Она зажмурилась, отдавшись всем существом чувству предвкушения неизбежного. Уже невозможно ни увернуться, ни убежать. Из самых глубин души Ретты, из замершего в восторге сердца рождалась нежность, распускаясь внутри подобно диковинному цветку, отдаваясь в каждой клеточке тела, в каждом пальце.

«Пусть это мгновение никогда не кончается!» — взмолилась она, сама не зная кому. Вероятно, Тате.

Но это, конечно же, было невозможно. Настал момент, когда Аудмунд отпустил ее, напоследок еще раз легонько коснувшись губами губ, и Ретта подумала, что ничего более восхитительного с ней до сих пор не происходило. Она провела пальцами по губам, желая сохранить поцелуй в памяти, и, повинуясь порыву, горячо прошептала:

— Вы один такой! Ни на кого не похожи.

Она вновь положила ладони ему на плечи, всем существом наслаждаясь ощущением силы, и муж, по-прежнему не размыкая объятий, склонился к волосам и вдохнул ее запах, чутко пошевелив ноздрями.

— Я жду вас, — сказал он чуть слышно.

— Я скоро приду, — пообещала Ретта.

За окном внизу послышались голоса, но она не смогла разобрать слов. Однако Аудмунд напрягся и, вскинув голову, сказал уже совсем другим тоном:

— Нам надо поторопиться.

— О чем вы? — удивилась Ретта.

Вспомнились слова, что она вернулась как раз вовремя. Но что же произошло?

— Сейчас к нам придет мой дед.

— Раэтин?

— Ну да, ведь другого уже нет. Это будет семейный визит, так что не волнуйтесь ни о чем.

— Легко сказать! — возмутилась такому заявлению Ретта. — Ведь он ваш родич. Что, если я ему не понравлюсь?

— Все будет хорошо, — успокоил ее муж. — Не забывайте, что он уже видел вас.

— Тогда, в лесу?

— Совершенно верно. И на поле во время свадьбы. Хотя вы его, само собой, не узнали. Но я хотел пока предложить другое. Дело вот в чем. Я собираюсь написать короткое письмо матери. Почему бы вам не сделать то же самое?

— Записку для свекрови?

Аудмунд прищурился:

— Да. Ей будет приятно. Буквально несколько строк.

— Что ж, почему бы нет?

Ведь, в самом деле, им следует как-то налаживать отношения. Если не сейчас, то в будущем. Она дала жизнь ее мужу, даже если и не смогла быть после рядом все время, и уже хотя бы поэтому заслуживает уважения.

— Вы умница, Ретта, — ответил ей Аудмунд и, достав из стола бумагу, выдвинул на середину писчие принадлежности.

Ретта устроилась поудобнее, придвинув стул, и в раздумьях почесала кончиком пера нос. О чем писать?

«О том, что подскажет сердце», — решила она и сосредоточилась, прислушиваясь к голосу души.

«Здравствуйте, меня зовут Алеретт, и я жена вашего сына Аудмунда. Впрочем, близкие и друзья зовут меня просто Реттой».

Тут мысль запнулась. Что еще сказать?

«Я не знала, что выйду за него, когда покинула Месаину и отправилась на Север. Но так случилось, и я ни о чем не жалею. Он самый лучший на свете мужчина, и я счастлива быть с ним рядом, уж в этом-то я уверена.

Хотелось бы мне однажды познакомиться с вами, но я не знаю, как дальше сложатся обстоятельства. Хотя жизнь длинна, и я не буду терять надежды.

Супруг говорит, что у него есть сестра. Прошу вас передать ей мой сердечный привет и самые искренние пожелания счастья. Аудмунд утверждает, что она очаровательная малышка, и я ему верю.

Мы поженились с ним всего два дня назад, поэтому я до сих пор в легкой растерянности. Он сам, я полагаю, изложит подробности. От себя же добавлю, что всею душой верю и жду счастья в будущем.

За сим прекращаю писать и прошу прощения за сумбурность. Надеюсь, что в следующий раз смогу изложить мысли более внятно.

Ваша невестка Алеретт».

Еще раз перечитав, она тщательно высушила и запечатала послание. Аудмунд еще писал, и перо его легко и быстро скользило по бумаге. Ретта присмотрелась. Язык оборотней. Вероятно, госпоже Кимеде так читать проще.

