Приказ однозначный, пленников освободить, при попытке сопротивления применять оружие на поражение. Но каким образом выполнять – непонятно. Аборигены явно настороже, а рисковать, прочесывая деревню с туземцами, без сомнения готовыми биться до конца, не хотелось. Оттуда пахло даже не опасностью – смертью.

Полицейский капитан повернулся к офицерам:

– Подождем, пока стемнеет и возьмем злодеев (милицейский жаргон: преступников) тепленькими! У меня с собой прибор ночного видения и глушитель на пистолет Макарова, – похлопал рукой по кожаной сумке на боку, – Как вам план?

Майор медленно снял очки, пожевал губами.

– Я не против, только предупреждаю, у меня распоряжение комбата! – произнес неуверенно, – В захвате туземцев мы не участвуем, только прикрываем вас.

Полицейский кивнул, довольно оскалился и вытащил из кармана рацию:

– Как меня слышно, прием?

– Слышу хорошо! – тихо прошелестело в ответ.

– Передай в город: собака привела к туземному селению. Похоже это злодеи. Дождемся ночи и будем брать!

– Принято!

Между тем багровый шар солнце понемногу склонялся к пламенеющему горизонту, начало темнеть. Деревья теряли форму, сливаясь в серую, неопределенную массу. Пение птиц постепенно ослабевало. Капитан вновь поднял к глазам бинокль, еще раз осмотрел стойбище. Потом тихо распорядился двум бойцам занять позиции с противоположной стороны поселка и вручил им запасную рацию. Солдаты подхватили оружие и, стараясь двигаться бесшумно, прорысили на позицию.

Над посеревшей опушкой нависло недоброе молчание. Петелин невольно сжался. Сердце замедлило темп ударов, холода воцарился в груди.

Воздух застыл тяжелый, неподвижный, как снулая рыба.

Коротко прошуршала портативная радиостанция: «готовы!»

Сбоку звонко хрустнуло – неуклюжий в снаряге боец сломал ветку. Александр повернулся в его сторону и погрозил кулаком, но поздно. Казавшийся до этого безучастным, словно степной, каменный истукан, охранник стойбища рывком вскочил. Приставил ладонь козырьком ко лбу, несколько мгновений пристально всматривался в подлесок, в котором засели попаданцы.

Неистово завопил, указывая рукой на лес.

На стойбище кочевников крик произвел эффект схожий с втыканием палки в лесной муравейник. Ветер принес пронзительные человеческие вопли; заблеяли, заметались овцы, добавляя неразберихи и гомона. Мурашами засуетились, суматошно забегали люди: женщины хватали на руки малолетних детей, подгоняли тех, кто постарше, спустя десяток секунд скрылись в избах. Мужчины, кто с луками и колчанами, полными стрел, кто с пиками, собрались всего в сотне метров от опушки на обращенной к пришельцам стороне деревни – обороняться до последнего. Считанные секунды и все затихло, словно действия по сигналу караульщика сто раз оттренированы: кому надлежит, спрятались, сильные мужчины приготовился к бою. Несколько мгновений царила напряженная тишина, нарушаемая глухими ударами сердца об ребра. Вдруг туземец, в драной кольчуге поверх длинного халата с луком в руках, который стоял немного впереди толпы гортанно выкрикнул, лук нацелился в небо, рука оттянула тетиву к уху. Черной смазанной тенью стрела исчезла в синеве. И тут же со всех сторон перестук тетив. С шуршащим свистом стрелы ушли в небо, закладывая дугу.

Через миг над ухом Александра пронзительно свистнуло, на шею упали колючие хвоинки. Скосил взгляд и ошарашенно хлопнул растерянными глазами. Древко стрелы, в полуметре от головы, глубоко вошло в землю, оперение несколько мгновений гневно трепетало, словно досадуя, что не попало в нежную человеческую плоть. С другого бока вновь свистнуло. Молнией промелькнула стрела, с глухим стуком пронзила пенек в нескольких шагах дальше. Ярко-красное, словно капелька крови, перо стрелы несколько мгновений дрожало. Переход от расслабленности к осознанию смертельной опасности произошел слишком стремительно чтобы не растеряться на секунду. «Робингуды хреновы», – ошарашено думал Александр, невольно поджимая незащищенные ноги, – Перебежать на необстреливаемое место? Глупо, увидят и подстрелят!»

