Она вспоминала, как кормила его до двух лет грудью, как собирала в детский сад, надевая чулки на пажиках; как он однажды принёс ей нанизанную на травинку землянику. Маленькому ему очень нравилось собирать грибы. Бегал такой, чуть выше травы, щёчки круглые… Найдёт гриб – и радости на весь лес! Торопится, спотыкается – скорее его в корзинку положить!.. И глаза счастьем светятся.

Она вздохнула… Сколько прошло времени, событий пронеслось, сейчас он сам дедушка, скоро пятьдесят лет, а что-то в его жизни не так, видно. Что-то не ладится, да разве он расскажет, упрямый такой…

Она снова вздохнула и пошла в комнату. Проходя мимо фотографий на стене, задержалась – все самые дорогие люди были тут: муж, сын, внуки, правнук. Она молча, наверное, уже в тысячный раз посмотрела на снимки и, пройдя в комнату, легла отдыхать.

Глеба разбудил яркий свет люстры; рядом с постелью стояло двое мужчин в белых халатах, родители сидели на стульях, лица их выглядели напуганными и трагичными.

– Так, мужчина, – сказал врач, – поднимайтесь, я вас послушаю… Значит, вы вчера прилетели из Африки, а сегодня у вас температура тридцать девять и пять, кашель… так-так… – продолжал доктор, приступив к осмотру Глеба. – Ваши родители нас вызвали. Говорят, вы во сне сильно стонали и они не могли вас добудиться. Ну-ка ложитесь, я пощупаю печень… Странно, но все симптомы вируса гриппа. Знаете что, вас нужно забирать: вы можете заразить родителей. Кроме того, считаю нужным отвезти вас в инфекционную клинику – пусть они по анализам поставят вам точный диагноз. Собирайте его в дорогу, – повернулся он к притихшим родителям. – С собой бельё, средства гигиены, продуктов не нужно.

Мама со слезами на глазах заметалась по квартире, отец, ощутив приближение какой-то беды, сидел на стуле и от безысходности слегка покачивал головой. Происходящее пугало: его мальчика сейчас куда-то увезут, и что покажут анализы – неизвестно. Страх за здоровье сына сковал его – неужели опять беда стучится в дом…

– Ну, что ты, отец, – сказал Глеб, прерывая его размышления. – Не грусти, со мной всё будет хорошо. Я чувствую: два-три дня – и вернусь. Тогда и договорим, и допьём. Пошли, поможешь мне до машины добраться, а то от температуры голова кружится…

Когда «скорая» отъехала, родители ещё долго стояли у подъезда – им не разрешили сопровождать его, объяснив это карантином и неясностью заболевания.

Лёжа на носилках, Глеб видел в окошко только фонари; где-то вдалеке мелькали высотные здания. Он любил ночную Москву. Ещё студентом гоняя на мотоцикле по вечерним улицам, ему нравилось чувствовать меняющиеся запахи свежего хлеба, вымытого асфальта и фабрики «Красный Октябрь» на набережной Москвы-реки.

Встречаясь с девушками, он обязательно показывал им свои любимые места: Воробьёвы горы, подземный дебаркадер Калининского проспекта, куда завозились товары для всех его магазинов, Александровский сад и, конечно, Лужники с их аллеями и тропинками…

Тем временем «скорая» остановилась у какого-то серого здания. Пока Глеб с помощью санитара поднимался по ступенькам крыльца, успел прочитать на табличке что-то о вирусологии Азии и Африки, паразитах и прочей тому подобной ерунде.

Голова его кружилась, ноги еле слушались; было чувство, что сейчас, несмотря на все усилия, он рухнет прямо тут, в приёмном отделении. Кто-то начал задавать вопросы, но всё вокруг стало распадаться и проваливаться. Последнее, что запомнилось – его подхватили чьи-то руки.

…Открыв глаза, Глеб посмотрел в окно: сумерки. Голова не кружилась, видимо, снизилась температура, попа болела от уколов, из вены к капельнице тянулась белая трубочка.

Осматриваясь по сторонам, он заметил на стене черную кнопочку с надписью «вызов». В сознании промелькнула мысль, что пора задать кому-нибудь целую кучу вопросов, и он с усилием несколько раз нажал на этот контактор с внешним миром.

Секунды ожидания тянулись неприятно долго, за дверью ничего не происходило, даже приближающихся шагов не было слышно. Он позвонил ещё раз, более настойчиво.

