Гермиона молчала. Что она могла сказать? Да, у нее действительно больше шансов, если бежать одной. Но это никак не соотносилось с ее моральными качествами. Как она может бросить остальных здесь?
Зная, что их ждет….
Долохов сказал про торги, верно? Они – живой товар. Быть военнопленными у Пожирателей – ужасно, но быть у них в рабстве – чудовищно.
Она помнила пустой взгляд Лаванды и похотливый взгляд того мужчины. Помнила и свои ощущения, когда Долохов держал ее за талию, прижимаясь к ней всем телом. Что ее ждет, попади она в рабство к нему?
Поток мыслей Гермионы был прерван как всегда отстраненным, почти потусторонним голосом Луны:
– Гермиона, девочки правы, это единственный выход. Торги послезавтра вечером. Мы должны продумать план.
– На выход! – рявкнул открывший клетку мужчина в форме охранника Министерства.
Сначала вышли Парвати и Элайза, за ними следом Гермиона (она в центре, как и договорились) с Луной, затем – Падма и Алисия.
Снаружи их ждал еще один охранник. Всего двое – повезло. Они проработали план, предусматривающий выведение из строя четверых. Конечно, теперь у них есть возможность завладеть только двумя палочками, но, с другой стороны, план шестерых хрупких девочек обезвредить четверых здоровых мужчин казался не особо многообещающим. А так, у них есть шанс.
Две палочки – две ведьмы, готовые оказать сопротивление.
Пока их строили по двое, Гермиона успела оглядеться – проход между клетками был пуст. И снова – повезло.
– Шагайте! – снова рявкнул охранник, и они двинулись к выходу.
В тот момент, когда до дверей оставалось всего пара метров, Алисия крикнула «Давайте», и девочки бросились на охранников группой по трое.
Один из парней, с виду не намного старше Гермионы, растерялся, и это помогло Алисии завладеть его палочкой, которую она тут же кинула Гермионе, пока они с Падмой продолжали удерживать охранника.
Бросить парализующие чары… и мы все побежим по запланированному маршруту….
Она видела, как Луна выхватила палочку у охранника, на которого навалились Парвати и Элайза.
Наверняка нам будут пытаться помешать, да и палочек у нас всего две, но…
Один, два, три, четыре – драгоценные секунды исчезали, как песчинки из верхней части песочных часов.
– Бегите, – крикнула Парвати.
Это вывело Гермиону из ступора, и они с Луной рванули со всех ног.
Гермиона судорожно прокручивала в памяти маршрут, который ей объяснила Элайза – направо, направо, вверх по лестнице два пролета, прямо, налево….
– Стоять! – проход им преградили двое охранников. Отбиваясь от их проклятий, Гермиона увидела в дальнем конце коридора еще четверых, бегущих по направлению к ним, но, к счастью, они были далеко. Элайза говорила, что в блоке Аврората аппаровать невозможно – это давало им фору.
Она метнула парализующие чары в одного, пока Луна связала другого чарами Инкарцеро, а потом блондинка схватила ее за руку и потянула в боковой коридор.
– Нет, не туда, – крикнула Гермиона, – нужно прямо…
– Прямо не получится, – спокойно и все также потусторонне проговорила Луна, кивнув вперед.
Те четверо охранников были совсем близко. Гермиона кивнула, и они рванули в узкий боковой коридор.
Грязнокровка свернула вправо, и Макнейр вдруг резко остановился и хрипло расхохотался.
Когда Антонин остановился следом, посмотрев на него, Макнейр пояснил:
– Коридор заканчивается малым залом для собраний. Там тупик. Грязнокровка в ловушке.
И кривая усмешка изогнула его губы.
– А та, вторая? – спросил Долохов, кивнув в сторону левого коридора.
– Она выбежит прямо к кабинету Главного Аврора.
– Я за грязнокровкой, а ты за блондинкой, – бросил Долохов и побежал в коридор, где минуту назад скрылась Гермиона.
