Пусть тут насилие в основном не над телом, а над душами — суть от этого не менялась. У оракула был взгляд палача, испытывающего удовольствие от боли, которую причиняет.
— Да не бойтесь вы так. Больно не будет, вы же знаете, — старик с полуулыбкой потёр виски, внимательно заглядывая мне в глаза, — Так, мне нужны знания о том мире. Ну, вы знаете, где Свободная Федерация…
Хорошо, что я ещё перед этим взял под контроль эмоции. Иначе тут бы вообще с катушек съехал.
Ага, щаз-з-з! Хрен тебе, а не Свободная Федерация.
Глаза старика вдруг загорелись, став двумя яркими точками, связывающими наши сознания. Вся комната вокруг потемнела, и я почуял, как что-то сковывает меня — и разум, и тело.
Но «кокон» послушно свернулся, бросая меня навстречу…
Твою ж псину, у него ментальные блоки! Я, словно коршун в полёте, едва увернулся от выставленной шипастой ловушки — попади моё сознание в неё, и прощай, Тимка Косой.
Время замедлилось, давая мне мгновение на решение. Тут же волной принесло дикое удивление от старика, когда он почуял меня. Здесь были примешаны и страх, и радость — он понял, что я псионик, да причём очень сильный. Оракул откуда-то знал о нашем мире…
От старика пошли волны новой генерации, он менял тактику атаки, и в этот момент я понял — мне будет очень плохо. Если только что-то не предпринять…
Все свои силы я бросил на связь с раненым телом, устремил поток сознания в левую пятку. На! Нога дёрнулась, врезая по хлипкой ножке…
Вслед понеслась волна боли, и я, чтобы не потонуть в ней, мгновенно сорвался в чужое тело.
— Твою Пробоину! — старик качнулся на сломанном табурете, оторвав руки от висков для равновесия.
Этого короткого мига, когда он опешил от неожиданности, прилетевшей из физического мира, мне хватило. Моё сознание нырнуло в его разум, а душа оракула по инерции влетела в узника, окунувшись прямо в омут боли.
* * *
Моё грузное тело растянулось по соломе, но в поясницу воткнулся покалеченный табурет. Как же больно-то, пёс тебя задери!
— Соври тебя Чёвная Луна! — просипел, загремев цепями, полуиссохший скелет, — Мвазь Иная!
Ему было трудно говорить, и при каждом слове он жевал язык.
Вот пленник напрягся, вдыхая, рёбра заметно вздулись… Сейчас будет последний предсмертный визг-сирена, на который сбегутся другие оракулы.
Я не успевал вскочить, поэтому просто дёрнулся к нему всем телом, отталкиваясь локтями, и вогнал ногу в живот. Неудавшийся крикун сразу сдулся.
Не теряя времени, я соскочил с останков табурета. Да как больно-то, мать вашу! У этого увальня наверняка радикулит.
Рука сама собой зацепила ту самую отломанную ножку, треснувшую по диагонали. Такой красивый острый кол получился.
За спиной снова послышалась работа дрищавых кузнечных мехов. Вдыхает, и сейчас заорёт…
На самом деле, я всегда старался быть милосердным. Псионики не верили, а знали, что Вселенной управляет Высший Разум, и законы кармы были для псионика такими же суровыми, как и законы Свободной Федерации.
Поэтому сначала я развернулся и зажал ему рот, накрыв ладонью.
— Расскажешь, где я нахожусь, и останешься жить, — прошипел я.
Но тут глаза узника стали разгораться, светлея посреди темнеющего помещения. Понятно, домой хочет, в собственное тело.
Не церемонясь, я сместил ладонь ему на глаза, и через секунду кол вошёл в грудь бедняге. Кровавый хрип был жутким, но шанс я ему дал, так что Незримая не сможет мне ничего предъявить.
— Ш-ш-ш, — без тени жалости прошептал я, — Туда тебе и дорога, с кучей твоих жертв.
Я устало сел и тут же подскочил, наткнувшись задницей на гвоздь из табурета. Да грёбанный насрать! Не хватит ли на сегодня крови?!
Отбросив железку, я всё же успокоился, намереваясь разобраться с новым телом, и заодно подумать, что делать дальше. Тут с памятью будет явно лучше, все контуры явно рабочие.
Надо восстанавливать память. Да и с эмоциями у меня какой-то непорядок, а то я словно бревно бесчувственное.
