— Я рад бы, дружище, но не могу, сам знаешь.
— Удачного дня и вам, — пожелала Ретта.
— Благодарю.
Аудмунд удалился, а Горгрид подошел и подал руку, помогая встать.
— Вас ждут в голубой гостиной, — сообщил он. — Бериса знает, где это, и проводит. А я, пожалуй, воспользуюсь случаем и удалюсь — для подобных испытаний уже слишком стар. Предпочитаю старые добрые политические интриги.
Ретта рассмеялась, оценив шутку советника, и, попрощавшись с ним, отправилась обновлять гардероб.
— Горгрид давно занимает пост? — спросила она у Берисы, пока они шли по коридорам.
Старуха пожала плечами:
— Всю свою жизнь. Понимаешь, — начала объяснять она, — он рос при дворе, с самого детства дружил с Эргардом, тогда еще отнюдь не князем. Они через многое прошли вместе, и я не погрешу против истины, если скажу, что наследник опирался на ум товарища уже тогда. Гораздо позже, вступив в должность, Горгрид просто оформил свое положение, если можно так выразиться, официально.
Ретта всерьез задумалась над рассказом. Всегда около власти, и ни разу не воспользовался положением в личных целях?
— Такая преданность удивительна, — наконец сказала она.
— В Месаине да, — пожала плечами Бериса.
Яркое солнышко, щедро светившее за окном, так и манило прогуляться, но, увы, пока подобные мечты следовало отложить. Стражи распахнули дверь, и Ретта увидела не менее десятка женщин.
— Доброе утро, госпожа, — приветствовали они ее, присев в реверансе.
Пришлось призвать на помощь манеры. В конце концов, не в первый ведь раз.
«Но никогда прежде не приходилось шить одежду сразу в таком количестве», — напомнила она себе. Однако позорная мысль сразу после появления была решительно изгнана.
— Рада видеть вас, — вслух сказала она.
И началась работа. Вскоре выяснилось, что модисток было всего три, остальные состояли при них помощницами. Они тщательно сняли все мерки и, наконец, когда с главной частью было покончено, разложили ткани.
— Взгляните, госпожа, — щебетали служительницы красоты, — какие вам больше нравятся?
Признаться, посмотреть и впрямь было на что. Шелковые и бархатные, парчовые и шерстяные. И конечно, лен и хлопок самых разных расцветок. Пурпурно-красные и бордовые, небесно-голубые и изумрудные, цвета персика, коралловые и золотые.
— Как вам нравятся вот эти лилии? — спросила одна из модисток, указав на янтарный отрез.
— А эти васильки?
Видимо, поняв, что Ретта одна не справится, подключилась Бериса. Сходу отсеяв рисунки, неподходящие для княгини, она тем существенно помогла с выбором. Наконец два или три десятка подходящих тканей были отложены.
— Не стесняйся, девочка, — напутствовала няня, — не ходить же тебе каждый день в одном и том же. Вот этот винный с черным, мне кажется, вполне подойдет.
Она со знанием дела приложила отрез к плечу Ретты и велела помощницам:
— Заберите.
А ту вертели из стороны в сторону, словно куклу, все время спрашивали, оценивали и замеряли. Бериса вышла вскоре и вернулась со служанкой, несущей поднос с чаем.
Должно быть, это послужило сигналом модисткам. Отрезы с тканями были убраны, а на стол выложены многочисленные эскизы платьев. Тут уж нянька уселась рядом и принялась подавать советы.
— Это сразу уберите, — отодвинула она в сторону один из листов. — Он будет сидеть на княгине мешком.
Солнце ползло по небосводу все выше, приближалось время обеда. Голоса под окнами то становились громче, то стихали. Слышался лязг оружия.
«Тренировка там идет, что ли?» — лениво думала Ретта, приглядываясь к фасонам.
В конце концов настал момент, когда женщины начали собираться.
— Главное, не забудьте побольше белья и ночных сорочек, — напутствовала няня. — И покрасивей.
— Конечно, госпожа.
Когда за модистками закрылась дверь, а их голоса стихли, Ретта почувствовала, что голова ее идет кругом.
— Кажется, я понимаю советника Горгрида, — пробормотала она.
Бериса хмыкнула:
— Это еще что. Ты бы посмотрела на свадьбу леди Хельвеки…
До обеда еще оставалось время, и они решили спуститься в сад.
