Оказывается, вокзал в Вятке немного за городом. В сам губернский центр ещё надо как-то добираться.

С извозчиками проблем не было. К прибытию поезда они уже тут как тут находились. Пассажиры с поезда — это заработок. Нормальный. По самой Вятке за гривенник в любой самый дальний конец мотаться придётся, а от вокзала до города тебе надо — готовь двугривенный.

После полудня Александр Петрович повёз меня в больничное заведение губернского земства на работу устраивать. Позже, сказал, смотрителя можно и не застать. Он вопрос с наймом персонала решает. На первое время, пока у меня жилья нет, может где и во флигелёчке приткнёт…

На Московском тракте. Так доктор медицины мне сказал.

Тут я Александра Петровича понимаю — не у него же мне ночевать. Прямо так, из-за супруги он выгнать меня на улицу не может, а тут — с рук сбудет.

— Посиди здесь.

Александр Петрович оставил меня в коридоре, а сам за дверью в какую-то комнату скрылся. Или, кабинет? Как тут у них правильно?

Наверное, всё же — кабинет. Администрация больницы в кабинете должна располагаться.

Отсутствовал доктор медицины не долго.

Вышел. В руки мне книжечку какую-то тоненькую сунул. В чёрном переплёте.

— Всё. С тобой вопрос решен.

Во, без меня меня женили…

— Почитай. Если всё устраивает, прямо сегодня можешь приступать к работе.

Быстро тут у них дела делаются…

— Спиридон Спиридонович тебе всё покажет.

Доктор посмотрел на часы. Весь вид его показывал, что ему куда-то ещё срочно было надо.

— Я через четверть часа подойду. Вместе к смотрителю зайдём.

Так, так, так… Смотрителя тут значит Спиридон Спиридонович зовут… Запомнить надо. К начальству всегда лучше по имени-отчеству обращаться.

Что он мне тут сунул?

Я раскрыл книжечку. На переплете её ничего не значилось — внутри надо смотреть, что там такое.

«Инструкция для младших палатных надзирателей и надзирательниц клиники душевных и нервных болезней» — значилось на первой страничке.

Так, а документ, похоже, типовой… Не вятский… Вон, значится, и место его печатания — Санкт-Петербург. Надо бы на дольше книжечку эту попросить, четверти часа мне мало будет… Хрен что за это время изучишь…

Я начал быстро пролистывать странички. Работать-то уже сегодня придётся. Причем, контингент в отделении душевных и нервных болезней специфический…

«…младшие служащие, которым поручен уход и надзор за больными, называются палатными надзирателями…».

Так, это я и без вас знаю… Мне бы про работу чего, как этот самый уход и надзор осуществлять…

Я ещё перелистнул страницу. Опять хрень какая-то…

«…палатные надзиратели не могут уйти со службы самостоятельно, не заявив о том начальству за три дня до ухода…»

Опять не то, что надо… Про работу давай, книжечка, говори…

«…палатные надзиратели обязаны отдавать должное уважение и почтение как на службе так и вне её старшему врачу, врачам, заведующим отделениями, всем врачам, занимающимся в клинике, смотрителю, старшему и младшему его помощникам, бухгалтеру, смотрительнице, её помощнице, фельдшерам и фельдшерицам, вахтерам и старшим палатным надзирателям…»

Да, велика будет у меня должность… Ниже меня — только мыши в отделении под полом и тараканы… Ну, и микроорганизмы. Инфузории туфельки.

Где про работу то???

Во!!!

«…они не имеют права отказываться ни от каких работ, вызываемых потребностями клиники, как в отделениях, так и вне их…»

Ну, всё понятно… Мальчик за всё… Говорил же мне дедушка — учись Ванька, человеком станешь…

Дальше мне полистать книжку не дали — вернулся Александр Петрович.

— Ну?

— Согласен…

А, что мне было ещё сказать?

Глава 39 Агапит

Да…

Не так я думал начать свою деятельность в практическом здравоохранении…

Не в том качестве.

Не в таком лечебном заведении.

Не так быстро, кстати.

