Родной теплый край все больше отдалялся, скрываясь за горизонтом в туманной дымке. Холодный, суровый Север манил, предлагая узнать его получше, и Ретта не могла устоять перед подобным искушением. Да и не хотела сопротивляться, положа руку на сердце.

Закончив молитву, она опустила руки и вернулась мыслями в реальный мир.

— Ну что, идем? — спросила она Берису.

— Пошли, девочка, — с готовностью отозвалась няня и распахнула дверь.

Увидев княгиню, стража вытянулась по струнке, и Ретта поприветствовала их кивком головы.

— Куда теперь направимся? — уточнила деловито няня.

Ретта задумалась над вопросом на мгновение, а потом решила:

— На тренировочную площадку.

Весьма ожесточенный звон мечей доносился до окон покоев все утро, поэтому теперь ее разбирало любопытство. Конечно, она не собиралась каким-либо образом мешать, однако просто взглянуть на происходящее было решительно необходимо!

Они спустились из донжона вниз и направились к выходу. Ретта принялась считать стражей в дверях и вскоре поняла, что ей не показалось: число караульных действительно было удвоено. Но она не помнила, чтобы Аудмунд отдавал такой приказ. Значит, либо это случилось без нее, либо Весгард распорядился сам.

«Хотя раз сейчас такая напряженная обстановка с Фатраином, то ничего удивительного. Потом, когда Аудмунд вернется к делам по-настоящему, он, конечно, решит и этот вопрос».

В коридорах было удивительно, непривычно тихо. Занавеси в залах были наполовину задернуты, а в коридорах закрыты совсем, все зеркала задрапировали белой полупрозрачной тканью. Встречавшиеся им время от времени придворные и слуги выглядели сумрачными и подавленными, молча кланялись княгине и торопились поскорее вернуться к оставленным делам. У Ретты и самой на душе лежал тяжелый камень, и лишь мысли о муже, то и дело возвращавшиеся, рассеивали мрак.

Дверь в тронный зал была слегка приоткрыта, ярко горели светильники, и княгиня сделала движение, намереваясь войти, однако Бериса воспротивилась, преградив ей путь. Ретта удивленно приподняла брови.

— Не нужно им мешать, — ответила ей няня и принялась объяснять: — Там пока сыновья. Сегодняшний день принадлежит семье павшего, таков обычай. С наступлением вечера откроют ворота замка для горожан, а князь и его домочадцы прощаются последними, перед самым погребением. Завтра.

— Хорошо, — послушно согласилась Ретта и отпустила ручку двери. — Принесешь мне к церемонии букет цветов?

Ведь если церемония будет официальной, она как княгиня должна сделать нечто большее, чем просто продемонстрировать скорбь.

— Обязательно, — пообещала Бериса.

В конце коридора показалась служанка. Остановившись, она бросила быстрый взгляд в сторону дверей, громко всхлипнула и, вытерев глаза краем платка, стремглав убежала.

Ретта проводила ее взглядом и горько вздохнула: «Вот и челядь скорбит».

Пламя светильников слегка дрожало, отбрасывая на стены и пол кривые, дрожащие тени.

Она совсем было уже хотела продолжить путь, как дверь неожиданно распахнулась и на пороге тронного зала появился Бёрдбрандт. Осунувшийся и бледный, с поникшими широкими плечами, он всем своим видом напоминал незаслуженно обиженного медведя и вызывал острую жалость, однако глаза его по-прежнему смотрели живо и бодро.

— А, это вы, Ретта, — сказал он, вздохнув с заметным облегчением.

— Да, я, — ответила она, подтверждая очевидное. — Простите, Бёрди, что потревожила вас.

— Все хорошо, — успокоил он, — не переживайте.

— Скорблю вместе с вами. И князь тоже. Не знаю, как словами выразить то горе, что принесла всем нам смерть советника. Эту потерю ничем не восполнишь.

Бёрдбрандт вдруг помотал головой, вздохнул судорожно и рвано и провел ладонями по лицу.

— Спасибо вам, — прошептал он. — Я до сих пор не могу поверить. Все кажется, что это дурной сон, что я открою сейчас глаза и отец войдет, как всегда бодрый и жизнерадостный.

— Лишь время утешит всех нас, — ответила Ретта.

— Да, конечно. Как Аудмунд?

