— Моя, — прошептал он, на этот раз нежно и, склонившись, жадно поцеловал.

Ретта нетерпеливо потянулась к пряжке на его поясе, и Аудмунд, рывком сорвав его, стащил с себя одежды. На мгновение он замер, позволяя восторженному взгляду жены себя разглядеть и, заметив, как она вновь потянулась к нему, еще раз коротко рыкнул и присоединился к ней.

========== 11. Доклад ==========

Луч солнца, подобно вражескому лазутчику, осторожно заглянул в окно и, не заметив препятствий, пробежал по полу, добрался до кровати и осветил лица спящих. Аудмунд нахмурился, поднял руку, словно хотел его отогнать, а после зевнул, обреченно вздохнул и открыл глаза. Спать хотелось просто неимоверно, но утро уже успело начаться, одним фактом своего существования напоминая о длинном списке намеченных на сегодня дел.

Повернув голову, он посмотрел на Ретту, и лицо его осветила нежная, ласковая улыбка. Сразу вспомнилась минувшая ночь и страсть жены, которая довела их обоих, к полному взаимному удовольствию, до абсолютного изнеможения. Впрочем, тут они вместе постарались на славу — сам он тоже благополучно забыл, что для любимой это все было в первый раз и стоило бы, по хорошему счету, попридержать коней. Они засыпали, потом просыпались и снова давали волю чувствам. Аудмунд буквально потерял голову. Ни к чему подобному память предков его не готовила, ведь глубину испытанных ощущений нельзя передать по наследству. Эмоции захлестывали, а удовольствие заполняло тело целиком, до самых кончиков когтей. Но, разделенное на двоих, оно становилось еще ярче.

Он коротко рыкнул, с сожалением выныривая из воспоминаний, и, поднявшись с постели, обошел кровать и поправил на жене одеяло. Она спала, ее волосы перепутались, разметавшись в беспорядке по подушкам, а на губах застыла легкая, удивительно светлая улыбка. Аудмунд улыбнулся в ответ и задернул полог балдахина. Пусть отдыхает, а ему самому пора на тренировку.

Прислушавшись, он понял, что с площадки под окнами не доносится обычных для этого времени суток звуков. Ни голосов, ни звона оружия.

«Ну, если они проспали», — с ленивой решительностью подумал он.

Наскоро умывшись и приведя себя в порядок, он оделся в ставшую уже за последние дни привычной кольчугу и вышел из покоев.

— Княгиню не беспокоить, пока сама не проснется, — велел он дежурившим в дверях стражам.

Те вытянулись в струнку, давая понять, что услышали приказание, однако Аудмунд успел перехватить их странный, как ему показалось, изучающий, взгляд. Мысленно сделав себе зарубку подумать над этим позже, он сбежал по лестнице на тренировочный двор. Солнце уже успело взобраться достаточно высоко, и князь всерьез опасался, что получит от Бёрдбрандта выволочку.

На мгновение нахмурившись, Аудмунд покачал головой. Старый товарищ дрался в последнее время куда яростнее обычного, словно выплескивал таким незамысловатым, однако проверенным способом скопившуюся боль.

Окинув выразительным взглядом и впрямь полупустое пространство, Аудмунд коротким взмахом руки поприветствовал Бёрди.

— Ты смотри, пришел-таки, —протянул тот в ответ слегка удивленно.

Князь вопросительно приподнял брови, тем самым недвусмысленно намекая на необходимость разъяснений, но друг просто покачал головой и больше ничего добавлять не стал. Впрочем, Аудмунд догадывался, что тот может иметь в виду, и именно по этой самой причине решил не настаивать. Взяв в руки меч, он встал наизготовку, предоставляя возможность товарищу самому на этот раз нанести удар.

Двор постепенно наполнялся людьми, но, странное дело, все они сегодня вели себя гораздо тише обычного. Князь то и дело призывал рассеянный ум сосредоточиться, однако без особого результата — мысли в голове словно заволокло туманом, а еще просто зверски хотелось спать. Бессонные ночи, конечно, случались в его жизни и прежде — в конце концов, ведь он воин. Но еще ни разу во время вынужденных бодрствований он так не выматывался.

Когда он уже в пятый раз пропустил удар, Бёрдбрандт не выдержал.

