Разумеется, Ким Му Чжин не спал!

Хён Су и не думал вернуться незамеченным, но где-то глубоко в душе надеялся, что в три часа ночи журналист всё-таки вырубится, ну или на худой конец просто на минуту высунется из спальни – и оставит его в покое.

Напрасно.

Стоило Хён Су переступить порог квартиры, как Му Чжин хлопнул крышкой ноутбука в гостиной и обвиняюще уставился на него. И сна – ни в одном глазу. Опять что-нибудь строчил, графоман чокнутый. Или, что вероятнее, до рези в глазах с упоением зачитывался комментариями к своим статьям о деле в Ёнджу. Звезда соцсетей, как же!

– Эй! – пошёл в наступление Му Чжин, как только Хён Су появился в комнате. – Ты совсем спятил, что ли?

– А что не так? – Хён Су мысленно простился с надеждой не раздеваясь рухнуть в постель и хотя бы во сне избавиться от терзавших его мыслей о Ча Чжи Вон. Подумал так – и горько усмехнулся: а такое вообще возможно?

Видимо, Ким Му Чжин по-своему истолковал эту усмешку, потому что тут же сердито крякнул и, вскочив со стула, потащил Хён Су за рукав на кухню, к холодильнику.

– Это что? – ткнул он пальцем в полки, заваленные коробками с яичными тарталетками. – Меня аж пот прошиб, когда я увидел всё это добро. Для кого они?

– Это тебе, – сухо прокомментировал Хён Су, только теперь понимая, что штук десять упаковок пирожных, которыми можно было накормить всю редакцию Му Чжина, – это явный перебор.

– Да мне тошно от одного их вида! Зачем ты их покупаешь вообще? Их же никто не ест.

Да. Пожалуй, Му Чжина накормить не получится. Видимо, неосознанный порыв, которому Хён Су поддавался всякий раз, заглядывая в пекарню за тарталетками при возвращении домой, следовало как-то сдерживать. Но он не мог и самому себе объяснить, зачем это делает. Просто не представлял, как придёт без яичных тарталеток, а почему – оставалось загадкой.

– Хочу и покупаю, – буркнул Хён Су, пряча за грубостью смущение. – Что ты мне сделаешь?

– В больницу тебя сдам! Мозги на место вправить, – парировал Му Чжин и вдруг подозрительно сощурился: – А ты это… что, плакал, что ли?

Хён Су отстранился от догадливого репортёра, склонившегося к нему с видом ищейки, взявшей след, и натужно улыбнулся:

– Нет, с чего бы?

Он не собирался посвящать Му Чжина в подробности сегодняшнего вечера. И уж конечно не намеревался рассказывать ему о дожде, слезах и Чжи Вон.

Но Му Чжин не зря слыл профессионалом. Вмиг позабыв о мелкооптовой партии пирожных в собственном холодильнике, он устремился в гостиную за Хён Су и вцепился в него мёртвой хваткой.

– Ты куда? Как дела-то? Ян Чжин Тэ согласился свидетельствовать в суде?

Хён Су с тяжёлым вздохом упал на дивал. Легко отделаться, видимо, не получится.

– Да, – кивнул он, думая совершенно о другом.

До него только что дошло, почему он забил холодильник тарталетками!

– Правда? – воодушевлённо воскликнул Му Чжин и поудобнее устроился на стуле с видом внимательного слушателя, предвкушающего занимательную историю. – Ну и отлично! Тогда почему ты такой грустный? – он выждал небольшую паузу и хлопнул себя по коленкам: – А! Я понял! Детектив Ча наконец-то тебе врезала?

– Да лучше бы врезала, – невесело усмехнулся Хён Су.

Перед его глазами стояла девочка, которую он видел во сне едва ли не так же часто, как Чжи Вон. Эта хорошенькая, похожая на куколку девочка уплетала яичные тарталетки и смеялась, а её глазки-бусинки искрились от радости, когда она смотрела на него и говорила с набитым ртом:

– Я просто обожаю тарталетки. Но тебя, папа, люблю больше всего на свете!

Сны о дочери неотступно преследовали его, однако стоило ему проснуться – и он не мог вспомнить ни её лица, ни одного, даже самого короткого эпизода из прошлого, где он был отцом. Разумом Хён Су понимал, что всё, что ему снится, – это и есть его воспоминания, но, бодрствуя, не мог воскресить ни одно. Ни одно! Словно они накрепко застряли за гранью сновидений, этой эфемерной жизни, мучившей его своей недосягаемостью и нереальностью.

