Да и с этим он бы в конце концов свыкся. Научился же как-то справляться за минувшие три месяца. Но ему снились сны! Каждую проклятую ночь этих проклятых ста дней новой реальности. Они изводили его, нашёптывали невероятное, убеждали в том, чего и быть не могло. И в самом деле сводили с ума, угрожая сделать пациентом психушки.

И почти в каждом сне он видел Ча Чжи Вон. Говорил с ней. Улыбался ей. Ужинал с ней на крыше их дома. Обнимал её под дождём. Целовал её. Любил её…

Хён Су дёрнулся и сообразил, что сидит на кухне у Ким Му Чжина, сжимая пустую кружку и, морщась, смотрит на белую оштукатуренную стену, на шершавой поверхности которой медленно таяли очертания лица Ча Чжи Вон.

Вот и пришёл в себя, называется…

Хён Су закрыл глаза, давая себе ещё минуту. Он так и не разобрался, что появилось раньше: сама Чжи Вон или сны о ней. Пытался анализировать, сопоставлять, но в конце концов просто запутался и бросил это гиблое дело.

Ему невыносимо было все эти три месяца, рухнувшие ему на голову, как небеса, встречаться с Чжи Вон, видеть это жадное ожидание и надежду, которые та безуспешно пыталась спрятать. Но её выдавали глаза. Жесты. Поза. Он научился разбираться в этом и с лёгкостью считывал всё, что говорили её взгляды, мимика, даже поворот носков туфель в его сторону. Откуда в нём это умение – Хён Су не задумывался. Однако теперь, после комы, читал людей, как раскрытые книги, пугаясь этого и поминутно приходя в ужас от того, что знает о них.

Но по большому счёту ему на всех было наплевать. Кроме Чжи Вон.

Разумеется, ей тоже досталось за минувшие месяцы, и он это прекрасно понимал. Детектив Ча прошла через внутреннее расследование, которое доказало, что она непричастна к краже личности. Она справилась с допросами, недоверием коллег, натиском журналистов и убедила Хён Су помочь расследованию. Благодаря его содействию полиции удалось найти зацепки и раскрыть правду о серийных убийствах в Ёнджу, когда в крохотной сонной деревеньке обнаружили массовое захоронение шести трупов…

Однако дело было вовсе не в этом. А в том, что Чжи Вон всё это время надеялась. Она ждала его. Она его искала. Его прежние чувства к ней, которых нет и никогда не было. И это было невыносимо. Просто невыносимо!

И если раньше Хён Су спасался от проблем общения с кем бы то ни было хотя бы во сне, то теперь сновидения стали для него гораздо хуже яви при всех невероятных событиях, что с ним творились. Потому что во снах он лгал. Он не был собой. Он не мог быть чьим-то мужем. Отцом. Он не мог любить.

А в реальности Чжи Вон изводила его этими своими пронзительными взглядами, прерывистым дыханием и этим ожиданием, на которое он не мог ответить.

Хён Су встал со стула, поставил кружку в раковину и, еле передвигая чугунные ноги, направился к шкафу с одеждой. Он был бы рад, если бы заседание суда перенесли не на полдень, а на следующий день. Чтобы оттянуть неизбежную встречу с Ча Чжи Вон. Ещё одну изматывающую встречу. Нет, лучше бы заседание отложили на неделю. Или вообще на месяц.

Подумав так, он ощутил укол совести – а как же Хэ Су? – торопливо оделся и вышел.

В тиски своих двух реальностей.

На поиски того самого вырезанного куска ленточки.

Навстречу невыносимому, ждущему взгляду своей жены, которую он не помнил.

========== 4. Взгляд ==========

– Смотри на меня всегда так, как сейчас. Продолжай верить мне. И я буду жить только для тебя.

Заседание суда прошло не по плану.

На первый взгляд, всё складывалось вроде нормально, вернее, предсказуемо. Первое слушание До Хэ Су по обвинению в убийстве старосты Кагён-ни Квон Сон Бока восемнадцать лет назад. Прокурор выдвинул обвинение в убийстве, защита настаивала на самообороне. Ничего неожиданного.

Но только не для До Хён Су.

Хэ Су держалась молодцом. Его родная сестра, которая когда-то зарезала мерзкого похотливого старика и позволила младшему брату взять вину на себя.

