Когда его шаги стихли, Волков увидел, как к разбросанной посуде подошли три служанки, в обязанности которых, по всей видимости, входило привести здесь все в порядок.

В очередной раз дознаватель порадовался, что не привел с собой побратимов. Не хватало еще подвергать их такому риску.

Когда шаги царя сделались неслышны, Волков приступил к обыску, но что он мог найти? Он был уверен в том, что, живя в браке, Соломония была верна своему супругу, а значит, никаких писем от полюбовников здесь не могло оказаться.

Если Настасья Никитична права, после развода Соломония была настолько сбита с толку, что могла вообразить, будто супруг изгнал ее лишь за то, что они отказалась выполнить его приказ впустить к себе в опочивальню другого мужчину. Приказ, который сделал бы ее в одночасье изменщицей и великой грешницей. И задним числом она действительно призвала к себе своего единственного верного человека, дабы зачать от него ребенка. В этом случае опекун Волкова вполне мог быть настоящим отцом царевича Георгия и…

— Я не помешаю? — Тише змеи в траве, в горницу вошел Афанасий Иванович Вяземский.

Волков вздрогнул, потому что тучный Вяземский проделал это так тихо, как, наверное, может приблизиться только бесплотный дух. Правда, от этого духа сильно духманило чесноком, жареным мясом и кислым вином.

— Не помешаешь, чему тут мешать? — Волков сделал широкий жест рукой, мол, вот она, тайная комната, ничего не скрываю, смотри, пока можно.

— Да, много хлопот доставила Соломония Юрьевна, царствие ей небесное. — Вяземский пригладил пятерней волосы. — Но много от нее и радостей, много надежд.

— Какие еще надежды? — Волков отложил в сторону женскую рубаху, которую перед этим рассматривал. — Свидетелей нет, зацепок тоже. Ни тебе писем, ни чего другого. Пришлый немец переписывал местные сплетни для своего государя, а мы теперь расследуем. Смешно.

— Да нет, Юрий Сигизмундович, смешного тут мало. — Вяземский подошел к крошечному окошечку, выглянул во двор, прошелся по горнице. Выглянул из нее, нетерпеливо махнув служанкам, чтобы убирались вон. — Николай Булев, прозванный при дворе Немчином, оставил запись, в которой ясно говорится, что государь Василий III не мог иметь детей. — Он испытующе поглядел в глаза Волкова. — Следовательно, государь Иван Васильевич… — он сделал паузу, ожидая, не продолжит ли Волков, но тот молчал. — Исходя из вышеизложенного, младший из царевичей не может претендовать на престол, пока жив старший, пусть тоже бастард, но человек разумный, умеренный и… всеми уважаемый. — Вяземский погладил окладистую бороду. — Царь Иван еще ребенком отличался крайне неровным характером, склонным к припадкам безудержной ярости. Потом, женившись, он как будто немного обрел почву под ногами, но после смерти своей любимой супруги вот уже сколько лет Иван, — Вяземский понизил голос до шепота, — явно не в себе. Его склонность к жестокости вызывает отвращение и ужас. Ибо сказал патриарх Иерусалимский Марк великому князю Василию Ивановичу: «Если женишься вторично, то будешь иметь злое чадо: царство твое наполнится ужасом и печалью, кровь польется рекою, падут главы вельмож, грады запылают».

— Не пойму, к чему ты клонишь? — Волков поднялся, намереваясь закончить опасный разговор, но Вяземский не дал ему уйти, загородив выход.

— Не знаю, был ли отцом царевича Георгия покойный государь или честный боярин, имя которого ты ныне носишь, но только известно мне, что этот Георгий рожден от великой княгини, которая до поры спрятала сына от людского глаза, чтобы, когда придет его час, мог он воссиять в величии своем. Слушай меня, Юрий Сигизмундович. В дни великого испытания мой род стоял за Соломонию, потому как правда на ее стороне, а не на стороне великого князя, который изгнал добрую жену ради блажи и похотения, ради жены молодой, блудницы вавилонской. Мой отец, а за ним и я обязались защищать царевича Георгия, и когда придет время рассказать ему, кто он есть на самом деле и каково его предназначение.

