— Больше детей у Раэтина не будет? — спросил Эргард.
Кимеда пожала плечами:
— Родители разошлись. Конечно, в жизни может случиться всякое, но он много раз говорил, что впредь не собирается вступать в брак.
Ему нестерпимо хотелось обнять Кимеду и прижать к груди, чтобы сердца их бились рядом, а он мог бы просто сидеть и неторопливо гладить ее плечо и бедро. Желание было столь сильным, что он стиснул зубы и спрятал руки за спину.
— Я очень дружила с братьями, — тем временем рассказывала она. — Мы, оборотни, не делаем различий между родней по отцу и по матери. Родители могут заключать вийнэку и два, и три раза, но все их потомки одинаково близки нам. Сейчас Тэр служит на западной границе, на заставе, а Вэр осваивает ремесло оружейника на востоке страны.
— Как раз там, где теперь Иласару?
— Верно. Но тогда мы много времени проводили вместе. Я была страшной непоседой. Мне все было интересно. Память предков подсказывала, что в мире бесконечно много удивительных, таинственных и даже поистине волшебных вещей, и мне, конечно же, хотелось непременно на них посмотреть собственными глазами.
Отец был постоянно занят — у главы клана всегда много забот. Но братья не давали мне заскучать. Мы убегали в леса на несколько дней, охотились там, собирали грибы и ягоды. Они учили меня жарить на костре мясо, хотя это занятие я не слишком любила.
Зато я просто обожала читать следы. Мне нравилось собирать дары леса — первое, что под руку попадется, а потом смотреть, что же такое интересное из них выйдет.
— Например, бусы? — предположил Эргард.
— Бусы, букеты, гербарии, — кивнула Кимеда. — Самодельные короны. Я брала все подряд — пушинки с цветков, случайно опавшие листики, гроздья рябин и плоды орешника. Иногда получались прелюбопытные картины, которые отец потом вставлял в рамку и вешал на стену.
Эргард представил себе уютную, домашнюю сцену, когда маленькая кошечка гордо хвастается перед родней, ожидая похвалы, и отец ее гладит по голове и целует в щеку.
— Еще мы ездили в соседние города. Знаешь, Эргард, когда ты видишь вживую то, что прежде знал только благодаря памяти, то внутри, в душе, просыпается особое чувство. Наверное, это можно сравнить с дежавю, но только отчасти. Ты трогаешь стену и понимаешь, что здесь, на этом самом месте, должна быть трещина, и ищешь ее, а найдя — радуешься.
Иногда трещина выглядит совершенно иначе — не так, как подсказывает память, и тогда начинается процесс познания. Это как попытка совместить два разных варианта рисунка в единое целое.
— Кажется, я понимаю, о чем ты, — сказал тихо Эргард, и Кимеда потянулась вперед и переплела свои пальцы с его.
— Мы убегали в своих странствиях все дальше от дома, — продолжала она. — Конечно, за пределы Аст-Ино не выбирались, ведь во внешний мир можно попасть только с разрешения сениту. К тому же там по-настоящему опасно.
Зато мы подбирались все ближе к горам. Они меня манили. Величественные исполины, свидетели веков. Люди появляются и исчезают, оборотни продолжают жить в памяти потомков, но только горы на своем бесконечно долгом веку пережили все, что только можно вообразить. На их глазах рождались и умирали народы и страны, и мне нестерпимо хотелось взглянуть на этих древних гигантов собственными глазами.
Мы с Вэром и Тэром собирали заплечные сумки, оборачивались рысями и отправлялись на юг. Мы не спешили, со вкусом смакуя каждую пройденную милю. Я сама по памяти прокладывала путь, и братья лишь изредка поправляли меня. Я была этим ужасно горда.
Когда мы останавливались по вечерам на ночлег, Вэр и Тэр принимались рассказывать мне о том, чего я помнить не могла. Истории о собственных приключениях, о прочитанных в хранилищах знаний книгах.
— В библиотеках? — уточнил Эргард.
— Да.
Кимеда распрямилась, откинула волосы со лба и принялась поправлять их. Он любовался ее ловкими, проворными движениями, а она между тем все рассказывала:
— Конечно, больше всего мне хотелось залезть в шахты, но туда ребенка никто бы не пустил. Но я не унывала. Братья уверяли, что после, когда я стану немного старше, они сводят меня. А вот в некоторые пещеры я могла попасть уже тогда.