Наверное, чтобы избавиться от этого наваждения, ему следовало поступить с девочкой так же, как он сегодня поступил с Чжи Вон. Сжечь все мосты. Вырвать эту занозу из души, чтобы она больше не терзала его и не кровоточила.

– После суда, – услышал себя Хён Су будто со стороны, – нужно решить, что делать с ребёнком. Как подумаю, что снова увижу её, начинаю задыхаться.

Ему и теперь не хватало воздуха, хотя в гостиной Му Чжина была настежь распахнута дверь на балкон. Хён Су без конца крутил на пальце кольцо, словно это монотонное и уже привычное действие успокаивало его и не давало свалиться в приступ.

– Может, тебе стоит встретиться с Ын Ха? – неуверенно предложил Му Чжин, вмиг растерявший весь энтузиазм, вызванный новостью о свидетеле для Хэ Су.

– Нет, – покачал головой Хён Су, прислушиваясь к внутренним ощущениям. Кажется, удушье отступало. По крайней мере, получалось дышать ровно. И в этом был плюс. – Зачем встречаться с отцом, который её не помнит?

Одно дело – смотреть в глаза Чжи Вон и говорить ей чудовищные вещи, пусть они тысячу раз были правдой, и совсем другое – маленькой девочке, которая помнила, любила и тосковала по нему. Да нет, не по нему, а по тому лживому бесчувственному ублюдку, что был её отцом и называл себя Пэк Хи Соном.

Хотя…

Сейчас, кроме его имени, ничего не изменилось по сути. А он-то, дурак, всё пытается быть честным и говорить правду, которая всех вокруг делает несчастными.

– Тогда как же ты поступишь? – прервал его горестные размышления тихий голос Му Чжина.

В этом понимающем голосе звучало такое искреннее сочувствие, что Хён Су вновь ощутил подступающие к глазам слёзы. Но раз уж он решил идти сегодня до конца, то…

– А если я захочу отдать свою долю наследства ребёнку и навсегда исчезнуть, ты думаешь, ей будет… больно?

Это решение пришло ему в голову внезапно. Сразу после того, как он осознал причину патологических покупок тарталеток. Вернее, это было даже не решение, а сделка.

Сделка с собственной совестью.

По оценкам экспертов, сумма наследства обещала быть немалой. Стоимость имущества, оставленного До Мин Соком, составила порядка девятисот тысяч долларов. Дом в Хаджу, мастерская в Кагён-ни, дачный домик в Тхэане… После исчезновения Хён Су восемнадцать лет назад его сестра продала землю, но недвижимость оставила. И счета отца всё это время были заморожены. Однако теперь ситуация менялась, и независимо от вердикта суда свою долю он получит.

От презрения к самому себе, к собственной слабости и трусости Хён Су застонал и спрятал лицо в ладонях. Он ждал, что Му Чжин, быть может, станет уговаривать его не пороть горячку, подождать, одуматься, повидаться с Ын Ха… Но Му Чжин молчал.

А когда Хён Су наконец поднял голову, оказалось, что он в комнате один. Му Чжин исчез так же незаметно, как до этого Чжи Вон. Словно оба они, не сговариваясь, дали ему возможность самому определиться с собственной жизнью. Принять решение.

По стенам ползли мутные предрассветные тени, а Хён Су всё сидел на диване и смотрел прямо перед собой. И даже когда, услышав шестикратный писк часов, лёг, не раздеваясь, на спину, не мог закрыть глаза. Боялся: стоит ему заснуть – и к нему вернётся девочка с ясным взглядом и обезоруживающей солнечной улыбкой.

Но он ошибся. В этот раз, когда он всё-таки провалился в рваный, неглубокий сон, он увидел себя стоящим на коленях перед Чжи Вон. Его рука на её заметно округлившемся животе подрагивала в ответ на слабые толчки изнутри.

– Она брыкается. Чувствуешь? Ну? Чувствуешь? – спрашивала у него Чжи Вон и смеялась: – Ты всегда так этому удивляешься!

– Мне сложно представить, что внутри зародилась новая жизнь, – запинаясь, отвечал он, растерянный и изумлённый.

– Я тоже ещё пока не привыкла, – с улыбкой успокаивала его Чжи Вон. – Быть может, ты хочешь что-то сказать нашей малышке?

Хён Су, вконец смущённый, не знал, что говорить, и путался в словах, поглаживая живот своей беременной жены.