К концу принудительной доставки до Госпиталя, здоровье попаданца окончательно вернулось к нижней границе нормы. Он все еще оставался израненным, истощенным, засыпающим на ходу мальчишкой, но уже без токсичной обиды, опасного гнева или парализующей инициативу сонливой мути. Более того, даже умудрился влить немного Ци в пару фарфоровых ваз на их пути к кабинету Шенга. Ксин явно заметил разрушительные наклонности своего подопечного, но говорить ничего не стал, лишь коротко хмыкнул да слегка искривил кончик рта в ядовитой усмешке.
— Ба. Да это же мой любимый пациент. Как ты, Саргон? Растешь на глазах, шкет!
Как и в прошлом цикле, врач сначала закончил оперировать здоровяка, потом почистил себя и свой инструмент, и только после всех процедур соизволил "заметить" сидящего на кушетке новобранца. Тот, впрочем, никак свое истинное отношение к нему показывать не спешил. Отыграл свое прошлое поведение:
— Планировал больше не попадать к вам, мастер, но человек предполагает, а Бог располагает, — Поклонился он. Тот неловко пошутил, затем повозился рядом со столом и сунул нехитрую снедь в руки мальчишки.
Жрать яд не хотелось. Тем более, с его отправления как раз начиналась обратная точка отсчета его жизни. Ведь большую часть сведений двое практиков добыли самостоятельно, а у своего подопытного лишь отслеживали реакции. Подобная практика не способствовала стремлению защитить себя или оспорить чужие решения. Ему потом дали слово, но далеко не всегда и не в нужное время.
Быть бессловесной зверушкой в руках добрых докторов ему хотелось еще меньше, чем в прошлый раз. Тогда его, хотя бы, вела и воодушевляла неизвестность. Иногда, знания из петли не столько преимущество, сколько душевная боль и разочарование.
— Эм, прежде чем я поем, — Саргон проводил как можно более голодным взглядом рисовый колобок, — Можно я покажу вам свои трофеи, лао Шенг? Они мерзкие, не хотелось бы доставать их после или во время еды, господин.
— Отдашь потом распорядителю, — Совершенно не заинтересовался врач. Его племянник, напротив, подался вперед, вперил свои ястребиные глаза в подчиненного и тихим, но отчетливым, почти угрожающим тоном спросил:
— Ты уверен, что это безопасно?
— Эм, ну да. Я ведь таскал их в поясе. Да там ничего важного, на самом деле. Вполне возможно, что вы, Чжэнь лао сянь-шен, сами таких видели тыщу раз. Тыща это… — Не удержался Саргон от замаскированного подкола.
— Я знаю, что такое тысяча, — На миг он подумал, что куратор сейчас придушит его, невзирая ни на какие обстоятельства и разожженный огонь интереса. Благо, недоумевающий Шенг взял своего вспыльчивого родственника под локоток, аккуратно отвел от мальчишки.
— Прошу меня простить, гунцзы, просто привык объясняться через слово.
— Хватит тянуть. Показывай свой трофеи. Выкладывай по одному вот на этот стол, — Гвардеец пнул небольшой хирургический столик для инструментов.
— С чего такой интерес? — Спросил врач, но в процесс не вмешивался. Лишь поморщился, когда Ксин разом скинул на пол кучу мелких вещей со столешницы.
— Он упал в перекресток теней, а потом вышел оттуда как ни в чем не бывало, — Нарочито безразличным тоном пояснил Чжэнь. И гадостно осклабился, когда его дядя не удержался, бросил пару запутанных фраз. Саргон даже не понял их смысла, лишь общий вариант архаичной иероглифики.
После неизвестного ругательства, И Шенг забегал по комнате, как таракан. Извлек на свет Божий сразу несколько предметов непонятного назначения, пошел к своему пациенту и начал было измерение пульса, вот только его племянник покачал головой:
— Сначала пусть выкладывают ту мерзость, которая распространяет миазмы из его пояса.
— Нет, нельзя, ты не понимаешь, какие последствия… — И Шенг осекся. Он забыл, что Саргон так и не притронулся к отравленной еде. Поэтому вполне мог двигаться и без неких манипуляций со стороны хозяина Госпиталя. Таким образом, трофеи в виде некоего ядра из тела гнилоуста, рыбины на его "лице", а также нескольких фрагментов от теневых пиявок вытащили на суд общественности быстрее, чем эта самая общественность в лице старика успела возмутиться.