— Проклятье, Аудмунд! — воскликнул друг, опуская меч. — Я, конечно, счастлив, что у тебя наладилась личная жизнь, но от тебя сегодня толку никакого. Может, перенесем тренировку на завтра?

Аудмунд от души зевнул и тоже опустил оружие. Посмотрев с нескрываемым интересом, спросил:

— Ты-то откуда знаешь, что у меня там наладилось?

Бёрди выразительно поднял брови:

— Я? Да уже вся казарма в курсе дела. Я лично слышал, как стражи, дежурившие ночью у твоей спальни, сегодня утром в красках расписывали, какие именно оттуда до самого утра доносились звуки.

Аудмунд коротко выругался и оскалил прорезавшиеся рысиные зубы:

— Трепачи. Я им точно в следующий раз хвосты оторву.

Бёрдбрандт покачал головой и серьезно посоветовал:

— Не злись. Ты знаешь, по-моему, они просто завидовали. Меня, если честно, самого подмывает выспросить у тебя подробности, вдруг пригодятся потом в семейной жизни. Но, поскольку Ретта все-таки твоя жена, а не дворовая девка, я оставляю любопытство при себе. Цени!

Аудмунд задумчиво разглядывал поблескивающие на солнце копья стоящих в карауле стражей и думал о том, что на первый раз с наказанием в самом деле, пожалуй, стоит воздержаться. Да и, зная Бёрди, можно было предположить, что разговоры он уже пресек.

— Ладно, пусть живут пока, — наконец решил он. — Но если слухи дойдут до Ретты…

— Понял тебя, — серьезно кивнул молодой советник. — Не дойдут, не беспокойся.

— Хорошо. Тогда закончим на этом.

С моря подул тем временем резкий, порывистый ветер, и небо стало поспешно закрываться тучами.

— Как там Тэньяти? — сменил тему князь.

— Приходит в себя, — ответил Бёрдбрандт. — Конечно, судить еще рано, но, мне кажется, что он меняется: становится тверже и жестче. Прежде он был слишком нежный и чувствительный, теперь нет. Но знаешь, Аудмунд, я не уверен, нравится мне этот процесс или все же не очень. В нем говорит разбитое сердце.

Князь снова нахмурился:

— Что ж, поглядим. Но я, если честно, надеюсь, что все обойдется. В конце концов, твердость характера гораздо больше подходит для главы военной разведки. А боль… Она пройдет. Мы ему поможем.

Советник вздохнул:

— Надеюсь, что так. Ты знаешь, когда отец объявил мне о рождении еще одного младшенького, оборотня, я вовсе не был в восторге. Опасался, что тот вдруг однажды захочет посягнуть на мои права. Отцу пришлось потрудиться, объясняя, что Тэньяти вполне достаточно тех прав, что он унаследует от матери. Теперь же я за него волнуюсь не меньше, чем за единоутробных братьев.

— Мы справимся, — ответил на речь Аудмунд. — Я завтра зайду к нему.

— Будем ждать, — кивнул Бёрдбрандт и добавил: — Шел бы ты еще поспал.

Однако князь мотнул головой:

— Не могу. Скоро должен прийти Кьярбьерн.

— Миссия увенчалась успехом? — живо поинтересовался Бёрди.

— Да. Ты, кстати, тоже приходи.

— Непременно.

В этот момент за стеной замка раздался шум. Негромкий, не слышимый никому, кроме оборотня. Выразительно приложив палец к губам, Аудмунд проворно пересек тренировочную площадку и взбежал на одну из сторожевых башен. Представшая ему картина была достойна кисти художника. Дочка Холварса стояла и, нимало не смущаясь, отчитывала Бенвальда:

— Я тебя сейчас побью, и мне ничего за это не будет! — бушевала она. — В прошлый раз ты хотя бы прислал записку, и на том спасибо! Но теперь вообще смылся, не сказав ни слова и не дав знать! А я тут что, волноваться должна?!

Она гневно сверкнула глазами и уперла кулаки в бока. Аудмунд ухмыльнулся и, покачав головой, принялся спускаться. Однако до него еще некоторое время долетал голос солдата, неловко пытающегося оправдаться.

— Не дождешься! — по-прежнему сердито отвечала ему девица.

— А если я кое-что тебе предложу? — спросил наконец Бенвальд. — Это не сможет искупить мою вину?

— А ты рискни! Но я на твоем месте особенно не рассчитывала бы.