Сердце Гермионы набатом застучало в груди.

– Ту самую грязнокровку, которая доставила Министерству столько неприятностей, знаменитую подругу Гарри Поттера. Встречайте, Гермиона Грейнджер!

В зале раздался оглушительный гул. Верзила в министерской форме охранника выволок слабо сопротивляющуюся Гермиону на сцену, и ее тут же ослепил яркий свет, исходящий от магических прожекторов, мешая ей разглядеть лица зрителей.

Девушку подвели к середине сцены, туда, где минуту назад стояла Лаванда.

– Мисс Грейнджер, хоть и является грязнокровкой, но еще не так грязна, как прочие, – продолжил Макнейр. – Она еще невинна, дорогие друзья. По крайней мере, между ног. – Макнейр скривился в усмешке, и по залу пронесся гогот.

– А теперь, рассмотрим товар детальнее, – продолжил Макнейр.

Далее все произошло так внезапно, что Гермиона не сразу успела среагировать – Макнейр взмахнул палочкой, и белое кружевное платье буквально растворилось в воздухе, оставив девушку совершенно голой перед взорами сотни пар глаз.

Отойдя от шока, Гермиона резко выдохнула и попыталась прикрыться руками, но очередной взмах палочки аукциониста материализовал невидимые веревки, которые обхватили тонкие запястья девушки и развели ее руки в стороны, чтобы ничто не мешало зрителям лицезреть тело рабыни.

Гермиона яростно забилась в невидимых путах, что вызвало у Макнейра улыбку, а в зале раздался громкий хохот зрителей.

– Девочка весьма строптива, как вы можете видеть, – снова продолжил Пожиратель, – потому, несомненно, сможет распалить любого. Ломать ее будет отдельным удовольствием, не сомневайтесь.

– Итак, стартовая цена за мисс Грейнджер – 10 000 галлеонов! – объявил Макнейр, и торги начались.

Зрители будто сошли с ума. Выкрикивая быстро растущие предложения по цене, гости аукциона срывались на хрип, пытаясь перекричать друг друга. Во время торгов Лаванды такого безумия Гермиона не наблюдала. Очевидно, для Пожирателей «грязнокровка Поттера» была каким-то особо лакомым кусочком, ценным трофеем, за который каждый из них был готов отдать многое. Когда сумма достигла 80 000 галлеонов, соперников осталось двое – Августус Руквуд и Антонин Долохов.

– Итак, мы остановились на 80 000 галлеонов от мистера Руквуда, – произнес Макнейр. – Мистер Долохов, желаете перебить цену?

– 90 000, – бросил Долохов с таким непроницаемым выражением лица, будто деньги не имели для него никакого значения.

В толпе начали перешептываться. Долохов никогда не создавал впечатление выходца из богатой семьи. По правде говоря, кроме того факта, что он был чистокровным, об Антонине Долохове его соратникам по оружию вообще было мало что известно. И, похоже, наличие у него такой крупной суммы свободных денег вызвало искреннее удивление у многих.

Долохов не смотрел на Руквуда, но боковым зрением все же заметил, как тот сглотнул и замер, вероятно, решая, стоит ли игра свеч.

«Готов», – подумал Долохов и сжал губы в тонкую линию, подавляя улыбку. По мнению Антонина, это действительно стоило того, пусть он сам до конца и не понимал, почему. Он просто хотел получить эту грязнокровку, она была ему нужна… просто…. Да просто потому, что он так хотел.

С юности он никогда не потакал своим эгоистичным желаниям, направляя свои силы на достижение только великих целей. Так разве он не имеет сейчас права, по прошествии стольких лет, хоть раз просто поддаться порыву?

Он решил для себя, что право такое у него есть.

Только один раз. Только сейчас. И больше никогда.

– 90 000 раз, 90 000 два, 90 000…. – говорил Макнейр, и Долохов с силой сжал руки в кулаки (Не проявлять эмоций, даже искренняя радость будет воспринята как слабость).

– 200 000, – раздался чей-то голос с конца зала, и гости ахнули, закрутив головами в поисках говорящего.

В этот раз Антонин уже не смог остаться невозмутимым и тоже повернулся на голос. От входа, расположенного в конце зала, через проход к сцене пробирался невысокий лысый мужчина.