— Гм, действительно трофеи. Причем довольно знакомые. И я даже могу купить у тебя вот эти зубы. За оскверненный труп солнечного карпа (одна из губ гнилоуста) дам вдвое больше. А что вот это такое — не уверен и сам. Хотя у меня есть парочка предположений… Да ты ешь, ешь, не стесняйся, — Проявил "заботу" И Шенг.
— Благодарю, господин, — Саргон со вкусом вгрызся в кусок заветренного риса. Ему не пришлось отыгрывать голод или желание съесть даже отравленную пищу — после стольких приключений его желудок сжался почти также сильно, как у узников разных нехороших лагерей. Например детских, от завода, в лагерь которого ему как-то не посчастливилось попасть.
Вскоре, Саргона разбил паралич, поэтому седобородый отравитель безо всяких препонов померил пульс, посмотрел на зрачки под солнцем, сцедил себе немаленькую баночку крови, отчего попаданец побледнел и стал клевать носом. Под конец врач совсем разошелся: решил вытянуть остатки Ци из меридианов, чему вдруг воспротивился Ксин.
— Он умрет после такого, — Куратор перехватил руку своего дяди прямо перед лицом своего бледного подопечного. Игла не дошла до лимфоузла на шее считанные сантиметры.
— Умрет, конечно. А ты хочешь оставить у себя темную тварь? — Поднял брови И Шенг.
Дальше последовала небольшая семейная пикировка, которая доставляла удовольствие им обоим. Попутно, гвардеец Императора спас своего подопечного от немедленной расправы и рассказал про остатки Лунной энергии в теле мальчишки.
— Проясним сразу, сорняк, — Вдруг повернулся к нему Ксин, — Я не считаю тебя демоном, потому что вижу отметку Луны в твоей ауре. Странную, однако вполне отчетливую. Причем настолько, что она не точно не исчезнет после этой ночи. До конца, конечно. Побледнеет только.
После этих слов последовало небольшое запугивание, которое во второй раз вызвало немногим больше страха, чем в первый. Сейчас Саргон стал лучше понимать личность своего куратора, и на какие бездны тот бывает способен. Вот только точно также он знал — Ксин не будет пытать его или даже калечить. Страдания сами по себе не слишком привлекали гвардейца. Быстрая смерть, вот что ждет его, по сути невиновного, подопечного. Своеобразная сделка с совестью, не иначе.
Ожидаемо не добившись от него ответов, Ксин потребовал снять паралич, а дядя огорошил его тем, что Саргон имеет в своей ауре метку Темной Богини. Началась кульминация допроса.
"Так, пока все идет более-менее успешно. Ловушку с фонящими тьмой трофеями я убрал, теперь предстоит самый скользкий и неприятный момент — необходимость держать в тайне свое знакомство с Нингаль. При том пикантном факте, что Ксин уже знает, к кому я успел обратиться этой ночью за помощью. Ситуация, мягко говоря, дрянная. Увиливать здесь бесполезно: эти двое, конечно, не детективы и не наши менты с парой десятков лет опыта, но проницательности и ума не занимать что дяде, что племяннику. Поэтому именно дурить их — дело гиблое. Сами кого хочешь обдурят.
Придется играть на смещении акцентов и парочке психологических трюков. Самому упомянуть Нингаль, не давать и повода для подозрений, пытаться выставить ее символ незначительным фактом. Например, на фоне моего безумного увлечения нанесением меток Чанъэ на все доступные поверхности. Ох, держать бы этот факт при себе, но… Лучше прослыть дурачком, чем последователем Аркадской мерзости. М-да. Надеюсь, мне удасться правильно расставить акценты, а логика у них будет все же не уровня Аристотеля".
Дальше последовало бурное обсуждение причин, по которым Саргон имеет метку Темной Богини, сюда же приплели и духовную надстройку, и его странности, и еще многое другое. Парочку теорий он даже не помнил по прошлой временной линии. Неужели, легкое изменение в поведении вкупе с лицезрением трофеев перекрестка теней могло повлиять на процесс мышления?