Казар и кучер разбили лагерь, развели костер и достали из двух коробов, прикрепленных позади кареты, скудные запасы походной пищи.

Звуков, которыми обычно полнится ночь вступающей в свои права осени, слышно не было, словно вокруг и вовсе исчезло все живое. Здесь царила тишина. Легкий едва заметный ветер время от времени давал о себе знать – лес, вдоль которого шла дорога, все еще не позволял в полной мере разгуляться его порывам.

Взяв масляный фонарь, двое мужчин принесли из леса несколько широких корявых бревен, которые могли бы послужить в качестве скамей. Вскоре все путники сели рядом с бодро плясавшим во мраке ночи пламенем.

Минуло всего несколько мгновений, как вдруг Эвелина сделала то, что так долго требовал от нее разбойник – откинула назад капюшон, обнажая тонкие изящные черты лица. Глаза ее даже в полутьме отливали светло-голубым отсветом. Слегка заостренный подбородок постепенно переходил в мягкие контуры чуть припухлых щек. Каштановые волосы, освободившись из плена грубой ткани, вьющимися локонами укутали маленькие плечи. По всем, даже меркам самого придирчивого вкуса, она была прекрасна. Жизнь и красота кипели в ней, невольно приковывая взгляд любого, кто оказывался рядом.

Не миновал этих чар и Казар. Он был поражен, а когда опомнился, пунцовая краска смущения залила лицо видавшего виды воина.

Девушка же не обратила на него никакого внимания. Она была холодна и безразлична ко всему.

Гелион, тоже сбросил капюшон. Он оказался мужчиной с лицом, в котором мягкость каким-то непостижимым образом сочеталась со строгостью скул и остротой взгляда. И, несмотря на род его занятий, шрамов на его коже заметно не было.

– Ею сложно не любоваться, правда? – улыбнулся маг.

– Простите, милорд. Это было вне всяких приличий. Примите мои извинения, госпожа Эвелина.

– Не страшно. Вы не первый и не последний, кто очарован ее красотой. Но лишь немногие знают, насколько эта красота смертоносна. А большинство из тех, кому довелось познать это, уже давно отдали свои жизни Хаосу. И да, не беспокойтесь, ей абсолютно все равно. Она не доверяет людям и не любит их уже изначально.

– Но разве сама она не…

– И больше всего на свете она ненавидит саму себя.

– Почему? Разве возможно обладать такой красотой и ненавидеть себя при этом?

Гелион посмотрел на девушку.

– Эвелина, ты позволишь?

Та ответила ему лишь коротким тихим вздохом.

– Делай что хочешь, – прошептала она и плотнее укуталась в плащ, задумчиво наблюдая за пламенем костра.

– Не знаю, почему я пожелал рассказать ее историю здесь и сейчас, ведь она известна всего нескольким людям. Тем, кому мы по-настоящему доверяем. Возможно, на это есть причины, неведомые даже мне самому. На все и всегда есть свои причины. Однако я уверен, что сказанное здесь останется между нами. Проболтаться может разве что кучер. Но в этом случае Хаос заберет его душу гораздо раньше, чем ему предначертано судьбой. – Маг усмехнулся, но взгляд его пылал ледяным пламенем, не предвещая ничего доброго. Нет, это была не ярость. Это было предостережение человека, который всегда, несмотря ни на что, держал свое слово.

Юноша побледнел. В отличие от Казара он не отворачивался и видел, что произошло с разбойниками в мельчайших подробностях.

– Но милорд, если то, о чем вы собираетесь поведать, известно лишь немногим, как получилось, что имя, данное ей, как думается мне, в далеком прошлом, преследует ее почти всюду? – Он, казалось, оправился от испуга. И все же голос его предательски дрогнул, стоило ему заговорить с магом.

Гелион промолчал, словно собираясь с мыслями, а затем продолжил.

– Вам известно, откуда взялось ее прозвище? Алая Ведьма. И почему оно вызывает у нее едва контролируемую ярость всякий раз, когда она слышит его?

Казар поежился и, медленно потерев друг о друга сухие мозолистые ладони, словно пытаясь таким образом согреть их, подбросил в костер несколько тонких веток.

