Стас вытер мои заплаканные глаза своей ладонью и посмотрел в моё изумленное лицо.

«Ты сильная… Ты очень сильная, Лиса… Ты даже сильнее меня… Ты справишься… Я знаю это…»

Я приоткрыла рот, но Стас прошептал: «Тс-с…», поднося палец к моим губам. Не отрывая своих глаз от любимого, я обняла его руку, чувствуя насколько она холодная, даже ледяная.

— Не уходи… — взмолилась я, изо всех сил обхватывая его руку, — Прошу… Не оставляй меня…

«Не оставлю…»— ответил нежный голос любимого, и в мгновенье он растворился в моих глазах, полных слёз. Я посмотрела на свои ладони, которыми буквально секунду назад обнимала Стаса, и мои губы вылились в печальной улыбке. Его голос всё ещё звенел в моих ушах, не покидая.

Прошло два месяца. Всё шло своим чередом, но только одно оставалось неизменным. Стас по-прежнему лежал в больнице, так ни на секунду не открыв глаза. Кислород в его организм поступал всё так же через трубку, а я молилась, чтобы мой любимый сделал хоть один вздох самостоятельно.

В компании всё шло более менее стабильно. Управлять крупнейшим предприятием Москвы оказалось не так просто, и мне зачастую приходилось просить совета у Марины Дмитриевны, которая мне охотно помогала. Я была сильно удивлена такой резкой перемене по отношению ко мне, но не предавала этому особого значения, ведь внутри у меня был её внук или внучка, так что всё очень даже логично. Вся её забота вполне оправдана.

— Я записала тебя на УЗИ, — позвонив с утра пораньше, оповестила Марина Дмитриевна, — Так что собирайся и езжай. Запись на 12.

— Ладно, — согласилась я, зная, что у меня и так нет выбора.

У тёти не вышло поехать вместе со мной из-за работы, поэтому мне довелось отправиться на УЗИ в одиночку.

— И-так… — протянула врач, водя специальным прибором по моему животу, — У вас мальчик. Тут отчётливо видно.

Я улыбнулась сама себе, поглядывая на экран. Не знаю, что там увидела врач, но лично я в этих кляксах и закорючках не понимала ничего.

— У меня будет сын, — вслух произнесла я, — С ним всё в порядке?

— Да. Плод развивается нормально, никаких отклонений не вижу, — ответила врач, — Можете одеваться.

Встав с кушетки, я натянула брюки и застегнула рубашку.

— Всего доброго, — захватив распечатанное фото с УЗИ со стола, простилась я.

— До свидания. Через месяц вы приходите снова, — напомнила врач.

— Да, конечно. Я помню.

Накинув капюшон на голову, я вышла из медицинского центра.

«Нужно съездить в больницу. Марина Дмитриевна уже должна быть там»— думала я, заказывая машину такси.

Поднявшись на лифте до нужного этажа, я быстрыми шагами направилась по коридору к уже знакомой двери, где провела ни одну бессонную ночь. Около палаты, где лежал Стас, сидела Марина Дмитриевна. На своих коленях она держала какую-то бумагу, чиркая по ней ручкой.

— Что происходит? Что вы подписываете? — не поняла я, выхватывая из её рук документ, — Отказ от услуг…. Что всё это значит!?

Шокированным взглядом я оглядела двух врачей, которые смотрели на меня, как на инопланетянку.

— Я спрашиваю, что это за документы!? — возмущенным тоном повторила я.

— Алиса, всё кончено… — обречённо вздохнула Марина Дмитриевна, опуская глаза в пол.

— Что кончено!? О чем в… — я не договорила. Пустой взгляд Марины Дмитриевны говорил сам за себя. Я всё поняла, но не хотела верить, — Нет… Не может быть…

— Да, Алиса… Стас уже три месяца лежит без сознания, не может даже дышать самостоятельно, — Марина Дмитриевна сглотнула. Следующие слова дались ей очень непросто, — Никаких изменений нет. Ему стало только хуже.

— Он что… Умер? — захлебываясь в собственных словах, прошептала я. Выхватив из моих руку подписанный ею документ, Марина Дмитриевна отдала его врачу.

— Болезнь с каждым днём только прогрессировала. Шансов на излечение попросту нет, — монотонно произнёс мужчина в белом халате.