Признаться, Долохов был в восторге. Это было каким-то охрененным чудом, то, как грязнокровка не только своими действиями, но даже бездействием заставляла его кровь бежать быстрее. Будто сам факт ее присутствия в непосредственной близости автоматически повышал уровень адреналина в его крови до высоких отметок. То, что, казалось, давно потухло в нем – желание сражаться, соперничать, творить, в конце концов – все это зажигалось искрой при одном ее появлении в поле зрения, достаточно было лишь взгляда ее глубоких карих глаз, которые так и светились интеллектом.
А интеллект Долохов ценил, пожалуй, также высоко, как и магическое мастерство. Раньше он был уверен, что высокий уровень владения магией неотделим от высокого же интеллекта. Сильных волшебников среднего ума он просто не встречал. А потом он познакомился с Амикусом Кэрроу, и его теория разлетелась вдребезги. Для Долохова оставалось загадкой, как этому совершеннейшему идиоту удавались все эти мощные темные проклятья. Разгадывать эту загадку, впрочем, Антонин не имел никакого желания, ведь тогда бы ему пришлось чаще общаться с Кэрроу, чего его и без того не слишком стабильная психика просто не вынесла бы. Ему и так порой казалось, что он терял несколько извилин каждый раз, когда общался с Амикусом во время редких совместных заданий. Заразна ли тупость? Сомнительно. Но проверять это на себе он все же не стремился.
Напротив, он старался по возможности окружать себя людьми, у которых были хотя бы зачатки интеллекта (разве можно рассчитывать на что-то большее, когда вращаешься в кругу сторонников кровесмешения?). По этой причине он закорешился с Роули – магом средней руки, чрезмерно импульсивным, когда дело доходило до битвы, но способным к критическому мышлению и анализу. И, спасибо Мерлину, Темному Лорду их альянс пришелся по вкусу, поэтому он все чаще посылал их на задания вдвоем. Считал ли он Роули другом? Конечно, нет. Антонин был слишком осторожным человеком, который не доверял никому. Жизнь научила. А без доверия, какая может быть дружба? У Долохова не было друзей. Никогда. Торфинн был, скорее, достойным напарником, с которым иногда можно было обсудить что-то помимо миссий во славу Повелителя.
Грязнокровка же была чем-то иным. Чем-то неисследованным, чем-то за гранью. Как порожденная магглами девчонка могла быть таким сильным дуэлянтом? Ведь она давала отпор чистокровным магам, которые намного старше и опытнее ее. Роули упоминал что-то про нее, какие-то слухи – «самая умная ведьма своего поколения», кажется, так ее называли. Мда, магам Британии пора заканчивать с этим кровесмешением, а-то скоро маггловские фокусники будут колдовать лучше них.
А этот ее взгляд….
Когда девчонка сражалась, ее взгляд был решительным, непоколебимым, можно даже сказать свирепым, а еще в ее глазах он видел страсть и какую-то особую глубину, притягивавшую его как омут, в который хотелось шагнуть и окунуться с головой.
Собственно, насладиться этим самым взглядом, вбегая в малый зал собраний, у Долохова времени не было – не успел он переступить порог, как ему пришлось прикрыться Протего, защищаясь от мощного Вердимилиус, сноп зеленых искр которого его чуть не ослепил. Летящее следом Экспульсо вынудило его скрыться за монолитной колонной, неслабо пошатнувшейся, когда в нее ударило заклятье.
Да, девчонка хороша. Но… Поиграли и хватит.
Когда Антонин пошел в атаку, грязнокровка четко и технично отбивала его удары, бросая сильные ответные чары, но все же она выдохлась, он это чувствовал по силе последних двух выпущенных в него проклятий. Неудивительно, грязнокровка многое пережила – битва в Хогвартсе, смерть друзей, сразу плен, дуэль при побеге. Антонин был более подкован в бою. И даже несмотря на то, что в Азкабане его рефлексы притупились, он все равно оставался блестящим дуэлянтом.
В момент, когда он ощутил брешь в оборонительных чарах девчонки, он бросил подряд Редукто и Экспульсо, которые она отбила, выставив щитовые чары, чего Антонин и ждал. Полетевшее в нее следом обездвиживающее заклятье поразило ее в самую грудь.
Наблюдать удивленное выражение лица грязнокровки в ту секунду, когда она осознала, что щит не сработал – было отдельным удовольствием.