Оракульная чакра развита, у старика — жирная, как арбуз. Остальные дохленькие, этот палач явно ничем больше не интересовался. И все энерго-потоки искажены излишней жестокостью, работа у старика действительно была жуткая.
«Туда ему и дорога, правильно ты сказал!»
«Да-да, этого урода нам совсем не жаль».
Я едва не присвистнул, мгновенно просканировав тело на предмет непрошенных гостей. Две мошки-душонки с визгом вжались в углу разума, жмурясь от моего сильного взгляда.
Жалкие остатки Легиона…
«Нет, нет… Не убивай нас!»
«Да, мы жалкие! Мы ничтожества!»
Я хотел было уже объявить им приговор, но звук снаружи, из-за приоткрытой двери, заставил насторожиться.
Глава 21. Идущий
— Магистр Тимус, с вами всё в порядке?
Дверь приоткрылась, и в открывшемся светлом проёме вырос тёмный силуэт. Я напрягся, готовя грузное тело для прыжка и атаки, но одна из душонок вдруг со свистом зашептала:
«Скажи ему, что давно просил починить табурет!»
— Твою Пробоину! — с чувством рыкнул я, чуть не прикусив язык с непривычки, — Я тебя когда просил табурет починить?!
— Магистр, да я…
Я выпрямился, стал со злостью отряхивать чёрную мантию от соломы и грязи.
— Недолунки! Безлуни проклятые! — ругался я, — Чтоб вас Чёрная Луна наградила так, как заслужили!
— Но магистр… ваше великолуние, я… я… — силуэт в двери чуть не заплакал.
Я наклонился, сгрёб с пола ворох артефактов, которые не помогли этому оракулу, и сунул за пазуху. Свечу не стал хватать — судя по засаленному виду, она наверняка стояла всё время где-нибудь рядом с табуреткой. Местный инвентарь, так сказать.
А потом я прошёл вперёд, грубо оттолкнув визитёра. Им оказался молодой белобрысый послушник.
— Убери тут, — буркнул я, качнув головой в сторону трупа, — Из-за тебя мне чуть мозги не вывернули.
Послушник окинул ошалевшим взглядом картину — повисший на цепях пленник с колом в груди, обломки табурета, и вокруг разметена солома, словно тут Вывертыш прошёлся.
Повинуясь интуиции, я зло бросил:
— Только канал открыл, как табуретка обломалась. И я вместе с ней…
Послушник явно желал выслужиться и загладить вину:
— Но… но… как же вы… а вы в порядке? Не поймали нечисть?
Выйдя в ярко-освещённый коридор, я невольно зажмурился, прикрываясь рукой. Непропорциональное развитие чакр в этом теле не давало использовать псионику на всю катушку, но я вполне справился с маскировкой — заглушил все лишние потоки, которые шли от меня.
Стены из массивного камня, источник света — только пирусные фонари под потолком. Я ощутил тяжёлый дух тхэлуса — штырьки с чёрными камнями были всажены над каждой темницей, которых в этом коридоре оказалось полно.
Что это? Подземелье или просто замок без окон и дверей?
Рядом с той дверью, откуда я вышел, на гвоздике висел шипастый ободок, и тоже с маленьким камушком тхэлуса.
Две души, завидев этот ободок, засвистели от ненависти. Не надо быть ясновидцем — эта штука частенько висела на голове у пленника. Скорее всего, её сняли, потому что ничего ценного у него в разуме не осталось, всю крупную рыбу уже выловили.
А так хрен я попал бы в пленника. Я прекрасно помнил, какую непроходимую стену для ментальной псионики создаёт правильно заговорённый чёрный камень.
— Ваше великолуние… — паренёк заметно нервничал из-за моего молчания, — Вы в порядке?
От меня не укрылось, что одна рука у парня так и скрывается под рясой. Да и чувство опасности не дремало, и что-то останавливало меня от убийства.
Могут ли в этом мире существовать артефакты, напоминающие сигнализацию? Если есть камни-вещуны, то наверняка есть и средства аварийной связи.
«Скажи, что поймал нечисть!» — обе сущности внутри зашептали от возбуждения, — «Да! Да! Не лги!»
Конечно, меня кольнуло зерно сомнения. Но что-то в голосе этих заблудших душ подсказало мне, что в этот момент ложь действительно будет фатальна.
