На нашем материале, добавили бы мы, конституционный эксперимент Диоклетиана был также и попыткой учесть все сложившиеся в течение III в. реалии, соединить их воедино. Видимо, сведение успеха первой тетрархии как устойчивой системы власти к тому, хотя и чрезвычайно важному, обстоятельству, что “в качестве политической концепции предписывалось длительное присутствие представителей императорского дома в особенно угрожаемых регионах“[103], не совсем точно. В период формирования тетрархии иллирийская военщина была достаточно серьезным политическим фактором для того, чтобы ее можно было игнорировать. Конструкция политической адоптивации гарантией императорской власти через службу абсорбировала честолюбие наиболее опытных и популярных в армии иллирийских офицеров; не случайно и первая, и вторая тетрархия включала в себя только иллирийских военных (Aur. Vict. De caes. 39. 26). Каждый август и цезарь имел собственный comitatus (Lact. De mort. 7. 4), обладал на него влиянием в силу персональной связи и обеспечивал его лояльность по отношению ко всей императорской коллегии. Впервые после долгого периода гражданских войн экспедиционные силы империи удалось объединить общей идеей и тем самым снизить уровень зависимости власти от армии. Не случайно в этой связи, что все немногочисленные узурпации эпохи первой тетрархии не поддерживались походными войсками. Не говоря уже о багаудских вождях Элиане и Аманде, о мятежах Ахилла в Александрии и Юлиана в Африке[104], даже Караузий узурпировал власть, опираясь на флот (Aur. Vict. De caes. 39. 20; Eutrop. IX. 21).

Своеобразие государственности первой тетрархии породило специфический тип военной знати. К ней, безусловно, относились цезари, назначение которых обусловливалось как прямой военной необходимостью, так и расчетом на долгосрочную стратегическую программу[105]. Впервые на долгую перспективу политической концепцией Диоклетиана намечалось регулярное использование цезарей как младших соправителей в императорской коллегии[106], т. е. они фактически вводились в конституционный механизм в качестве постоянного института государства, а не только наследников престола с камуфлирующим их реальный статус старой республиканской (в том числе princeps iuventutis) титулатурой. Ин-ститутизированный цезарат получил более или менее четко определенный объем полномочий. В свое время Ж.-Р. Паланк показал, что цезари тетрархии не обладали гражданской властью, т. к. не имели права на назначение высшей администрации и на самостоятельное законотворчество[107], а В. Сестон, проанализировав взаимоотношения августов и цезарей, метко назвал их “сотрудничеством командующих армиями и их легатов”[108]. Недаром Аммиан, стремившийся подобрать наиболее точный аналог цезарям первой тетрархии, в отличие от современных ему носителей этого ранга, употребил ut apparitores… obtemperebant (Amm. 14. 11. 10). Диоклетианова концепция цезарата предусматривала и точный срок длительности его для одного лица — 10 лет, т. е. в известной мере рассматривала цезарат как своего рода высшую имперскую магистратуру. Антично-магистратская традиция в плане социально-гражданственных характеристик отразилась и в титулатуре цезарей — Proconsul, Pater Patriae. Имела место и такая, разумеется, модифицированная, черта магистратур, как коллегиальность и привлечение к публичной ответственности за проступки. Аммиан (14. 11. 10) описывает любопытный случай, когда Диоклетиан в наказание за поражение заставил Галерия, облаченного в пурпур (= знаки высшего магистратского достоинства), пройти милю пешком на глазах у всего войска (= собрания имеющихся в наличии римских граждан; comitium imperii, пользуясь выражением Тацита — Тас. Hist. I. 14). Этот модифицированный временем и обстоятельствами магистратский статус цезарей соединялся посредством присвоения им титула nobilissimus с официальной знатностью. Помимо адоптивации цезари были породнены в рамках своих правящих фамилий (расчет только на сакрально-политическую родственную общность казался все же Диоклетиану не достаточным) с августами: Галерий был женат на дочери Диоклетиана (Lact. De mort. 7.9.); Констанций — на дочери Максимиана (PLRE. I.895). Таким образом, при первой тетрархии возник узкий верхушечный слой новой военно-императорской знати, фамильно и сакрально породненной, к которой, уже в качестве второго эшелона, примыкала столь же узкая группа префектов претория.