Так получилось, что никто из моих предков не освоил восхождения в горы. А вот братьям память рода подсказывала. Но ведь тем интереснее! Освоить новое дело собственными руками — что может быть более волнующим и интересным для оборотня?
Мы забежали на одну из пограничных застав и взяли снаряжение. Я с волнением и нетерпением следила, как растут перед глазами пики, выискивала взглядом лощины и седловины.
Вэр и Тэр учили меня тонкостям обращения со снаряжением, и я схватывала науку на лету. Я перебирала крюки и веревки, и сердце начинало колотиться от мысли, что теперь и мои собственные потомки будут знакомы с этим делом и смогут при необходимости использовать нужные знания.
Не сразу, но постепенно мы облазили все доступные для ребенка вершины и заглянули в самые красивые пещеры. Я взяла себе несколько камней на память.
— Покажешь? — попросил Эргард.
— Обязательно. Это вульфенит, напоминающий солнце в разрезе, опал, похожий на ясное небо в летний полдень, и реальгар, схожий с застывшими капельками крови. Но больше всего меня манил Перевал Ветров. Загадочные двери в совершенно незнакомый, не похожий ни на что мир.
— Незнакомый? — переспросил удивленно Эргард.
— Ну да, — улыбнулась Кимеда. — Ведь оборотни не посещают погибшую страну слишком часто — лишь по желанию, примерно раз в два-три столетия. Серьезный срок, чтобы обнаружить по возвращении необратимые изменения.
— Да, ты права, — согласился князь.
— Мои предки бывали там. И после катастрофы, и в те года, когда твоя прародина еще была жива. Но что я могла увидеть там собственными глазами? Душа моя замирала от восторга и предвкушения. И я решилась. Однажды вечером я уверенно заявила, что они должны меня туда сводить. А заметив, что братья колеблются, добавила, что в противном случае убегу одна. Они были достаточно знакомы с моей решительностью, чтоб поверить.
Конечно, в тот же день подобная поездка не могла состояться. Во-первых, требовалась подготовка, ведь воды и еды на территории пустынных земель найти невозможно. А во-вторых, нужно было сообщить отцу и получить разрешение сениту — ведь ваша погибшая родина уже не Аст-Ино.
Мысль о Далире болью отозвалась в сердце Эргарда.
— Прости, — повинилась оборотница, заметив, как собеседник переменился в лице.
— Все в порядке, — успокоил тот. — Просто осознание того, что жизнь нашего народа могла быть до сих пор гораздо более комфортной и приятной, если б не маги, не дает покоя. И более сытной, если на то пошло.
Князь чуть заметно нахмурился, на скулах заиграли желваки. Глубоко вздохнув, он усилием воли привел мысли в порядок и вновь сосредоточился на Кимеде:
— Я внимательно слушаю тебя.
Она переменила позу, подвинувшись немного ближе к Эргарду, и тот, воспользовавшись безмолвным приглашением, положил ладонь ей на колено.
— В тот раз, закончив обследование пещер, — заговорила она, — мы вернулись домой. Я понимала, что в пустыне нас ожидают трудности — ведь я оборотень. Знали это и братья. Но мы были уверены, что со всем справимся. В конце концов, наши предки уже семь раз проделывали подобное.
Отец не стал ругать нас или отговаривать, только спросил, хорошо ли я понимаю, какая ответственность на мне лежит. Я заверила, что все тщательно обдумала и у него нет повода беспокоиться.
К сениту за разрешением ходили братья. Он дал добро, но при условии, что стражи границ будут за нами следить и контролировать перемещения. Вэр и Тэр согласились.
И тогда мы стали готовиться к вылазке. Я непременно настаивала, что сумку буду собирать сама. Лепешки, орехи, вяленое мясо, сушеные фрукты. Мы полагали, что пробудем в пустыне всего пару дней, однако воды все равно брали с запасом. Я не хотела тащить такие не нужные мелочи, как огниво или лекарские принадлежности, но братья настояли. В итоге кладь набралась более чем внушительная, но я не сдавалась и решительно заявила, что свое добро потащу сама.