Только самоуверенный дурак считает, что стрела – это не серьезно, что это детские игрушки. Хороший лучник, а плохих среди кочевников нет, держит несколько стрел в полете одновременно и пронзить насквозь незащищенного броней человека, ему раз плюнуть! Стрелы с тяжелыми наконечниками способны пробить насквозь металлические доспехи или сорвать с седла тежелобронированного рыцаря.

Со всех сторон противный свист стрел, словно у аборигенов неиссякаемый запас, а метали стрелы не пара десятков туземцев, а целое войско.

– Ай, – и тут же что-то ругательное, по-кавказски, Александр повернулся. Солдат по фамилии Магомедов, перевернувшись на бок, схватился за незащищенное бронником предплечье, из него торчало древко стрелы. Застонал, прижимая ладонь к ране, вокруг набухало алое пятно. Обращенное к Александру горбоносое лицо стремительно бледнело.

Надо что-то делать. Что-то делать! Лейтенант посмотрел на руководителей экспедиции. В глазах майора плескался дикий ужас, и лейтенант понял – на него надежды мало. А на лице капитана полиции растерянность, раскрытый рот хватал воздух, словно выброшенный на берег карась, рука судорожно шарила в поисках рации в кармане.

– Нападение… на сотрудников… – бормотал полицейский.

Между тем к стрелкам подбежал малец в безрукавке на голое тело, в руках здоровенный пук стрел. Начал раздавать их. Между тем предводитель туземцев вскочил на коня, несколько туземцев поспешно седлали лошадей.

Спину покрыла противная испарина. «Если ничего не делать, посекут стрелами, а кто выживет – саблями», – думал Александр с невольным страхом. Первый бой запоминался навсегда и, он часто потом снился в кошмарах. И было гораздо страшнее, чем в настоящем бою.

Неожиданно лицо молодого офицера изменилось: взгляд стал острым и цепким, губы отвердели. Рот пересох, сердце бешено заколотилось о ребра. Теперь это не вчерашний мальчишка, растерянный и надеющийся на старших по званию, но настоящий командир. Будь он героем голливудского боевика, то в самый раз выйти из-за укрытия и стрелять от бедра, пошире расставив полусогнутые в коленях ноги и далеко откидываясь назад туловищем. Но такое эффективно в кино, а здесь жизнь. И он не американский супергерой, а русский офицер. Так что обойдемся без эффектных трюков.

Все дальнейшее происходило стремительно.

– Огонь, – выкрикнул, от волнения давая петуха и вскинул автомат к плечу.

«Тратата», – расцвел на пламегасителе калаша ярко-желтый мерцающий цветок. Краткий миг и со всех сторон, заглушая маты, яростными барабанами замолотили выстрелы.

И словно невидимая свинцовая коса прошла по туземцам. Кто молча, кто с криком ужаса, падали на землю. Последний кинулся бежать. Не добежав несколько шагов до крайней избы, словил тяжелую пулю. Крутанулся, словно от доброго пинка, рухнул. Стрелять стало не в кого и между деревьев повисла пронзительная тишина, нарушаемая прерывистым дыханием людей да нудным воем заплутавшего в сосновых ветвях ветра. И отчаянный, захлебывающийся крик – вой со стороны стойбища.

«Добить пока не опомнились!», – Александр вскочил и, закричал:

– В атаку, вперед!

Перехватив поудобнее автомат, заорал невнятно и матерно, изо всех сил рванул вперед. Позади раздавалось протяжное «Ура», превращавшееся в какой-то страшный, утробный, протяжный звук: «А-А-А!!!! И глухие удары о землю ботинок солдат и полицейских позади. А в голове билось мысль: скорее добежать, и вцепиться в горло врага и бить его. Бить за все, за тот страх, который только-что испытал, за растерянность.

До окраины деревни весь мокрый от кончиков пальцев до кончиков волос, добежал первым и остановился, как вкопанный. На земле, между куч конских катышков и грязных луж лежали тела в грязных, стремительно темнеющих от крови халатах. Гадостно пахло кровью и нечистотами – с перепуга никто из попаданцев не вспомнил о приказе экономить патроны и аборигенов просто изрешетили. На лицах, с широко открытыми глазами, навечно застыли выражения удивления и ужаса. Один из туземцев еще дышал, всхлипывая и крупно дрожа. На мертвенно побелевшем лице капли крупного зернистого пота. Потом повернулся боком, плотно прижимая лицо к земле, затих.