Безусловно, префекты претория и при первой тетрархии не относились к чистому типу viri militares, хотя в балансе их полномочий как наследие чрезвычайных обстоятельств III в. военные функции занимали довольно значительное место. Примечательно, что все немногие (CJ. V. 30. 2; 31. 9; 70. 4; VIII. 17. 9; VI. 24. 10). императорские рескрипты по гражданским казусам на имя префектов претория первой тетрархии были изданы после назначения цезарей: префектов претория вновь возвращали к гражданскому администрированию. Иными словами, функционально цезарат первой тетрархии, очевидно, вырос непосредственно из тех черт префектуры претория, которые особенно отчетливо выступили на первый план во второй половине III в., а именно, наряду с постоянным сопровождением, все учащающееся замещение императора в походе с правом самостоятельного принятия решений[109]. В этой связи представляется оправданным предположение при реконструции карьер Констанция и Галерия, что перед их назначениями цезарями они были префектами претория обоих августов[110]. Однако цезарат лишь частично “разгрузил” префектов претория от военных функций; и после 1 марта 293 г. им поручалось проведение крупных операций. Например, префект претория Асклепиодот в 296 г. отвоевывал у Аллекта Британию (Eutrop. IX. 22; Aur. Vict. De caes. 39. 42). Префекты претория и при первой тетрархии относились к высшему всадническому разряду eminentissimi[111]. Любопытно, что консулат (соответственно и статус знатности), а вслед за ним и сенаторский клариссимат они за свои заслуги получали до назначения цезарей (Аристобул в 285 г.; Ганнибалиан и Асклепиодот в 292 г. — CLRE. 105; 118); в 293–305 гг. префектов претория не делали даже суффектными консулами. Думается, это было сознательным актом: Диоклетиан возвышением цезарей стремился снизить значение префектов претория в государстве, ослабить их влияние, чрезмерно возросшее в течение III в. вплоть до того, что нередко судьба императоров была в их руках; Диоклетиан сам был свидетелем заговора префектов претория Апра и убийства им Нумериана[112]. В результате наметилась тенденция к превращению после 293 г. префектов претория в гражданских чиновников, и, соответственно, к постепенному выбыванию их из категории военной знати империи.

Относились ли к военной знати первой тетрархии duces? Какой-то строгой организационной системы ни в региональной пограничной обороне, ни в ее командовании к моменту прихода Диоклетиана к власти не существовало. Поскольку именно командующие дукатами чаще всего становились узурпаторами в середине и второй половине III в., правительство по возможности стремилось как избегать создания дукатов, на что указывает практика назначения цезарей (Валериан-младший, Карин) и личное присутствие августов в угрожаемых регионах (Валериан, Галлиен, Аврелиан, Проб), так и менять их территориально-административную структуру, варьируя количество входящих в них провинций. В полномочиях региональных дуксов III в. прослеживается одна тенденция: будучи наместниками лишь одной провинции (соответственно, обладая в ней военной и гражданской властью), они официально были командующими войсками и других сопредельных провинций[113]. Являясь всадниками — perfectissimi, дуксы второй половины III в. фактически замещали довольно высокие сенаторские должности, подчиняясь только императору. Такое положение сохранялось и при Диоклетиане до начала реформирования провинциального управления, в результате которого функции гражданской власти у дуксов изымались, а сами они превращались из командующих войсками регионов в duces limitum. Во многом этому способствовало уже реально сложившиееся членение армии на походную и пограничную. Однако часть дукатов первой тетрархии, отныне приграничных, а не региональных, все еще включали в себя значительные территории. Так, Валерий Конкордий при Диоклетиане был дуксом обеих Германий и Первой Белгики, т. е. практически всего рейнского фронта, будучи при этом vir perfectissimus (PLRE. I. 219). При Константине же зафиксирован dux limitis Aegypti et Thebaidos utrarumque Lybiarum (ILS. 701) в том же ранге. Параллельно с ним существовали dux limitis provinciae Scythiae (ILS. 4103), dux Pannoniae Secundae Saviae (PLRE. I. 454), т. е. процесс трансформации региональной обороны и ее командования был более затяжным, чем реформирование провинциальной гражданской администрации, и в каждом секторе границы решался в зависимости от локальных обстоятельств. Политический вес дуксов по мере уменьшения их полномочий в провинциях, особенно вследствие разделения властей, неуклонно уменьшался. Серьезный удар по их престижу был нанесен после назначения цезарей в 293 г. Если крупные приграничные дукаты в восточных и рейнских провинциях существовали при первой и второй тетрархии, то во многом они ставились под контроль цезарей, которые со своими экспедиционными войсками оперировали именно в этих “болевых точках” империи (Галерий на Евфрате, Констанций на Рейне)[114]. Отсюда ясно, почему в тех регионах, которые еще недавно пережили узурпации Постума, Одената, Сатурнина, не было попыток антиправительственных мятежей. Диоклетиану тем самым удалось переломить опасную тенденцию локальных узурпаций со стороны профессиональных военных, и, как следствие, некогда могущественные дуксы откатывались на “задворки” политической жизни, оставшись до конца 60-х гг. IV в. в разряде perfectissimi[115]. Поэтому, 44 думается, что к военной элите империи они, начиная с эпохи первой тетрархии, не принадлежали. Военная знать первой тетрархии в результате конституционного эксперимента Диоклетиана складывалась как группа командующих крупными подразделениями походных войск, которым уже в силу того, что они были членами императорской коллегии, подчинялись дуксы пограничной армии. Поскольку концепция политической адоптивации Диоклетиана предусматривала периодическое обновление цезарей вне кровного родства, то и военная знать империи теоретически должна была изначально стать не фамильным кланом (речь в данном случае не идет о сакрально-политическом родстве Иовиев-Геркулиев) профессиональных офицеров, но открытой по своему характеру высшей административной группой военной организации.