– Нравится? – Дант поймал её взгляд. – Это ещё до меня придумали. Говорят, раньше у всех были одинаковые, но потом кто-то решил, что уютно, когда у каждого есть своя кружка. Вам тоже надо будет найти себе подходящие и поставить сюда.

Они миновали большую пустую столовую. Ряды одинаковых деревянных столов и стульев контрастировали с домашним уютом общего зала. Над окошком выдачи половину стены занимало огромное панно, изображающее сцену охоты. Гигантский орм свивался кольцами вокруг глыбы льда. Его душа парила чуть выше, почти касаясь тела. Крошечные охотники кололи его копьями, пока целый сонм ястребов атаковал душу, готовясь уронить на неё серебристую сеть. На ленте, вьющейся надо всем этим, было написано: «Долг. Лёд. Плоть». Одному из охотников – тому, что был ниже всех – кто-то пририсовал роскошные чёрные усы и кошачий хвост. Для такой шалости явно требовалась группа злоумышленников – панно было испорчено выше человеческого роста.

– Дальше справа – тренировочные залы. Слева – библиотека и читальни. Потом посмотрите, а сейчас пойдёмте к лестнице.

– А где все? – спросила Сорта. – Почему мы здесь одни?

– Их повезли на экскурсию по городу. Мы тоже должны были успеть, но ночью поезду пришлось огибать здоровенное стадо эвеньев – вы спали, не слышали – и мы немного выбились из графика. Ничего, завтра Кьерки вас наверняка поводит, если попросите. Он для новичков как родная мать, сами увидите.

От одного упоминания матери у Миссе защипало глаза – а ведь она держалась так долго.

На второй и третий этажи с длинными рядами одинаковых тёмных дверей с белыми табличками вела широкая лестница, покрытая потёртой ковровой дорожкой.

– Вам сюда.

Их имена уже красовались на соседних табличках. «Хальсон». «Луми».

– Располагайтесь. Через полчаса в столовой будут кормить – приходите, еда тут хорошая и всё бесплатно. Я бы предложил потом поводить по городу, но меня очень ждёт один друг. – Дант так лучился самодовольством, что ни на секунду нельзя было усомниться в том, что «друг» на самом деле – подруга. – Ужин будет в восемь. После ужина приходите в общий зал – Кьерки объяснит вам, что к чему. В десять обычно отбой, но, пока рекруты собираются, в саду и клубе можно делать, что хочешь, хоть ночь напролёт. Только тихо – дежурные за это не хвалят. И – только пока не начались тренировки. Тогда я вам это не советую. Лучше хорошо высыпаться и есть по графику. Сами увидите.

Он бросил взгляд на бронзовые часы, висевшие над дверью, и ахнул:

– Ну всё! Мне точно пора. Удачи!

Сорта дёрнула дверь своей комнаты, не глядя на Миссе, и скрылась за ней.

Миссе последовала её примеру.

Комната оказалась крохотной, чистой, даже уютной, со всем, что необходимо. Кровать выглядела удобной и была застелена бордовым покрывалом. На столе стояла подставка для книг и ваза, в которую кто-то поставил букет сухоцветов. Под стулом в плетёной корзине обнаружились чистые полотенца и постельное белье. У стены – плоский шкаф. Зеркало над умывальником в углу.

Окно было открыто, и Миссе, подойдя к нему, облокотилась на подоконник. Оно выходило не в сад, а на оживлённую городскую улицу. Наверное, с непривычки ей трудно будет здесь уснуть, если только весь Химмельборг не укладывается спать по отбою. Миссе смотрела на брусчатую мостовую, спешащих по ней людей, всадников и автомеханики. Солнечный свет танцевал на них. Все казались сейчас Миссе счастливыми, беззаботными. Они шли по делам, бежали на свидания, смеялись… Пока она стояла здесь, в комнате, где жило до неё множество рекрутов – только Мир и Душа знают сколько, и сколько из них сейчас живы – и здоровы.

Миссе почувствовала себя самым одиноких человеком на свете, и постукивание за стеной – видимо, Сорта уже начала разбирать вещи – отчего-то только усиливало это ощущение.