Соломония велела Юрию Волкову отвезти младенца в Венгерское княжество, где он воспитывался, как это и подобает отпрыску благородного рода, получив необходимое образование. Но там же тот, кому было поручено воспитать младенца, окрестил его в католической вере, что было противно для нашего православного государства. Имя же он ему дал то, что дала ему при рождении сама Соломония, Георгий. Ибо родился он на святого Георгия. Раз в три года боярин Волков привозил казну золота — деньги, на которые князь Янош должен был воспитать царевича. Когда наследник престола вырос и уже мог за себя постоять, ему должны были открыть, кто он такой, и призвать на царство, но как раз в это время царевич Георгий поссорился со своим приемным отцом и исчез на несколько лет. Мы думали, что никогда уже не выясним, что с ним стало.

Каково же было мне узнать, что Георгий не только явился на Русь, но и спас царя Ивана, в то время как имел все шансы убить конкурента, придавив, точно клопа, или просто оставить у разбойников. Ты явился, и мы сразу узнали тебя. Немудрено. — Он тихо рассмеялся. — Твоя внешность — ты очень похож на мать и еще на Волковых. Покойный государь тоже понимал, что, если Соломония родит младенца от единственного, кому она доверяла, — боярина Волкова, это будет удивительный ребенок, ведь Волковы в родстве с князем Всеславом-оборотнем. Оборотнем, который своей колдовской силой в былинные времена защищал святую Русь. Вот какого государя он желал посадить на престол после себя, раз уж не мог произвести его на свет сам. Вот такого государя мы бы хотели над собой видеть.

Когда же ты оказался в Москве, то сразу же начал действовать, будто бы уже знал хотя бы половину правды. Ты явился к Волкову, и он крестил тебя в православие, дав свое имя и фамилию. И в этом тоже было некое чудо. Ведь Юрий и Георгий — одно имя. Ты показывал чудеса проницательности, расследуя самые сложные дела, при этом ты был милосерден и добр к людям. Когда государь догадался, кто ты есть на самом деле, Малюта тайно установил за тобой слежку. И что же, из этой слежки мы узнали, что ты еще сильнее, чем мы о тебе думали. Ты быстро поднимался по служебной лестнице, так как тебя воспитывали править…

— Кто придумал послать меня в монастырь, где люди еще помнили оборотня Волкова? — не дожидаясь окончания истории, невежливо перебил говорившего дознаватель.

— Я хотел, чтобы ты сам догадался о том, кто ты. — Вяземский привычно погладил бороду. — Ты ведь до сих пор все порученные тебе дела распутывал. Вот я и подумал, если приеду к Юрию Сигизмундовичу и напрямик скажу, мол, ты законный царевич, смести Ивана и правь нами, ты, пожалуй, сочтешь меня чокнутым. Другое дело, если сам раскопаешь. Взвесишь, обмеришь, попробуешь на зуб. У Ивана, конечно, есть семья и наследник, но его права ничто в сравнении с твоими. Ты же со временем женишься, и у тебя появятся совершенно законные наследники. А что? Соберем красавиц со всего царства-государства, выберешь ту, что по сердцу придется. Замятня Иванович — верный человек, все эти годы растил для тебя новую Соломонию Сабурову, чтобы исправилась ошибка, чтобы второй шанс появился.

— Значит, Замятня участвовал в заговоре? — Волков невесело усмехнулся, припоминая, каким увальнем всегда считал Сабурова.

— Все Сабуровы знали о рождении наследника престола. — Вяземский вздохнул. — Волковы в родстве с Сабуровыми, полагаю, что, когда ты прибыл в Москву в свите Ивана, твой отец первым делом сообщил им о том, что ты жив и здоров и скоро свергнешь ублюдка Глинской и займешь подобающее тебе место. Поэтому, когда у Замятии родилась дивной красоты девочка, он вопреки всем страхам назвал ее Соломонией. Но это не означает, что ты обязательно должен жениться на этой девочке. — Вяземский рассмеялся. — Ты теперь царь, тебе и решать. Мы же — твои смиренные рабы, обязаны подчиниться любому твоему решению.

— Если Замятня все это время был на моей стороне, отчего же тогда он согласился опоить меня и моих людей маковым взваром? Чтобы после отдать нас, бесчувственных, толпе?