Стояла уютная, звенящая тишина. Над дорожками витал терпкий, густой аромат, и если закрыть глаза, то можно было легко поверить, что ты в лесу. Ретте было непривычно видеть такое обилие хвойных кустарников и деревьев. «Хотя, конечно, чему удивляться, ведь это естественно, — размышляла Ретта. — Разве выжили бы в столь суровом климате нежные розы? Конечно, нет. А элегантные, стройные туи будут даже зимой радовать глаз».
Она подошла к беседке и бережно провела рукой по витому столбу. Дуб. Интересно, какой мастер выточил столь искусно птиц и ажурные арки?
— Не знаю, — честно ответила на вопрос Бериса. — Ее поставили уже после меня.
Ретта заглянула внутрь и уже собралась было устроиться на одной из уютных скамеечек, как вдруг заметила на влажной земле следы.
Присев на корточки, она пригляделась и поняла, что внутри стен замка побывала огромная кошка. Оборотень. Последнее, впрочем, было только предположением, но наиболее вероятным.
— Должно быть, Аудмунд встречался с кем-то из своих хвостатых сородичей, — решила она. — Интересно, выслушивал доклад или давал поручение?
— Быть может, и то и другое, — в свою очередь высказала мысль Бериса. — Спроси у него — тебе он наверняка ответит.
— При первом же удобном случае, — согласилась Ретта.
Прогулки по саду, библиотека, арфа. До тех пор, пока не прибудет в Вотростен Бардульв, занятий у нее было не так уж и много. Аудмунд в последующие дни появлялся редко, а когда они встречались, то выглядел изможденным.
«Он что, вообще не спит?» — с тревогой в сердце спрашивала себя она.
Скулы маршала чуть заострились, глаза ввалились, а движения казались резче обычного.
— Все будет хорошо, — уверял он ее, замечая в глазах тревогу. — Не думайте ни о чем.
Чтобы отвлечься хоть немного от происходящего, Ретта все-таки решила вышивать. В покоях, однако, запираться не хотелось, и она попросила поставить пяльцы в золотой гостиной. До самого вечера там было много света, а обитые светлым шелком стены создавали уют.
Придвинув кресло с мягкими подушками поближе к окну, она уселась перед полотном и задумалась над сюжетом. Что изобразить? Герб Вотростена? Слишком самонадеянно, во всяком случае пока. Цветы и птиц? Изделие с таким сюжетом она не сможет никому подарить, только оставить себе. Наконец она решила, что конь Аудмунда послужит идеальной моделью, и принялась за дело.
Солнце вставало и садилось, золотя поля. Ожидание выматывало нервы, давило на душу. Ретта предпочитала держать сомнения и метания при себе и, может быть, поэтому довольно часто до середины ночи не могла уснуть.
Накинув на плечи теплый халат, она открывала настежь окна и вглядывалась в горизонт. Ветер рвал волосы, щипал лицо. Хотелось бросить все, поседлать Астрагала и скакать вперед, не разбирая дороги.
Вечерами же она довольно часто поднималась на смотровую башню. Застыв там, будто одна из статуй, вдали от людей любовалась вересковыми полями и скоро уже знала все хитросплетения узоров.
А вышивка, между тем, продвигалась вперед. Уже показался контур головы, и глаз обрел характерное умное выражение.
— Красиво. Очень, — услышала она как-то за спиной и, вздрогнув, резко обернулась.
— О боги, Аудмунд! — воскликнула она, прижав руки к груди.
Сердце бешено колотилось. Но сколь печален был маршал Вотростена! Она подалась вперед, тревожно вглядываясь в его глаза, а сам эр-князь проговорил тихо, без выражения:
— Я напугал вас? Простите, не хотел.
— Что случилось? — не сдержавшись, вскрикнула она.
Глаза оборотня блеснули, пальцы сжались в кулак, и по заигравшим на его лице желвакам Ретта поняла, что он сейчас скажет. И она угадала.
— Бардульв в одном дне пути, — сквозь зубы процедил Аудмунд.
Ретта как-то разом обмякла в кресле, словно из тела ее вынули все до единой кости, а брат князя постоял с минуту молча, потом саданул со всей силы кулаком в стену и вышел, больше ничего не сказав.