Она сердито вытерла лицо, когда вдруг заметила внизу человека, остановившегося и совершенно не обращавшего внимания на общий поток.

Это был юноша на несколько лет старше неё самой, высокий и хорошо сложённый, с золотыми волосами, собранными в длинный хвост, небрежно рассыпавшийся по плечам. Он был одет в ярко-бордовый камзол и штаны. Никто из мужчин в Ильморе никогда не одевался так ярко, но юноше это шло. Судя по всему, он был из очень знатной семьи – даже издалека Миссе разглядела и его благородную красоту – таких красивых молодых людей она никогда не встречала – и то, что его костюм выглядел богаче, чем у других прохожих.

Миссе закрутила головой, пытаясь понять, отчего он остановился под окном. И вдруг юноша помахал ей. Её тут же бросило в жар.

Она не решилась помахать в ответ – вдруг всё же ошиблась? А он улыбнулся ей и ещё какое-то время стоял под окном, глядя на неё, пока его не подхватила наконец недовольная и напористая толпа.

Миссе ещё некоторое время постояла у окна, чувствуя, как горячо стало щекам. Ей захотелось узнать, кто был тот юноша, – так сильно, что на долгие и волнительные несколько минут она совсем забыла обо всех своих горестях.

Первые несколько дней в столице прошли в блаженном безделье. Этого Унельм не ожидал: он был уверен, что тяжёлые тренировки и тесты, вызывающие оторопь, начнутся чуть ли не сразу, как он переступит порог общежития.

Но ничего такого не случилось. Комендант Сэл объяснила ему правила пребывания в общежитии – самым важным было возвращаться вовремя и не пропускать завтраки и ужины. Обедать разрешалось в городе – каждому вновь прибывшему выделялась, оказывается, ежемесячная стипендия – Ульму, который редко располагал собственными деньгами, она показалась огромной – и суммы этой вполне хватало, чтобы время от времени перекусить и выпить за счёт владетеля, да ещё купить себе что-нибудь из одежды.

«Денег будет больше, когда начнёшь службу», – сказала ему Сэл. «Химмельны хорошо нас обеспечивают, но учись тратить разумно. Лучше отправляй часть денег домой, если тебе есть, кому отправить, и заведи счёт в банке, когда закончишь обучение».

Ульм последовал её совету и на следующий же день приложил двадцать из пятидесяти химмов к первому письму домой, в котором он подробнейшим образом описывал свою комнату с видом на сад, оживленный центр города и свои первые впечатления от столицы. Тон этого письма вышел таким нарочито беззаботным, что родители наверняка пришли в ужас, читая его, но Ульм об этом не подумал.

После визита на почту, куда он шёл, постоянно сверяясь с картой, выданной Сэл, он какое-то время покружил по торговым улочкам Химмельборга, глазея на витрины, прикидывая, что и когда мог бы себе купить. В Ильморе на двадцать химмов, которые он прислал домой, можно было пару недель закупаться в лавке, не торгуясь, но цены в столице оказались совсем другими. Ульм пожалел, что не посмотрел на них до того, как отправлять деньги домой, и тут же устыдился своих мыслей.

За те несколько дней, что общежитие дожидалось приезда рекрутов со всех концов страны, Ульм успел один раз опоздать на ужин, купить себе две книги про дальние страны, о которых в Ильморе и слыхом не слыхивал, а также новую колоду и цветные ленты для пары фокусов, которые разучивал. Ещё он раскошелился на новые ботинки, штаны и рубашку – куда более подходящие для здешней погоды, чем его собственные, и неплохо освоился в «своей» части города. Помогла ему в этом соседка – хитроглазая, очень высокая Лудела.

С первого знакомства она показалась Унельму чуточку развязной, но, кто знает, может такая манера была принята у здешних девушек. По здравому размышлению приходилось признать, что в этом были свои преимущества.

Лудела была рекрутом, как и он сам. Она родилась на окраине столицы, но и в переплетении улиц сердца города разбиралась неплохо. Она знала, в каких городских кабаках можно погулять недорого и безопасно, показала Ульму пару лавок подержанной, но вполне приличной одежды – там он и добыл себе рубаху и штаны, сводила его в Зверосад и Парящий порт.