— Спать приходите сюда, — вдруг велел он и выразительно похлопал по кровати. — И вообще, я думаю, вы можете перенести ко мне свои вещи. Вы моя жена, и теперь ваше место в моих покоях. Не волнуйтесь, я пока не в том состоянии, чтобы требовать от вас выполнения супружеского долга, а для вас это хорошая возможность привыкнуть к моему присутствию рядом. Вы согласны?
«Супружеский долг»! От этих слов Ретту бросило сначала в жар, потом в дрожь. Сердце бешено заколотилось, норовя вырваться из груди, а ладони вспотели. Ведь как бы то ни было, а уже очень скоро ей все же предстоит разделить с ним ложе. И это не Бардульв, объятия которого можно было бы просто вытерпеть, это тот, кто нравится, к кому влечет! Что станет делать она?
Мысли метались, но Аудмунд смотрел спокойно и ласково, и от мерного дыхания его, от все понимающего взгляда они успокаивались и потихоньку начинали приходить в порядок.
— Конечно же, Аудмунд, вы совершенно правы, — наконец сумела сказать она.
И мысленно поддела саму себя: «Какая дивная покладистость».
— Ну, вот и славно, — ответил муж.
Вдруг как-то незаметно сгустилась тишина. Не было слышно ни голосов, ни шагов. Ретта встала и подошла к окну. Во дворе стояли стражи, их было на первый взгляд как будто больше, чем в прошлые дни. Лица, в обычное время совершенно бесстрастные, выражали скорбь. С моря натягивало облака, ветер усиливался. Быстро темнело, и княгиня поискала, чем бы ей зажечь светильники.
— Огниво на столе, — подсказал муж.
— Спасибо.
Отыскав небольшой холщовый мешочек, она затеплила свечи, разожгла камин и спросила:
— У вас есть помощники?
— Здесь, в покоях? — уточнил он.
— Да.
— Нету. Я все обычно делаю сам. Хотя кто-то здесь определенно убирает.
— Что ж, ясно. Тогда мне стоит сходить и попросить кого-нибудь, чтобы нам подали обед. Вы ведь наверняка голодны.
— Есть такое, — признался Аудмунд. — Последний раз я ел еще вчера вечером.
— Так что же вы молчали? — возмутилась она и, обернувшись, нахмурилась и уперла руки в боки. — Надеюсь, вы не хотите сказать, что вашему кошачьему организму не нужна пища?
Аудмунд закашлялся, пытаясь скрыть смех. Глаза его блеснули весельем:
— Конечно, нет. Напротив, чтобы поправиться, мне нужно много сил. Но ваш упрек справедлив, признаю.
— Ох, Аудмунд, — с упреком проговорила Ретта и покачала головой.
«Иногда мужчины как дети, — подумала она. — Даже самые лучшие из них».
— Для поручений там должен быть ординарец, — подсказал князь.
Распахнув дверь, она выглянула и, обнаружив стоящего навытяжку солдата, велела:
— Пусть принесут обед в покои. И найдите Берису.
— Слушаюсь, княгиня.
Солдат убежал, а Ретта вернулась обратно в спальню.
— Наверное, я виноват перед вами, — сказал вдруг Аудмунд.
Огонь в камине уже успел разгореться, стало тепло и уютно. Она снова уселась на краешек кровати и вопросительно посмотрела на мужа, ожидая пояснений. Тот тяжело вздохнул:
— Не таким должен был быть день вашей свадьбы. Сложись все иначе, после церемонии состоялся бы пир. Вы были бы там самая красивая, вам говорили бы комплименты. Я обязательно преподнес бы вам подарок. И мы бы танцевали. А вместо этого вам запомнятся бой, предательство Бардульва и траур. И в довершение всего вы вынуждены теперь исполнять обязанности сиделки.
— Какие пустяки! — воскликнула Ретта с укором в голосе и покачала головой. — Вы уже сделали этот день счастливым, потому что избавили от своего брата. Ухаживать за больными я привыкла, а что до всего остального… Что ж, жизнь вносит свои коррективы в наши радужные мечты.
— Я постараюсь исправиться, — пообещал он твердо. — Как только встану на ноги.
— Не думайте об этом, — отозвалась она.
Он потянулся, накрыл ее ладонь своей и прошептал:
— Вы истинное сокровище, Ретта. И я в самом деле счастлив, что вы достались именно мне.
