— Мне стоит привести себя в порядок, — встрепенулась Ретта, оглядев себя.

— Я прикажу открыть сегодня вход для слуг, — сказал ей муж. — Чтобы ваши помощницы могли попадать прямо в гардеробную, минуя спальню.

— Это было бы чудесно, — обрадовалась она. — Спасибо вам.

Повинуясь порыву, Ретта наклонилась и быстро поцеловала мужа в щеку. Губы коснулись немного шершавой, колкой кожи, но ощущение это оказалось неожиданно приятным.

Соскочив с постели, она приоткрыла дверь и позвала Берису.

Та вошла, и она спросила:

— Поможешь мне одеться?

— Конечно, милая.

— Позовите мне ординарца, — попросил князь.

Ретта поспешила скрыться в гардеробной, и няня, окликнув вестового, присоединилась к ней.

— Завтра модистки привезут твои первые платья, — сообщила она.

— Очень хорошо, — обрадовалась княгиня.

Значит, она наконец сможет одеваться по местной погоде. Пока же следовало решить, что выбрать из имеющегося. Белое она наденет на похороны, но требуется ли ходить в нем каждый день?

— Конечно, нет, — ответила Бериса, когда Ретта ей задала вопрос. — Простой белой накидки на волосы будет достаточно. Только избегай слишком ярких и кричащих оттенков в одежде, выбирай спокойные.

— Спасибо, я поняла тебя.

Нарядившись в соответствии с полученными указаниями, она оглядела себя в зеркало и, оставшись довольна внешним видом, вернулась в спальню.

На столе уже стоял завтрак: сырный пирог и оладьи, яблоки и хлеб, нарезанное ломтями холодное вяленое мясо и, конечно же, ароматный травяной чай с вареньем из морошки.

— Ингдун, наверное, скоро придет? — спросила она Аудмунда.

— Я тоже так думаю, — ответил он. — А посему давайте поспешим с трапезой.

Поскольку разрешения вставать с постели Аудмунду пока никто не давал, она снова, как и вчера, поставила поднос на прикроватный столик. Муж слегка прищурился, облизнулся демонстративно, потянулся к блюду, но взял с него не ломтик мяса, как было решила Ретта, а… сырник.

Заметив растерянность на ее лице, он вопросительно приподнял брови:

— Неужели не ждали?

Она пожала плечами. В самом деле, ел же он в походе и кашу, и хлеб, да и в замке за столом никогда не привередничал. К тому же он наполовину человек! На половину своей загадочной, по крайней мере для нее, натуры. И все же…

— Не знаю почему, но я полагала, что начнете вы с мяса, — призналась она.

Быть может, дело было в том, что он все же ранен? Или в его собственных словах, что без мяса его кошачьи родственники не могут обходиться?

— Я люблю сырники, — признался Аудмунд, при этом светло, мечтательно улыбаясь. — И молоко тоже. С самого детства.

— Ну да, — согласилась Ретта, — вы же из рода кошачьих. А вот я в детстве его терпеть не могла.

Муж не выдержал и рассмеялся.

— А теперь? — уточнил он весело.

Ретта беспечно пожала плечами:

— С возрастом привыкла.

В глазах его промелькнуло странное выражение. Он бросил быстрый внимательный взгляд на жену, и она отчего-то не решилась спросить, о чем же он думает.

Завтрак продолжился за обсуждением вкусовых достоинств дичи. Едва они допили чай с пирогом и слуги унесли пустую посуду, как дверь распахнулась и вошел тот, кого они ждали с заметным нетерпением.

— Доброе утро, мастер Ингдун, — обрадовалась Ретта, вставая.

— Хорошего дня, — ответил тот. — Ну, как наш больной?

— Вел себя послушно и вполне прилично, — отчиталась она.

Лекарь даже удивленно приподнял брови:

— В самом деле? Непохоже на него. Что это с тобой случилось?

Последние слова были обращены уже непосредственно к Аудмунду. Поставив на стол сундучок, старик усмехнулся заговорщически и даже, можно сказать, плотоядно. Князь фыркнул и сложил руки на груди.

— Когда надо, я всегда веду себя разумно и осмотрительно, — заявил он.

— То есть вчера тебе оная осмотрительность была не нужна? — парировал Ингдун.

Князь, к немалому удивлению Ретты, промолчал.