– Нет, господин, – наконец ответил он. – Я всегда полагал, что люди называют ее так из-за силы, которой она обладает.

– Но почему именно ведьма? Ведьмы – носители дикой магии, не выявленные Советом, проводящие черные ритуалы во славу Хаоса и богов, по их мнению, обитающих в нем, приносящие в жертву как обычных людей, так и своих же собратьев. Хотя то, чем они наделены, и магией назвать нельзя. Спонтанные всплески силы стихий, которые они и сами не в состоянии контролировать. Да и находят они им весьма своеобразное применение. Но, как вы можете заметить, Эвелина на нашей стороне. Она – одна из высших магов Илиасфена. Одна из лучших. И тем не менее этот мрачный титул достался именно ей. Почему?

– Теряюсь в догадках, – честно признался воин.

– Не знаю, известно ли вам что-либо о магах крови, но наверняка вы слышали множество леденящих душу историй. Особенно о том, как они приходят в этот мир.

– Да, – кивнул Казар. – Говорят, что они появляются на свет, высасывая жизнь из своей матери до самой последней капли. Это… правда?

– Правда всегда многолика, – задумчиво произнес Гелион. – Они не черпают жизненные силы из своих родителей, и все же матерей всегда ожидает смерть сразу после их рождения.

Дело в том, что магия крови – одна из самых естественных и сильных форм воплощения стихий. Возможно поэтому она и проявляется слишком рано. Часто это происходит еще в утробе, когда ребенок просто не в состоянии осознать себя. Роды являются для него сильным стрессом, а проявление магии в этот момент – защитная реакция. Своего рода животный инстинкт, но на гораздо более высоком уровне. Всплеск магии вносит изменения в состав крови его матери, а то и вовсе останавливает ее поток. И женщина медленно умирает.

Но даже подобный исход можно считать огромной удачей. Ведь почти всегда магия дает о себе знать слишком рано, и ребенок расстается с жизнью вместе с женщиной, что должна была произвести его на свет.

– Это ужасно, – выдохнул Казар.

– Наверное, – спокойно ответил маг. – На самом деле магов крови должно быть не меньше, чем тех, у кого проявляются способности к иным стихиям. Но из-за подобного изъяна при рождении почти все они остаются безымянными и уходят из мира, так и не успев появиться в нем.

Как видите, Эвелине повезло. Она родилась здоровым ребенком. Достался ей и любящий отец, который, несмотря на смерть жены и другие ужасы вроде ее почерневших глаз и ставшей похожей на деготь крови, поклялся оберегать дочь от любого, кто посмеет посягнуть на ее жизнь. Он понял, что девочка особенная. И всеми возможными способами постарался скрыть это. Вопреки деревенским обычаям, мужчина похоронил свою жену в закрытом гробу, который сделал сам, чтобы никто не смог увидеть, как изменилось ее тело.

Он не испытывал к Эвелине ненависти, благодаря судьбу за то, что та оставила ему хотя бы дочь, в которой он видел воплощение всех своих надежд и стремлений. Но совсем иначе относились к ней люди из ее деревни. Они заподозрили, что жена мужчины умерла не своей смертью. Им казалась странной чрезмерная опека над дочерью, которую отец впервые решился вывести на свет из дома лишь когда ей исполнилось целых пять лет.

И все же постепенно их подозрения угасали вместе с их страхами – уж очень добрым и жизнерадостным ребенком она была.

Казар еще раз взглянул на девушку. Она все так же отрешенно вглядывалась в пламя. Сейчас в ней почти невозможно было представить проявление каких-либо, даже самых скупых эмоций. Да и стоило им возникнуть, наверняка их удостоился бы лишь ее компаньон.

– С того времени она сильно изменилась, – сказал Гелион, словно прочитав мысли воина. – Но людям свойственно меняться. Хранитель добродетели может стать убийцей, а убийца вполне может раскаяться. Все зависит от того, к какой стороне своего естества мы прислушиваемся, к светлой или темной.

– Но разве она убийца? Ведь она убивает по приказу. По вашему приказу.

– Она лишает людей жизни, это все, что необходимо принимать в расчет. Впрочем, как и я. Да и ты не являешься исключением, не так ли?