— Вы подписали отказ от услуг врачей? — ошарашенно спросила я, глядя на Марину Дмитриевну. Та еле заметно кивнула, — Да как вы можете!? Стас ведь ваш родной сын! А вы просто берёте и подписываете ему смертный приговор!

— Ты слышала врача. Никаких гарантий, что Стас проснется нет. Он не проживёт без искусственной подачи кислорода и минуты. Всё кончено. Я ее хочу мучать ни себя, ни тебя, ни сына. Я простилась с ним… — поджав нижнюю губу, Марина Дмитриевна отвернулась и быстрыми шагами направилась к выходу по длинному коридору.

— Вы жалкая предательница! — ей вслед закричала я, — Сейчас вы отказались не только от родного сына, но и от внука!

Я ожидала, что хоть эти слова вынудят Марину Дмитриевну задуматься и остановиться, но этого не случилось. Свернув за углом, она даже не обернулась, бесчувственно глядя впереди себя.

Я повернула голову. Двое мужчин в халатах двинулись к палате, где лежал Стас.

— Не смейте! — завопила я, вставая перед дверью, — Вы не можете просто взять и лишить жизни ни в чём не повинного человека! Вы же давали клятву Гиппократа!

— Девушка… — тяжело вздохнул один из врачей, — У нас есть согласие матери на отключение аппарата искусственной вентиляции лёгких.

— И что с того!? Как вы можете убить человека!? — я расставила руки в стороны, преграждая им путь в палату, — Он же живой!

— Вы и нас поймите. К чему подавать кислород человеку, чьё сердце еле бьётся, а дыхание так и вовсе скоро прекратится? Неделя-другая и он умрёт. Болезнь с каждым днём только прогрессирует, улучшений нет.

От его слов у меня сжималось сердце, а глаза залились слезами.

— Что ж вы за врачи такие, что не даёте гарантий для своих больных!? — отчаянно закричала я, — Вы, наоборот, должны вылечить туберкулёз, а не бросать всё на полпути!

— Девушка… — доктор потряс передо мной подписанным Мариной Дмитриевной договором и обратился к коллеге, — Помоги девушке найти выход.

— Нет-нет, стойте! — я выставила руки перед собой, — Я хочу в последний раз его увидеть… Позвольте проститься… — взмолилась я.

Мужчины переглянулись, вздыхая.

— Ладно. У вас две минуты, после чего мы отключаем аппарат, — произнёс один из врачей, и я отошла от двери, позволяя ему её открыть.

Вот уже во второй раз я навещаю обездвиженное тело Стаса, подключенное к аппарату искусственного дыхания. Я присела на корточки перед постелью, беря в свои ладони руку Стаса. Она была настолько бледной, что сливалась с простыней. Стянув со своего безымянного пальца кольцо с именем своего возлюбленного, я надела его на мизинец Стаса, как бы передавая любимому дорогую сердцу вещь. Внутри меня всё ещё томилась надежда, что быть может этот простой кусок металла — не просто кусок. Ведь ещё буквально полгода назад эти кольца были надеты на наши со Стасом пальцы насильно, без желания. А вот сейчас это нечто важное, как для меня, так и для любимого. На своём пальце он носит частичку меня, а я — его.

Я взглянула в лицо Стаса, за все эти месяцы обросшее густой щетиной. Я провела по ней рукой, склоняясь над лицом любимого. От сильного и властного мужчины не осталось и следа. Под глазами Стаса красовались огромные синяки, больше похожие на глубокие впадины. Кровь уже практически не циркулировала в его организме, делая кожу страшно бледной. Стас весь осунулся, а его лицо вытянулось, приняв форму овала.

Я посмотрела в его плотно закрытые глаза, мысленно прощаясь. Ведь его сердце бьётся последние минуты, его глаза больше никогда не посмотрят на меня с любовью, а уста не произнесут моего имени. Для меня время остановилось, и я уже не могла жить дальше. Просто не представляла, как я могу жить без Стаса, ведь за всё это время именно этот грубый и холодный мужчина стал для меня всем. Стал смыслом моей жизни, тем, ради чего я жила.

От самых приятных и нежных воспоминаний из моих глаз потекли слезы, одна из которых упала прямо на щетинистую щеку Стаса.

— Всё, девушка. Заканчивайте, — отгоняя меня от постели, произнёс мужчина.