«Интересно, как там Бёрдбрандт и остальные сыновья Горгрида?» — подумала Ретта.

Однако помочь им она все равно ничем не смогла бы, а праздное любопытство в таких ситуациях невыносимо.

Ингдун снял с Аудмунда повязку, и заинтересованная Ретта подошла ближе.

— Ох, ничего себе! — вырвалось у нее.

За ночь рана стала меньше почти на треть.

— Да, он у нас везунчик, — согласился лекарь. — Любого другого такой порез уложил бы в постель как минимум на неделю.

Старик присыпал рану заживляющим порошком, наложил мазь и заново перебинтовал.

— Ну, вот что, — заявил он, выпрямляясь и как-то особенно строго глядя на высокопоставленного пациента, — историй своих про очень важные дела можешь мне даже не рассказывать, все равно не поверю. Вставать разрешаю только для того, чтобы дойти до туалетной комнаты. Ты понял меня?

— Вполне, — ответил Аудмунд покладисто. — Обещаю быть паинькой.

— Надеюсь на твое благоразумие. Отдыхай пока, вечером я еще зайду.

Ингдун собрал свои лекарские принадлежности и, поклонившись учтиво Ретте, удалился.

На несколько минут повисла абсолютная, какая-то непроницаемая тишина. Не слышались во дворе или за дверями голоса солдат, не чирикали птицы.

— Скажите, а часто вы попадали в переделки в детстве? — спросила Ретта, присаживаясь на край ложа.

Аудмунд вновь светло улыбнулся и, протянув руку, взял ее пальцы и переплел со своими.

— Вовсе нет, — покачал головой он. — Не чаще, чем любой другой мальчишка на моем месте. А вот с тех пор, как принял командование, пару раз приходилось.

— Не хотели прятаться за спинами подчиненных? — понимающе отозвалась княгиня.

— Именно так. Но у меня имеется оправдание — я не был в то время ни князем, ни наследником, поэтому мог себе позволить иногда пойти на поводу у азарта. Теперь же совершенно другое дело — со вчерашнего дня от меня зависит слишком много народу. Я обещаю вам впредь быть крайне осмотрительным и благоразумным.

— Спасибо вам, — от всей души поблагодарила Ретта.

Аудмунд посмотрел серьезно и грустно вдаль, и она подумала, не представляется ли ему сейчас один из минувших боев. Чуть заметно вздохнув, князь поднял руку, обвел большим пальцем ладонь жены и поднес к губам.

«Этой же самой рукой он вчера оторвал Бардульву голову, — вдруг подумала она, — всего лишь выпустив когти».

Но это значит, что оборотню не обязательно менять ипостась целиком. Он может по необходимости изменить одну руку или, например, ногу. Или вырастить звериные клыки. И как умещается столь опасный хищник за такой приятной человеческой внешностью?

Усы супруга пощекотали ладонь, и Ретта плотнее прижала свои пальцы к его щеке.

— Сыграете мне? — попросил он.

— С удовольствием, — откликнулась она.

Поднявшись, она пошла к камину за арфой, а после уселась с инструментом в кресло.

— Люблю музыку, — признался князь. — Но здесь, в Вотростене, мне доводилось ее слышать не слишком часто.

— Что ж, — с легкой улыбкой ответила Ретта, — тогда я очень рада доставить вам удовольствие.

Подтянув струны, она задумалась, что же ей исполнить. Одно из тех произведений, что во множестве написали месаинские композиторы? Но подойдут ли они для северных суровых краев и тягостных событий?

«Вероятно, нет, — решила она. — Каждой ноте свое время».

И тогда она принялась импровизировать. В памяти всплыл вчерашний бой, их с Аудмундом собственная боль и ярость, и она попыталась поймать то настроение. Музыка звенела, взвиваясь ввысь, подобно боевому знамени, и муж, слушая ее, откинулся на подушках и закрыл глаза. Лицо его напряглось, скулы неуловимо заострились. Ретте даже показалось, что еще чуть-чуть, и у него полезут клыки.

Затем она принялась рассказывать, как волновалась за него, наблюдая бой, и мотив мгновенно переменился. Из воинственного и грозного он стал тревожным, потом щемяще-нежным, и князь, открыв глаза, посмотрел на нее пристально.

— О чем вы думаете? — спросила она.