– Погодите! – сказал Федька. – Зачем мы здесь?

– Это мы меня провожали, – Катерина говорит, – вот тут мой дом, – и показывает на двухэтажный блочный барак. Старый, его после войны построили.

– Ого, а я думала, там только бездомные живут, алкаши всякие.

– Ну, мы тоже тут пока. До завтра!

И ушла в подъезд. Набрала код на домофоне. Просто ушла.

– Жаль, – сказал Федька, – я только хотел спросить, что она думает о черепашестве.

– Спроси у меня.

– А, да это я и так представить могу.

ЧЕРЕПАШЕСТВО

Что мы знаем о черепашестве? Как можно судить о нём? Только очень отважный человек осмелится сделать вывод обо всех черепахах, видя перед собой только одну из них. Да хоть бы даже и двух!

Совсем другое дело – человек. Как часто встречаем мы в книгах или так, в интернете, рассуждения обо всём человечестве, основанные на наблюдениях за одним или несколькими (до пяти максимум) людьми. Как распространены такие, например, сетования: ах, если б тот человек поступил иначе (если бы был жив, убит, здоров, сыт, весел), как потекла бы далее жизнь человеческая!..

Кто встречал такие же рассуждения о черепахах? Да никто.

Утром и без того настроение хмурое, погода так себе, а тут ещё Ирка. Разумеется, она едет. Придётся держаться от неё подальше.

Дизель – понятно, куда без него. Все эти его ломания – да я не знаю, да ещё подумаю – это для виду только, он так кокетничает. Поедет, куда он денется. Гитару взял, петь будет опять, о боги, услышьте его и заткните же наконец. Одна надежда – напоить Федьку из родника, может, охрипнет. Или осипнет, всё равно, лишь бы не пел вот это вот своё: жираф большой, ему видней. Старьё какое-то, в самом деле. Наверно, это пласт восемнадцатого века, пятьдесят сантиметров ниже уровня поверхности. Или даже семнадцатого. Поёт и поёт каждую ночь, одна радость – днём затыкается. Днём некогда – копает, как бульдозер на дизельном топливе, вот и получается – Дизель. Летом в раскопе только и слышно со всех сторон: Дизель, к нам! Нам помоги, Дизель! Как дурачок, бегает и помогает всем и сам, получается, без участка своего остаётся. Губанов его спрашивает: не жалко тебе без своего оставаться? А Дизелю не жалко, он всё равно тут за компанию со всеми, без амбиций.

Или вот Дарико поехала. Спрашивается, для чего? Унылая как смерть. Квёлая сутра, не получилось выспаться. Конечно, нахватала себе забот, теперь спать некогда. Тут модерирует группу, там администратором вызвалась. Пялится в телефон, ну-ну. Там связь будет так себе, вот у неё начнётся. Ломка. Из-за Льва поехала, ясно же. Можно подумать, кто-то тут не из-за него. Все, все поголовно. И я тоже. Интересно, в этом году он споёт что-нибудь, нет? В прошлом году спел, так Дизель от восторгов в три раза громче потом засипел своё. Не знаю, я на его месте уползла бы куда-нибудь под куст, чтобы в жизни не позориться больше. Нет, до Дизеля не доходит. Воет, и всё.

Ладно, кто там ещё? Давид и Акпер. Казалось бы. Казалось бы, для чего людям, которые собираются поехать жить в Армению, знать, что там лежит в никульчинской земле? Скудной, надо отметить, земле. Дня не проходит, чтобы один или другой не сказали: а у нас в Армении. Или: когда мы приедем в Армению! Счастья, как у маленьких щенят. Глаза горят, наверно, в Армении видно. Отсвечивает что-то. «О, – говорят в Ереване, – это же наши там, Акпер и Давид».