Месяца ещё не прошло, как я тихо-мирно студентом третьего курса лечебного факультета являлся. До конца обучения у меня ещё было, ой сколько времени. Это, только до интернатуры. Плюсуй сюда ещё год работы под контролем, а уже только потом начнётся самостоятельная деятельность…

Тут же — всё, теперь вперёд и с песней.

Я — сотрудник отделения для лечения душевнобольных Вятской губернской земской больницы…

С психиатрией, я уж точно ни каким образом не думал свою профессиональную деятельность связывать. Дед на стезю хирурга меня толкал. Кстати — весьма неплохой выбор. Для этого на шестом курсе надо было в группу субординаторов-хирургов попасть. Ну, до тех времен ещё тоже далеко… Хотя, конкурс там ой-ой… Берут не всех, а дед-то у меня на что? Желает меня хирургом видеть — пусть Соломону своему звонит…

Ну, и в качестве кого я в ряды целителей влился...

Не врача, на которого учился, а в роли младшего надзирателя…

Если честно, пациентов психиатрического профиля я немного опасался. Мало ли, что они могут выкинуть. Отношение к ним у меня было чисто обывательское. Психиатрию мы ещё не изучали и таких больных я только через забор видел.

В свой первый трудовой день в само отделение я был не допущен. Выпала мне высокая честь дрова колоть. Скоро зима будет на дворе, дров не заготовишь — все в отделении в ледышки превратятся. Так мне бородатый мужик, старший надзиратель из отделения, сказал.

Выдал он мне колун и фронт работ обозначил.

Мля…

Тот, кто до меня этим делом занимался, тем ещё хитрованом был. Чурочки, что потоньше, он в полешки превратил, и лежали сейчас перед павильоном одни комли. Причем, извитые до невозможности…

Они, похоже, здесь не один год копились. Некоторые уже на месте распилов посерели. Кстати, видно было, что некоторые колоть пытались, но из-за бесперспективности этого дела бросили.

Старший надзиратель на одну такую чурку присел и самокрутку себе свертел. Сидит, смотрит на меня и поулыбывается…

Давай, мол, Ванятка, разомни спинушку…

Ну, я и приступил к безнадежному мероприятию.

Дело у меня продвигалось медленно. Вернее — никак не продвигалось. Я тюкал, тюкал, тюкал, а чурка никак не раскалывалась.

Старший надзиратель свою цигарку докурил, в ладонь плюнул и аккуратно потушил окурочек.

— Дай покажу…

Колун у меня взял, чурку перевернул. Оказалось, я её не с того конца колол…

Тут, тут, тук — чурка распалась на две половинки. Дальше дело у него ещё веселее пошло. Удар — полено, удар — полено.

— На.

Колун опять ко мне вернулся.

Я снова тюкать начал. Результат был тот же…

Старший надзиратель вздохнул и ко входу в павильон направился. Вскоре вернулся. Не один, а с каким-то худеньким мужичком.

— Агапит смирный. Отдай ему колун. Он колоть будет, а ты надзирай.

Сказал и ушёл.

А, что. Я же надзиратель…

Однако, колун я Агапиту отдал не сразу. Сомнения меня взяли — можно ли ему колун доверить? Возьмёт он его в белы рученьки и меня по головушке тюкнет. Не по чурке, а по самой моей главной части тела. Разлетится она на мелкие кусочки, а чем я есть-то буду?

Агапит стоял, глазками моргал, куда-то под ноги себе глядел. На меня даже и не обращал внимание.

Я подошёл к пациенту психиатрического отделения. Топор ему в руки сунул.

— На. Коли.

Суровым голосом распорядился.

Сам же в сторонку отошёл. Пусть между мной и Агапитом будет некоторая дистанция. Бросится он на меня с топором, а у меня определенная фора имеется…

Опасался я зря. Агапит ни слова не говоря, ближнюю к нему чурку на попа поставил. Тюк — была чурка, а стало две её половинки. У него даже ловчее, чем у старшего надзирателя получилось.

Агапит колол, а я только в сторонке стоял. Потом даже сел. В ногах — правды нет.

Закурил бы, да нечего…

Когда снова старший надзиратель придёт, надо у него насчёт аванса спросить. Пить-есть на что-то мне надо. У доктора медицины денег попросить я постеснялся.