В перистиль то и дело выглядывали перепуганные слуги Автолика вместе с его домочадцами. Увидев, что скандал с каждой минутой все больше разгорается, они убегали, а Сизиф размышлял, какую виру потребует за свои убытки.
Внутренний двор пересекла служанка. Остановившись у фонтана, она некоторое время с нескрываемым любопытством наблюдала за происходящим, а потом, перехватив взгляд Сизифа, вспыхнула и убежала. А у того в памяти всплыла картина, так поразившая его накануне — дочь Автолика на охоте. Ее глаза, глядевшие открыто и дерзко, длинные стройные ноги, а также нежная грудь, призывно просвечивавшая сквозь ткань хитона и колыхавшаяся на бегу.
Дыхание мужчины вмиг участилось, а во рту пересохло. Дорого бы он отдал сейчас, чтоб приласкать ее в каком-нибудь темном углу!
Скрипнув зубами, Сизиф усилием воли заставил себя вернуться к Автолику и украденным коровам.
— Раз так, я верну тебе все, — пообещал тот, поняв, должно быть, что даже все дары его пройдохи-папаши не помогут на этот раз отвертеться.
— То, что украл сегодня, а заодно все прошлые разы, — уточнил Сизиф.
Соседи согласно загудели, а Гермесид скривился.
— Да-да, до последнего теленка!
Сын Эола махнул рукой и отошел к фонтану, намереваясь напиться, как вдруг неожиданно вздрогнул, заметив мелькнувшую за колоннами тень. Плеснув прохладной влагой в лицо, он пригляделся, и тут предмет его дум, сама прекрасная Антиклея, показалась во дворе в том самом наряде, что был на ней накануне. Остановившись в тени одной из колонн, она посмотрела прямо на Сизифа и, приоткрыв губы, медленно провела свободной рукой по животу. Не спеша, по-прежнему не сводя с Эолида глаз, она приподняла киаф, что держала на плече, и ничем не закрепленная ткань соскользнула, явив его жадному взгляду обнаженную грудь.
В голове мужчины гулко зашумела кровь, а в чреслах потяжелело. Понять превратно такой призыв было просто невозможно! Он оглянулся и, убедившись, что на него давно никто не обращает внимания, сделал шаг по направлению к Антиклее.
Та сорвалась с места, подобно ускользающей на охоте быстроногой лани, и скрылась между колоннами. Сизиф бросился вслед за ней. Миновав прохладную галерею, он огляделся, размышляя, где искать дочь Автолика, и почти сразу заметил в тени одного из дверных проемов ее короткий хитон. Сделав последний решительный шаг, он вошел и сразу же наткнулся на желанную добычу, терпеливо поджидавшую его у порога.
— Убегаешь? — прошептал он, обнимая девушку и прижимая ее к себе. — От меня не скроешься.
Антиклея дрожала, то и дело покусывая губы, но, глубоко вздохнув, нашла в себе силы ответить:
— Даже не собиралась, мой господин.
Эолид открыл было рот, но так и не смог выдавить из себя ни слова. Вместо этого он провел как можно бережнее ладонью по ее плечу, по спине и талии, и дочь Автолика, расслабившись наконец в его объятиях, обняла его плечи своими мягкими, округлыми руками.
— Боишься меня? — уточнил он.
— Вовсе нет, — покачала головой Антиклея.
— Значит, волнуешься, — догадался Сизиф и пообещал: — Я не обижу тебя.
Он наклонился и порывисто коснулся губами груди девушки, укрытой тканью хитона. Дочь Автолика тихонько вскрикнула, а мужчина посмотрел ей в лицо почти безумным взглядом и со страстью прошептал:
— Как можно причинить вред такой красавице?
Резким движением он задрал подол Антиклеи, бережно провел шершавой, грубой ладонью по ее нежным ягодицам, затем просунул руку между бедер и погладил там. Дыхание девушки участилось, она закусила губу, а Сизиф ощутил, как собственная плоть его до краев наливается силой, требующей немедленного выхода. В голове его окончательно помутилось, он уже ничего не соображал. Где он? В чьем доме? Все это сейчас не имело никакого значения. Он видел женщину, которую страстно желал, и даже боги едва ли смогли бы его в этот момент остановить.
— Ты прекрасна, — прошептал он ей прямо в ухо, руками тем временем продолжая ласкать. — Прекрасна…
Сизиф подхватил Антиклею на руки, и та обвила его за шею, крепко прижавшись.
— Туда, — взглядом указала она дорогу.
