «за что?», добавил, указав на рассыпанные остатки еды. – Собери, пока никто в это не вляпался.

Издеваться над врагами – этого Матиас не мог им запретить, да и не хотел. Но прислужники не враги. Уже нет, пусть и вызывают презрение. Его людям не стоит об этом забывать.