Хён Су был потрясён, когда впервые увидел её после выписки из клиники. Он думал, что узнает Хэ Су сразу же. Ведь не видел её каких-то три года. Чёрт! Пятнадцать. Или сколько? Вновь запутавшись и рассердившись на самого себя, Хён Су повернул голову на шум открывающейся двери – и обомлел. Перед ним вдруг появилось нечто невероятной красоты и столь же невероятной печали. Это нечто плыло к нему в размытом ореоле мятного цвета, и от замешательства Хён Су не сразу сообразил, что это девушка. Реальная девушка в тюремной форменной одежде. Встретившись с ней взглядом, он вдруг ощутил удивительное позабытое тепло внутри и понял, что улыбается.

Они с Хэ Су приняли друг друга сразу. И поняли сразу. Как принимали и понимали всегда. Она – его безэмоциональность, о которой не говорил только немой. Он – её замкнутость и вечный испуг. Хэ Су осталась прежней. И стала ещё красивее.

Подумав так, Хён Су едва не хмыкнул: ну да, Ким Му Чжина можно было понять…

Для него, родного брата, каким бы он ни был теперь, Хэ Су осталась прежней. Поэтому им легко было говорить на тех немногих свиданиях, что им позволили до суда. И нетрудно договориться. Собственно, договариваться было не о чем: правда оставалась правдой, и ни брат, ни сестра не намерены были больше её скрывать.

На суде и Хэ Су, и Хён Су были спокойны, как могут быть спокойны люди, уставшие от груза смутных лет, прожитых в страхе, с неизбывным чувством вины, и смирившиеся с неизбежным. Им обоим просто хотелось, чтобы всё это поскорее закончилось.

Но всё только начиналось. И Хён Су неоднократно репетировал с Му Чжином, который достал его своими бесконечными советами, как вести себя на суде и что говорить. Он знал всё это и сам. Не дурак.

Вот только Ча Чжи Вон…

Она пришла к нему в комнату ожидания свидетелей, чтобы, как она выразилась, поддержать его, – и выбила почву у него из-под ног.

Своим бесконечным терпением вместо справедливых упрёков и требований.

Своим тихим, успокаивающим голосом вместо крика напополам со слезами.

Своей мягкой улыбкой вместо маски обиды на красивом лице.

Своим пониманием и прощением вместо ненависти.

Своей безмерной любовью, которую Хён Су не помнил. Не заслуживал. Не ощущал в ответ. А потому не мог принять.

На суде Чжи Вон неотрывно смотрела на него, пока он отвечал на вопросы по долгу свидетеля. Хён Су чувствовал её взгляд и тепло, исходящее от неё, даже через ползала, но не мог найти в себе силы посмотреть в её сторону.

Адвокат Хэ Су был с ним вежлив и задавал вопросы именно те и именно так, как они договаривались. По этой причине Хён Су отвечал уверенно и спокойно.

– До Хён Су, вы первым появились на месте убийства?

30 августа 2002 года. Семь утра. Староста деревни Кагён-ни Квон Сон Бок найден в собственном сарае с перерезанной сонной артерией и следами борьбы на теле. Причина смерти – обширная кровопотеря. Рядом с телом обнаружили пуговицу от мужской формы старшей школы Сичжин. Главный подозреваемый, восемнадцатилетний До Хён Су, сбежал из деревни в ночь убийства. Сжёг дом, чтобы уничтожить все следы, и исчез. И только один-единственный человек встал на его защиту…

Хён Су вновь воочию увидел захламлённый сарай, где обнаружил труп старосты и свою сестру. Увидел и почувствовал всё так, как будто это было вчера. Душный, липкий запах свежей крови. Хэ Су с остекленевшим от шока взглядом и трясущимися пальцами, сжимающими садовый секатор, с которого капали густые багровые капли. И свою вдруг нахлынувшую радость. Радость свершившейся мести. Пусть и чужими руками.

– Это ты сделала, Хэ Су?

– Я пришла поговорить с ним. Хотела попросить не таскать тебя на эти шаманские ритуалы, оставить тебя в покое, а он… А он вдруг попытался меня… меня…

Хён Су мотнул головой, отгоняя морок гнетущих воспоминаний:

– Я выхватил секатор из рук сестры и стёр её отпечатки своей рубашкой.

Он не стал говорить, что вдобавок вымазал себе лицо ещё тёплой кровью убитого, едва сдерживая тошноту. Лишнее.