Минут пять он резвился с кнопкой, уже теряя терпение, как, наконец, послышалось цоканье каблучков по керамической плитке. Секунда, другая – и дверь распахнулась. На пороге палаты стояла красивая, средних лет женщина-врач с добрым улыбающимся лицом.

– Глеб Михайлович, что случилось? Почему такое нетерпение? – Доктор подошла ближе, подвинула табурет и присела, глаза её озорно светились. – У меня хорошие новости для вас: мы обследовали кровь – никаких страшных инфекций у вас нет. Это просто непривычный для нашего региона вирус гриппа на фоне сниженного иммунитета. Побудете у нас ещё недельку – и домой.

– Что значит «ещё недельку»? – удивился Глеб. – Вы хотите сказать, что я тут уже целую неделю нахожусь?!

– Да, шестой день. Сон был необходим как лекарство. Мы вас подкормили витаминами, глюкозой… Словом, сейчас состояние улучшается. Немного беспокоит сердце… Кардиолог говорит, что один из сосудов находится в состоянии стресса, зажат, но чуть позже мы и за него возьмёмся.

– Слушайте, доктор, а почему ко мне такое внимание? Отдельная палата… И вообще: где я нахожусь?

– Кто распорядился провести вам полное обследование я, конечно, не знаю… Думаю, у вас есть высокопоставленные друзья. А находитесь вы в военном госпитале Министерства обороны.

– Боже, загадок всё больше и больше… – Глеб приподнялся на локте и, став немного ближе к врачу, произнёс: – Скажите, доктор, могу ли я принять где-нибудь душ, почистить зубы, словом, привести себя в порядок?

– Туалет у вас в палате, – Доктор указала рукой на левую дверь. – Правая дверь – это зал. Там есть телевизор, книги, телефон… Если у вас больше нет вопросов, то я пойду?

– Да-да, пожалуйста. Если что, я уже знаю, на какую кнопку нажимать.

Как только дверь за улыбчивой докторшей закрылась, Глеб поднялся и прямо вместе со стойкой капельницы пошел в зал. Обнаружив телефон, набрал номер родителей.

– Алло! – Трубку подняла мама. – Глебушка, слава Богу, хоть голос твой услышать! Нас к тебе не пускают и передачи не берут, словно тюрьма какая!

– Да, мам, тут такие порядки… Но вы не волнуйтесь, теперь я буду звонить каждый день. Мне и правда уже намного лучше. Врачи говорят, обычный грипп. А дней через пять так вообще обещают домой отпустить. У вас-то как? Никого не зацепило? Отец как себя чувствует?

– Всё хорошо! – Мамин голос звучал бодро и искренне. – Мы даже не чихнули. К нам, правда, приезжали и брали кровь на анализ. К Алексею твоему тоже ездили, кровь проверяли, – он нам звонил. У него тоже всё нормально, не волнуйся. Сынок, знаешь, отец звонил на Кипр твоей Виктории, просил приехать, поухаживать за тобой в больнице, но она отказалась. Говорит, не может клиентов своих оставить. Я подумала, лучше я тебе расскажу, а то отец на неё уж больно злой, ругается…

В телефоне воцарилось молчание, Глеб понимал – это вызов, жена показывала свой характер и отношение к нему в связи с потерей денег в Африке.

– Да ладно, мам, что мы, сами не справимся? – В голосе зазвучали интонации досады и сожаления. – Действительно, как ей оставить своих тёток, у неё в салоне запись на месяц вперёд. Да и не так уж я и плох, а пока она долетит, так вообще выздоровею. Отцу привет передавай, скажи, пусть не сердится на Викторию. Целую!

Глеб откинулся в кресле и закрыл глаза – слабость и недомогание ещё сковывали его тело; в комнате тикали часы, за окном стало совсем темно.

– Может, позвонить ей? – сказал сам себе. – И что я скажу? Прописные истины?.. Нет, прилечу на Кипр, тогда и поговорим, а сейчас только нервы мотать. И всё, хватит о ней думать, пустое это…

Неожиданно телефон в руках зазвонил, Глеб даже слегка вздрогнул. Открыв глаза, поднёс трубку к уху.

– Да, вас слушают.

– Глеб Михайлович. – Этот голос он узнал сразу. – Я надеюсь, вам уже лучше, а то вы нас напугали – сознание стали терять. Слава Богу, родители подсказали, куда вас повезла «скорая помощь». Видите, мы друзей в беде не бросаем, а когда снимут карантин, я пришлю за вами машину и сможем спокойно обо всем поговорить. Всего вам хорошего, выздоравливайте… – В трубке послышались гудки.