Он повиновался и поднялся со своей драгоценной ношей на второй этаж. Пинком распахнув нужную дверь, Эолид бережно уложил дочь Автолика на ложе, жадным взглядом оглядел обнажившиеся бедра, а после вернулся к двери и подпер ее изнутри сундуком.
— Готово, — объявил он, довольный, возвращаясь к подруге. — Теперь нам никто не помешает.
Он рывком содрал собственные одежды, и Антиклея, увидев его мужское достоинство, заметно вздрогнула. Сизиф застыл, давая ей возможность привыкнуть к зрелищу, а после спросил:
— Ты ведь еще не делила ложе ни с кем?
Та в ответ покачала головой.
— Чудесно. Тогда дотронься до меня. Не бойся, попробуй, — подбадривал мужчина подругу. — Сама убедишься, что он вовсе не страшный.
Антиклея повиновалась, и нежные, тонкие пальцы ее дотронулись до части тела Сизифа, которая не давала покоя мыслям ее два последних дня. Он стиснул зубы и сдавленно зашипел. Ждать и терпеть было невыносимо.
Заходящее солнце заглянуло в окно, окрасив ложе и фигуру любовницы в золотые тона. Сизиф помог ей разоблачиться, затем опустился на колени и накрыл манящие, мягкие губы девушки поцелуем. Мягко толкнув ее, уложил на постель и, еще раз окинув горящим, нетерпеливым взором ее тело, восхищенно выдохнул:
— Прекрасна! Прекрасна…
Антиклея посмотрела на него, облизала медленно губы, и Сизиф позабыл все. Он целовал ее страстно, до изнеможения — лицо, уста, мочку уха и шею, а после линию ключиц и два мягких полушария, что так удобно помещались в его ладонях.
На груди он задержался надолго, не в силах оторваться. Целовал, сосал, ласкал сосок языком, а после снова брал его в рот. Рука Эолида между тем ласкала живот, бедра, горячее, влажное лоно девушки. Она часто дышала, нетерпеливо хватая ртом воздух, выгибалась, вцеплялась в волосы Сизифа. А тот, оставив наконец в покое грудь, спустился ниже, прочертив целую тропку из поцелуев, и, раздвинув пошире бедра Антиклеи, коснулся языком самых сокровенных мест. Та громко вскрикнула.
— Кричи, — прошептал он, довольный ее реакцией. — Кричи. Посмотрим, как ты станешь извиваться потом, когда я…
Он не договорил, вернувшись к прерванному занятию. Он ласкал языком любовницу там, куда и сам с таким нетерпением стремился попасть. Дочь Автолика вздрагивала, все шире раздвигая бедра, совершенно недвусмысленно его приглашая. А он ласкал одновременно губами и руками, доводя до изнеможения. Наконец, когда Сизиф ощутил, что и сам уже больше не выдержит этой пытки, он порывисто поднялся и лег на ложе, удобно устроившись меж бедер Антиклеи и накрыв ее своим телом. Та мгновенно обхватила его торс ногами, крепко прижав к себе, и тогда Сизиф, вдохнув глубоко, рывком вошел.
Антиклея вскрикнула от первой боли, и ее любовник замер, давая возможность привыкнуть к своему присутствию и размеру. Чуть позже, когда дыхание девушки выровнялось, а ладони ее стали гладить его плечи и спину, он вновь наклонился, с жаром поцеловав, и начал двигаться.
Он чувствовал, что его вот-вот разорвет, или же он просто-напросто сойдет с ума, и все же сдерживался, мечтая, чтобы в первую очередь получила удовольствие она. Та, что лежала сейчас под ним, обнаженная, покрытая каплями пота, прерывисто дышащая и от нетерпения кусающая губу. До боли, до крика желанная. Сизиф целовал Антиклею, и его язык раз за разом проникал в манящее тепло ее рта. Воздуха не хватало. Он двигал бедрами, то входя внутрь лона любовницы до самого основания, то почти целиком выходя, и тогда она, ища его, подавалась навстречу.
Волосы обоих растрепались, дыхание и пот смешались. Он двигался то быстрее, то медленнее, и наконец резким движением вошел в последний раз, и громко, почти по-звериному зарычав, излился.
Антиклея содрогнулась, выгнулась всем телом и закричала в голос, и ногти ее вцепились ему в спину, оставляя на коже отметины. Но Сизиф не жалел ни о чем. Он смотрел, не отрываясь, как его любовница мечется в агонии страсти, а после с великим трудом приходит в себя, и испытывал наслаждение, почти столь же сильное, как только что испытанный экстаз.