Могла ли она, в самом деле, подумать, сколь необычная будет у нее родня! Сам Аудмунд себя, похоже, ощущает больше человеком и вотростенцем, но оборотни — его плоть и кровь.

Она сидела, любуясь его профилем, и сердце взволнованно, в предвкушении билось в груди. Ожидание счастья! Сколь светлым и радостным оно ей казалось. И даже боль недавней потери отступала. Но стоит ли этого стыдиться? Советник Горгрид и сам, должно быть, был бы рад и благословил бы их, если бы мог.

Аудмунд вскоре закончил писать и тоже, перечитав, запечатал послание.

— Готовы? — спросил он у нее.

— Вот, держите, — протянула она конверт.

Он принял его и размашисто надписал.

— Сейчас мы поедим, — объявил муж, вставая, — и придет дедушка.

Открыв дверь, ведущую в коридор, он отдал распоряжение ординарцу, и тот убежал.

Солнце медленно ползло по небосклону. Тучи окончательно рассеялись, и лучи щедро брызнули, осветив промокшую землю.

— Он придет в человеческом обличье? — спросила Ретта у Аудмунда.

— Конечно. Находиться в звериной ипостаси сейчас нет никакой необходимости.

Они с удовольствием пообедали супом и тушеными перепелами в сметане. Посуду забрали, и Аудмунд, бегло оглядев себя, одернул котту. Ретта, следуя его примеру, подошла к зеркалу, чтоб убедиться, в порядке ли ее собственный наряд.

Вдруг князь дернулся и быстрым шагом подошел к окну.

«Услышал то, чего не чувствует с такого расстояния человек? — подумала она. — Должно быть, так».

— Идет, — объявил супруг, и Ретта в волнении стиснула руки.

— Все хорошо, — вновь повторил он и, приблизившись, обнял ласково.

Она вдохнула, успокаиваясь.

— Да, конечно.

Сердце забилось ровнее и тише. Аудмунд посмотрел ей пристально в глаза и наконец кивнул. Затем обернулся, бросив ожидающий, внимательный взгляд на дверь, и в этот момент стражи громко объявили:

— Советник Раэтин, князь.

— Пусть заходит! — крикнул им Аудмунд, и в голосе его Ретта отчетливо расслышала нотки нетерпения.

Мгновение тишины, последовавшей за этими словами, показались Ретте вечностью. Наконец послышался легкий шорох, и порог гостиной переступил мужчина.

Почти такой же, как любой другой человек его возраста. Высокий и худощавый, с короткими седыми волосами, в которых еще отчетливо проглядывала кое-где рыжина, с карими глазами на покрытом мелкими морщинами лице и с впалыми щеками.

— Рад видеть тебя, — воскликнул Аудмунд.

Дверь тихонько закрылась.

— Я тоже, мой мальчик, я тоже, — ответил Раэтин и, сделав несколько шагов, сложил руки на груди крестом и коротко поклонился обоим по очереди. Аудмунд вернул поклон.

Ретта смотрела на вновь обретенного родича во все глаза. Звериная природа угадывалась в нем столь же легко, как в его внуке, тут было все знакомо и понятно. Но вот одежды… Ничего подобного ей прежде видеть воочию, конечно, не доводилось, лишь на картинках книг. Узкие шаровары, длинная подпоясанная рубаха с широкими рукавами, стянутая у манжет.

«Должно быть, это для того, чтоб сподручней было менять ипостась, — подумала она. — В таком наряде рысью бежать должно быть вполне удобно. Не прятаться же им, в самом деле, каждый раз за кустик, чтобы переодеться».

Волосы были перехвачены узкой налобной лентой голубого цвета с серебристой нитью с какими-то непонятными символами посередине. Знаки клана?

— Доброго дня, — поприветствовала она. — Очень рада знакомству.

Глаза Раэтина блеснули, он подошел и, элегантно склонившись, поцеловал кончики пальцев княгини.

— Случается небывалое, — сказал он, вновь посмотрев на внука, — ни разу еще оборотень не становился владыкой человеческих земель. Позволь поздравить тебя и твою красавицу-супругу.

Лицо Раэтина вдруг неуловимо переменилось, и уже совершенно другим, отеческим жестом он прижал Аудмунда к груди:

— В самом деле, я счастлив за тебя, малыш. Ты молодец, что наказал предателя.

— Спасибо, дедушка, — прошептал князь и крепко обнял старика в ответ.

========== 6. Погребение ==========