«Джагсон, – пролетело в голове Долохова. – Но откуда столько денег у этого упыря?»

Джагсон остановился недалеко от сцены и бросил самодовольный взгляд на Долохова. Слева к нему подошел Гойл и похлопал соратника по плечу, затем с такой же победоносной ухмылкой на кривой физиономии с ними поравнялся Селвин. Было очевидно, что мужчины объединились для совершения покупки.

Тварь! Мразь! Ты сдохнешь в муках вместе с двумя своими подпевалами.

Антонин сжимал кулаки, что было сил, теперь уже от ярости, кипящей в нем. Он ненавидел свое бессилие сейчас, но, как бы ему ни хотелось метнуть в Джагсона и этих двоих Аваду, он не мог. Темный Лорд, может, и простил бы ему убийство Джагсона, но Гойл и Селвин пока еще пользовались его благосклонностью и были ценными Пожирателями смерти.

– Мистер Джагсон! Это невиданная щедрость! – произнес оттаявший от шока Макнейр. – Мистер Долохов, перебьете цену?

Твою мать, твою мать, твою мать!

Долохов сжал челюсти так, что, казалось, еще чуть-чуть, и зубы начнут крошиться от давления. Он проиграл.

У Гермионы бешено колотилось сердце, готовое вот-вот выскочить из груди. Она не знала, в какой момент стала так отчаянно надеяться, что Долохов победит. Это было таким неправильным, каким-то нездоровым желанием. Он ведь такой же сторонник Волдеморта, как и все они, не знающий жалости, не имеющий чести, беспринципный, бессовестный, злой…. И совершенно непредсказуемый.

Но лучше ли будет оказаться во власти этого Джагсона, который с нечеловеческим, почти звериным лицом хлестал Анджелину тогда у Хогвартса?

– Мистер Долохов? Я вынужден начать отсчет, – снова подал голос Макнейр. – 200 000 ра…. Повелитель!

Антонин поднял недоуменный взгляд на Макнейра, решив было, что ослышался, но увидев, что тот уже стоит на коленях, покорно склонив голову, он повернулся в сторону выхода.

Темный Лорд вальяжно шел по проходу между рядами, зрители покорно склоняли головы в знак почтения. Долохов резко выдохнул.

– Ах, похоже, я пришел как раз вовремя, – произнес Волдеморт, и Гермиону передернуло от его шипящего с надрывом голоса. – Хотел бы прийти раньше, но было одно дело, не терпящее отлагательств.

Волдеморт поднялся на сцену, и Макнейр встал с колен.

– Повелитель, такая радость, что Вы почтили своим присутствием наше скромное мероприятие, – подобострастно проговорил он.

– Уолден, – прошипел Темный Лорд, – не стоит принижать значимость данного аукциона. Такие мероприятия – это именно то, что нужно новому миру. Это помогает нам восстановить естественный порядок вещей и вернуть каждого на предназначенное ему природой место.

Волдеморт перевел взгляд на Гермиону.

– Грязнокровка Грейнджер! Как приятно видеть Вас снова, – насмешливо бросил он, а потом снова повернулся к Майнейру. – И сколько же готовы предложить мои верные соратники за право владения столь ценным экземпляром?

– Последняя названная цена – 200 000 галлеонов, – сказал Макнейр. – Предложена Джагсоном.

– Достойная сумма, – Волдеморт одобрительно хмыкнул, посмотрев на Джагсона.

Губы лысого Пожирателя растянулись в улыбке, и он чуть склонил голову в благодарности. Но улыбка на его лице задержалась ненадолго, медленно она начала сползать по мере того, как Волдеморт продолжал говорить.

– И как бы ни было мне радостно от того, что вы, мои дорогие друзья, готовы так вложиться в успех нашей миссии по благоустройству нового мира, я вынужден огорчить вас сейчас.

В зале установилась давящая тишина.

– Это произошло по моему недосмотру. Я должен быть проконтролировать все еще тогда, в Хогвартсе…. Признавать сей факт весьма печально, особенно сейчас, когда мы победили. Но, правда, друзья мои, в том, что грязнокровка Грейнджер, ввиду какой-то трагической ошибки природы, наделена исключительным интеллектом и хитростью, что делает ее особо опасным врагом нашего магического сообщества. Посему ее следовало бы убить, чтобы все мы могли спать спокойно.