Тихий, вкрадчивый голос Аудмунда проникал в душу. Голова ее слегка закружилась, а по коже пробежал приятный озноб. Рука чуть дрогнула, Ретта осторожно потянулась и положила трепещущие пальцы мужу на грудь. Сердце зверя под ними бешено колотилось. Это тоже расовая особенность оборотней или он просто волнуется, как и она сама? Опять вопросы, на которые она не знает ответов.
Аудмунд сжал ее пальцы и принялся осторожно перебирать.
— Все будет хорошо, — пообещал он твердо. — Я вас вовсе не тороплю. Мне не нужна ваша покорность долгу, Ретта. Я хочу, чтобы вы по собственному желанию пришли ко мне.
Многообещающие слова! Воображение тут же нарисовало счастливые сцены семейной жизни. Внимание. Понимание. Согласие и любовь. Она даже зажмурилась, опасаясь спугнуть видение. Но что, если это все правда, единственное, что ей нужно, это побороть собственную робость перед неизведанным и незнакомым, перед силой оборотня?
Ретта резко распахнула глаза и посмотрела на Аудмунда. В его вертикальных зрачках читались мудрость и понимание. Конечно, ведь опыт сотен и тысяч предков в его распоряжении, и ему вовсе не нужно блуждать во тьме, чтобы получить ответы.
— Я обещаю, — прошептала она уверенно. — Однажды. Не знаю, когда.
Он явно собирался что-то еще сказать, но в этот самый момент в дверь постучали. С сожалением вздохнув, Ретта встала и отправилась открывать. Вошли слуги и поставили на стол обед.
— Можете идти, — отпустила их княгиня, и они с поклоном удалились.
Желудок голодно булькнул, давая понять, что идея насчет еды ему однозначно нравится. Соблазнительно пахло хлебом и мясом, кашей с фруктами и травяным чаем.
— Наверное, вам хочется умыться, — предположила она, обернувшись к мужу. — Да и руки бы помыть не помешало.
— Тут вы правы, — живо откликнулся Аудмунд и сделал движение, совершенно очевидно намереваясь встать.
— Нет, лежите! — встрепенулась Ретта. — Еще не хватало, чтобы ваши раны опять закровили.
Князь заинтересованно посмотрел, слегка приподняв брови, но спорить не стал и покладисто лег обратно на подушки.
Сходив в купальню, она принесла полотенце и смочила его в той самой воде, что по-прежнему стояла на столике у кровати, отжала и, присев рядом, начала вытирать ему лицо.
— Так, признаюсь, мне еще умываться не приходилось, — прокомментировал он.
— Вам повезло. Многие раненые на моей памяти были не в состоянии обиходить сами себя.
Полотенце высохло, и она его смочила снова.
— Давайте я теперь сам, — протянул руку Аудмунд.
Поколебавшись одно мгновение, Ретта все-таки отдала лоскут ткани. Кот в человеческом обличье довольно уркнул и, откинув одеяло, принялся обтирать шею, руки и грудь. Быть может, это зрелище было и не столь эффектным, как тогда на поляне, но все же она с удовольствием наблюдала, как красиво вырисовываются под кожей мышцы. Меньше всего сейчас Аудмунд походил на больного. Дыхание стало гораздо ровнее, а на лицо вернулись краски. Что он там говорил про три дня? Вполне возможно, завтра утром он уже в самом деле в состоянии будет встать.
«Но в этом, конечно же, должен будет сперва убедиться Ингдун». Она поднесла ближе миску, чтобы мужу было удобней помыть руки, и, поставив использованную воду обратно на столик, вышла из спальни и велела ее забрать.
Когда ординарец скрылся, она перенесла поднос с едой поближе к кровати и задумалась:
— Как же вы будете есть?
— Сам, — решительно ответил Аудмунд. — Я не до такой степени болен и при необходимости вполне могу передвигаться.
— Да, я видела, — задумчиво ответила Ретта, вспомнив недавнюю церемонию.
Она подошла, взбила подушки и помогла мужу устроиться в постели полусидя. Сначала они воздали должное каше, потом переключились на вяленого фазана.
— Должно быть, в Вотростене успевают соскучиться за лето по свежему мясу.
— Вы правы, — подтвердил он. — Но что делать, если охотиться запрещено. Иначе что мы все будем есть зимой?
— А домашняя скотина?
— А чем прикажете ее кормить?