Повисло неловкое молчание. Ретта мяла салфетку, не решаясь задать хотя бы один из десятка вопросов, что одолевали ее.

Попробовав зайчатины, она заметила вслух наконец:

— Очень вкусно.

И, дождавшись кивка, подтверждающего, что Бардульв услышал ее замечание, спросила порывисто, будто в холодную реку прыгнула:

— Скажите, князь, почему вы пощадили в конце концов Месаину? Отчего не добили? У вас ведь были для этого все возможности.

Он отложил прибор, откинулся на спинку стула и замер, скрестив руки на груди.

— Если у меня есть возможность прыгнуть с балкона, — наконец заговорил он медленно, со странной усмешкой в холодных глазах, — то это вовсе не значит, что я непременно должен это делать. Надеюсь, такая простая вещь вам понятна?

Ретта вздрогнула, словно ее окатили холодной водой, и кивнула. Плечи ее поникли.

— Но я, конечно, вам объясню подробнее, раз вы хотите, — продолжил Бардульв.

Было очень странно видеть на бесстрастном, не имеющем совершенно никакого выражения лице глаза, в которых попеременно отражались то гордость и надменность, то презрение.

— На самом деле, — проговорил он, — причин было три. Первая — ваш брат.

— Теональд? — воскликнула изумленная Ретта, и глаза князя блеснули насмешкой.

— У вас есть еще один? — уточнил он нарочито вдумчиво, и герцогиня смешалась.

— Конечно, нет.

— Значит, мы говорим о Теональде. Вот и разобрались. Тогда я продолжу, с вашего позволения. Так вот, в отличие от герцога Рамиэля он действительно способный мальчишка, а поскольку убить его, скорее всего, мне бы не удалось, то в будущем он бы изрядно попортил мне кровь, вздумай я его теперь лишить наследства. В мои планы это не входит.

Ретту покоробило такое циничное рассуждение о смерти брата, она вновь взяла вилку и принялась за ужин, чтобы только не видеть сидящего напротив некроманта. Однако следующая фраза опять заставила ее в удивлении вскинуть голову.

— Вторая причина, — продолжил объяснять Бардульв, — Аудмунд. Он из меня уже всю кровь выпил, настаивая на прекращении войны. Клянусь вам, проще было согласиться и подписать наконец этот проклятый мир. И третья причина — вы сами.

— Я?

Бардульв преувеличенно тяжело вздохнул:

— Послушайте, Алеретт, я что, невнятно говорю? Или у вас проблемы со слухом? Что вы все время переспрашиваете?

Он порывисто встал, стремительно обошел вокруг стола и, остановившись напротив, осторожно приподнял одним пальцем ее подбородок:

— В конце концов, мне действительно нужна жена, и ваша кандидатура меня вполне устраивает. Если, конечно, вы будете настолько любезны и перестанете трястись при виде меня так, словно я вас собираюсь убить.

В окно ударил резкий порыв ветра, заставив задрожать стекла, и Бардульв поморщился:

— Проклятая погода. В этой стране она меняется по пять раз на дню.

— В Фатраине, должно быть, не так? — спросила Ретта. — Скажите, князь, что вы любите?

— Вам правда это интересно? — уточнил он, и на лице его впервые отразилось искреннее удивление.

— Да, — ответила она.

«В конечном счете, ведь шанс на то, что он в итоге станет моим мужем, как планировалось, довольно велик, — подумала она. — Должна же я хотя бы попытаться его узнать?»

Бардульв подошел в окну и отдернул шторы.

— Вы любите Фатраин? — спросила Ретта.

Князь кивнул:

— Да. В отличие от Вотростена, две трети года там светло и тепло. Погоду на острове поддерживают природные маги с помощью Асцелины. Есть дюжина постоянно сменяющихся сильнейших волшебников, которые составляют ковен. Они быстро теряют силу, очень многие умирают. Аркан необычайно сложен, но оно того стоит. А еще я люблю свою силу.

Он обернулся, и ей вдруг почудилась в его душе борьба. Как будто он действительно хотел, чтобы будущая жена его поняла, и одновременно сомневался, что такое возможно.

— Вы знаете, Алеретт, у меня не было выбора. Я родился тем, кем родился, и ничуть не жалею об этом. Вам, людям, это сложно понять, но магия — она часть меня, как голова и ноги. Я мог бы ею не пользоваться, но спросите любого калеку, как он себя ощущает, или попробуйте себе самой отрубить руки по локоть. Быть может, тогда вы поймете хоть что-то. И то не до конца.