Лилька приползла. Рюкзачина с неё ростом – кто бы объяснил, что брать на два дня? Ладно, на три дня и две ночи. Сегодня только к полудню доедем. Пока палатки поставишь, пока костёр разведёшь – вот и вечер. Ужин. Конечно, до ужина ещё дожить, это же Лев. Его только допусти к земле, он тут же начинает раскопы делать, измерять всё своими угломерами и уклономерами, стрелять из нивелира. Как маленький, увидел землю – считай, пропал. Нет человека, был, а теперь в земле копается. Не Лев, а крот вылитый. Всё. Потеряли. Но нет, он же кричит оттуда, смеётся. «Культурный слой! – кричит из-под сухой полыни, – Всего в тридцати сантиметрах!» Дизель бежит к нему со штыковой лопатой, кричит: «Где? Сейчас!» За ним несутся Давид, Акпер и Губанов. О боги мои. Начинается. Получается, ужин готовить снова нам. Хоть бы воды кто принёс, дров. Вдруг парни срываются с места и бегут в лес. Быстро приволакивают дрова, Губанов тащит воды из родника – ведро, его догоняет Дизель с котлом. Всё успевает: и за дровами, и за водой, и вот он снова первый рядом с учителем. «На лопату!» – кричит Лев. А Дизель уже давно стоит рядом, улыбается во весь рот. Кто бы догадался из мелких в школе, что он может так широко улыбаться! На переменах он идёт и смотрит под ноги – того гляди раздавит первоклашку какого. Правда, никто из начальных классов и не рискует на наши этажи забираться. Они ещё учителей уважают и слушаются. Не то что мы.

Мы приезжаем в Никульчино первыми, вот ещё почему Лёвушка так рад – первыми и копать начнём. Кажется мне, что он всё надеется совершить тут какое-нибудь археологическое и историческое открытие. Да нет, скорее всего, так и есть, не кажется. Вот уж безнадёжно. Нас потому и пускают в Никульчино, что мы ничего толком тут не найдём, ничего не сможем напортить. Как хорошо о нас думают, да?

Через полчаса после нас выруливает автобус. Там люди из Моломы, потом подъезжают из Ильмян, Крежецка. «Хорошо, мы первые успели», – говорит Лилька. Это она про наш лагерь, что мы первыми выбрали место, где поставить палатки, уже развели огонь в нашем костровище. Нашла чему радоваться. Даже если бы мы приехали последними, никто бы наши места не занял. Мы с Лилькой готовим макароны с тушёнкой, Ирка валяется в палатке. Для чего она ездит? Хоть бы тогда на раскопе была, помогла бы чем. Нет. Я на неё посмотрела, а она вдруг говорит: «Ты, Галчонок, наверно, думаешь, чего это я приехала». Вот зараза! Именно так я и думаю. «Но тебе, Галчонок, не понять моей тонкой душевной настройки, так что отвернись к костру и готовь нам ужин. Только смотри, чтоб не пригорело, как в тот раз». И смеётся. Кочерга. И Губанов, слышу, смеётся, и Давид. И даже друг мой Дизель. Но это они над историком. Он, когда работает, свистит тоненько. Нормально не умеет, только как первоклассник какой. Смешно получается: такой взрослый лысый дядька, а так неумело свистит. У костра его даже не слышно, так, если ветер чуток донесёт.

Ладно, эти слова Ирки я пропущу, сделаю вид, что не слышала. Тоже мне, ещё и Галчонком называет. Это только некоторым разрешено.

Вода закипела, где эта Лилька с макаронами? Пора закидывать. Вот она, стоит возле раскопа, пачку в руках держит. Пришлось кричать. Прибежала такая радостная, говорит, что нашли скребок из камня. Кремешок. Каменный век, не просто так. Порядок, у Лёвушки настроение исправится, а то в автобусе был злой, как пиранья. Думала, на людей станет кидаться.

После ужина темно, слава богам! Совсем не хочется вечер посвящать копанию. Вообще-то мне нравится, но только не в темноте. Хотя со Льва станется под фонарями копать. А если Дизеля к этому привлечь, он с фантазией подойдёт – факелов наделает, воткнёт по периметру раскопа. Было уже такое, я помню. Но не сегодня, а когда учитель находил что-нибудь интересное. Или чуйка бы включилась – такой говорит, когда ему не сидится, только бы копать, копать. В такие дни, когда у него чуйка, мы и правда что-то интересное находим. Бусины, кости. Ну, такое.

А мне сегодня как-то неохота ночью в земле рыться. Пусть уж лучше Дизель поёт, что ли. Ирка опередила его, говорит: «Спой, Дизелёк, а то после такого ужина как-то тоскливо». А я только хотела встать, пойти в гости к креженцам. Теперь подожду немного, а то подумает, что я на неё внимание обращаю. «Нормальный ужин, ты чо», – сказал Дизель, а сам уже гитару настраивает сидит. Сейчас он споёт одну песню, тогда пойду. Да. Надо тарелку свою вымыть, а то до завтра вот это жирное замёрзнет, совсем противно будет возиться. Я зачерпнула немного горячей воды из котла, смотрю, а у Дизеля уже чистая посуда. Когда успевает всё?