— Ему так же тяжело, как и вам.

— Представляю. Ведь он вырос у отца на руках.

— Вы вместе проводили, должно быть, много времени?

Быть может, разговор о детстве отвлечет его? И ей самой, конечно же, было бы очень интересно.

Бёрдбрандт кивнул:

— Мы часто играли. Когда родился Аудмунд, мне было уже десять лет. Отец нередко приводил настырного, любознательного непоседу в наш дом, и он крутился вокруг меня, изрядно, признаюсь, досаждая. Но он ведь оборотень, а значит, быстро рос. Не прошло и трех лет, как мы практически сравнялись, и вскоре уже мне пришлось его догонять. Вот тогда-то мы и подружились по-настоящему.

Ретта слушала, пытаясь представить себе маленького Аудмунда, и рисовавшаяся ей картина выходила светлой и очаровательной. Совсем еще крохотный котенок-оборотень, который с энтузиазмом познавал новый для него, такой увлекательный и захватывающий мир! На сердце у нее потеплело, и горести последних дней отступили.

За дверью раздались чуть слышные шорохи, и Бёрди нахмурился.

— Меня беспокоит Тэньяти, — признался он. — Ему гораздо тяжелее, чем нам, его братьям-людям. Мы хотя бы постоянно находились рядом с отцом, он же лишь время от времени. Ему всегда не хватало общения с ним. Он не выходит из этого зала уже второй день и если оживает, то только для того, чтоб поинтересоваться новостями от сами знаете кого.

— Мы тоже думаем о том непрестанно, — подтвердила Ретта. — Но как же вы сами?

Бёрдбрандт пожал плечами:

— Ничего, я сильный. К тому же у меня теперь много забот, они не дают утонуть в печали.

— Как ваша невеста? — вновь спросила она.

Он улыбнулся:

— Что, Аудмунд вам уже рассказал? Навещает меня и, конечно, очень тревожится.

— Приводите ее, когда все закончится. Быть может, она подойдет для моего двора.

— Благодарю, непременно.

Бёрдбрандт откланялся и вновь скрылся в тронном зале, а Ретта, дав знак Берисе, направилась на тренировочную площадку.

С моря дул пронзительный, стылый ветер, от которого не спасали даже стены замка, и Ретта зябко поежилась. Пожалуй, долго она без плаща тут не простоит.

Впереди и справа от мощеной площадки, окаймленной кустами можжевельника, тянулись какие-то одноэтажные строения, вероятней всего конюшни или казармы. Звон мечей по-прежнему не стихал, и она принялась искать знакомые лица. Нашлись почти сразу советники, Айтольв и еще пара лиц, которые она как будто видела среди охраны замка.

— Даже смотреть на такое безобразие холодно, — заметила в шутку Ретта, и Бериса, вторя ей, тихонько фыркнула себе под нос.

Одеты тренирующиеся были лишь в штаны и тонкие рубашки, а некоторые и вовсе обнажились по пояс. И бой их с виду вовсе не походил на формальный.

Ни к чему подобному дома она не привыкла. В Месаине была армия и были все остальные люди, чье боевое искусство зачастую ограничивалось лишь умением разрезать хлеб и бумагу.

«Ну и шпагой иногда на дуэли махать, — подумала она, припомнив пару громких скандалов. — Но это точно не в счет».

— Военную подготовку проходят все мужчины независимо от общественного положения, — ответила Бериса на ее вопрос. — И каменотесы, и пекари. Но для аристократа служба не ограничивается тремя годами — для них это на всю жизнь.

— Вот как? — приподняла брови Ретта.

— Именно. С них спрашивают даже строже, чем с солдат регулярных войск. Здесь, в Вотростене, титул лорда — это прежде всего обязанности, и притом тяжкие. Любое хоть сколько-нибудь высокое положение всегда сопровождается серьезным грузом забот, и ты не найдешь в Асгволде ни одного бездельника-юнца, праздно шатающегося с дружками по тавернам и продажным девкам, как часто бывает в Эссе. Здесь сыновья знати на плацу и в учебных классах, иначе им просто-напросто ничего не светит в жизни. Женщина еще может рассчитывать на красоту и приятный нрав, но в мужчинах ценятся только умения.

Ретта прищурилась задумчиво и посмотрела на няньку.