Ретта слушала, затаив дыхание. Пока все, что он говорил, оставалось для нее набором слов. Но вдруг, если она будет внимательна, ей удастся проникнуться?

— Я должен пить кровь, — продолжил он. — Конечно, не саму жидкость, что течет в венах, но энергию, которая в ней содержится. Конечно, обряд сопряжен со смертью жертвы, но это всего лишь люди. И потом, только он дает мне возможность самому быть полноценным.

«Не проще ли отказаться тогда?» — хотела было спросить она, и тут же поняла, что нет. Он ведь уже сказал.

Всего лишь люди. Горькая оговорка. Так значит, между ними действительно нет ничего общего. Ведь если рядом не окажется другой жертвы, он запросто убьет ее, чтоб выжить самому. Просто еда. Подпитка. Не равная, не подруга, с кем можно провести остаток жизни.

— Но как же Вотростен? — спросила она, цепляясь за последнюю надежду.

— А что Вотростен? — спросил Бардульв безразлично, пожав плечами.

Непогода за окном усиливалась, начался ливень, и Ретта с болью подумала, как там Аудмунд. Добился ли того, чего хотел? Жив ли, здоров? Есть где укрыться?

Взгляд Ретты подернулся печалью, плечи поникли.

— Когда перед глазами вырастает Рагос, — проговорил Бардульв, — сияющий золотом шпилей, пронизанный силой до самого основания, то понимаешь, что не было и нет в мире ничего прекрасней. Он как желанная женщина, за которую готов жизнь отдать.

Голос князя дрогнул. Он обернулся, взгляд снова стал холодным и безразличным.

— Значит, Вотростен вы совсем не любите? — спросила Ретта.

— А что тут любить, вы можете мне сказать? Заносчивый нрав жителей, непроходимые леса, бурное море или, может быть, переменчивую погоду? Что именно из этого всего вас лично привлекает?

Бардульв стоял, сложив руки на груди, и ожидал ответа. Ветер неистовствовал, дождь хлестал в окна. Казалось, что время замерло, и не только князь, но и вся земля, само мироздание прислушивается тревожно.

А перед глазами девушки предстал не Бардульв, не вересковые поля или что-то иное. Ей вдруг привиделся Аудмунд, его смеющийся, теплый взгляд и ласковая улыбка. И полуобнаженный торс, когда он на стоянке обливался водой. В груди потеплело, и ей показалось, будто ласковым летним южным ветерком дохнуло.

— Та-а-ак, — медленно протянул Бардульв таким тоном, что Ретта вынырнула из грез и мгновенно похолодела. — Кажется, я понимаю. Мой братец уже успел вас очаровать? Ведь верно? Что ж, это он умеет, если захочет. Это в его проклятой кошачьей крови!

Он подошел к столу и, схватив нож, с силой воткнул его в дерево, вогнав почти до половины. Лезвие задрожало.

— Не смею вас больше задерживать, госпожа, — сквозь зубы процедил он. — Впрочем, замуж вам выйти за меня все равно придется, примите мои соболезнования. Завтра утром. Все, вы можете идти.

Ретта вскочила, спеша воспользоваться драгоценным разрешением.

— Доброй ночи, — с трудом выдавила она и побежала, путаясь в юбках и спотыкаясь на особенно крутых поворотах.

Стражники с удивлением смотрели ей вслед. С силой захлопнув дверь покоев, Ретта обессиленно прислонилась к стене. Сердце бешено колотилось.

— Завтра утром, — повторила она, и Бериса встала, поняв, что это только начало. — Нам надо спешить.

========== 16. Свадьба ==========

Пламя светильников нервно дрожало, разгоняя по углам тени.

— Неси мой лекарский сундучок, — решительно велела Ретта.

— Что случилось? — серьезно спросила няня, глядя воспитаннице прямо в глаза.

Та помолчала недолго, собираясь с мыслями, и коротко ответила:

— Будет бой.

Подойдя к камину, она обреченно вздохнула и поднесла руки к огню. Тепло весело разбежалось по жилам, прогоняя легкий озноб. Всего одна последняя ночь, чтобы разобраться во всем и подготовиться. Знает ли Аудмунд, что свадьба назначена на утро? А если да, то успеет ли? Опять вопросы. Быть может, оборотни в этот раз смогут дать ответ?