Боль оказалась не только сильным мотиватором, вынуждая Джинни слушаться, но и поспособствовала пересмотру ее взглядов на жизнь. Раньше она испытывала крайнюю степень презрения к тем волшебникам, которые, оказавшись в плену у Пожирателей смерти, в итоге, после многочисленных пыток, сдавались и делали то, что требовал Волдеморт. Но за эти недели ежедневных истязаний ее казавшиеся непоколебимыми принципы сильно пошатнулись.

Она поняла, что быть героем на словах, когда ты окружена близкими и друзьями, очень легко. В какой-то степени можно и Круциатус вытерпеть, зная, что где-то там тебя ищут и, наверняка, спасители уже в пути. Но совсем другое дело, когда ты с врагом один на один и у тебя нет возможности оказать ему сопротивление. И ждать помощи не от кого, ведь все друзья убиты или в рабстве.

Когда их только поймали, Джинни надеялась, что диктатура Пожирателей не продержится долго. Она ожидала, что многочисленные казни и пытки несогласных с новым режимом станут катализатором для бунта, который, в итоге, приведет к свержению власти Волдеморта.

Но только теперь она поняла, что они ошибались с самого начала.

Члены Ордена Феникса воспринимали Волдеморта очередным психом, совершенно свихнувшимся на ненависти к магглам и магглорожденным. Потому что он таковым и казался во время второй войны – импульсивным, озлобленным шизофреником, одержимым идеей сесть на трон магической Британии и поработить маггловскую часть страны. И после его окончательной победы Джинни ожидала глобальных изменений в государстве, установления тирании.

У Волдеморта же были другие планы.

Макнейр не скрывал от Джинни новостей, не запрещал ей читать газеты. Он даже был не против, чтобы она иногда присутствовала в гостиной, когда к хозяину приходили его соратники и за бокалом эльфийского вина обсуждали инициативы нового правительства. Поэтому она была в курсе событий. Она не знала, была ли в этом задумка Макнейра, но узнавать новости очередного дня стало для Джинни отдельной пыткой.

И не потому, что все было ужасно.

Наоборот, все было слишком спокойно.

Потому что ожидаемая тирания так и не установилась. Не было повсеместного бесчинства Пожирателей смерти, бесконечного насилия, многочисленных убийств невинных.

По правде говоря, после утверждения теперь уже на всех высших министерских постах лояльных Волдеморту волшебников, политика марионеточного правительства, пришедшего к власти еще год назад, стала значительно мягче.

Конечно, магглорожденных волшебников власть по-прежнему третировала. Их лишили определенных прав в социуме – избираться и быть избранными, занимать руководящие должности в государственных структурах, для их детей были созданы отдельные классы в учебных заведениях, отделяя их от детей полукровок и чистокровных. Но магглорожденных больше не хватали на улицах и не отправляли в Азкабан. Тех, кто хотел вернуться в маггловский мир, без проблем пропускали через барьер, правда, отбирая палочку и надевая браслет-подавитель, и возможности вернуться в магический мир у перешедших уже не было.

Соратники Темного Лорда умело манипулировали общественным мнением, сея в социуме зерна нужных им идей не так явно, как раньше, а медленно, аккуратно. Если не считать магглорожденных и их семьи, основная масса граждан магической Британии не ощутили кардинальных перемен в своей жизни. И некоторые вполне искренне перенимали пропагандируемую идеологию избранности волшебной расы.

Для утверждения своей власти Волдеморт делал ставку на тех граждан магического сообщества, которые чувствовали себя обиженными судьбой и были настроены критически к действовавшей ранее власти. Газеты и публичные лица, многие из которых были под Империусом, убеждали их, что их тяжелое положение связано с перекосом политики прежней власти в сторону сохранения связей с маггловским миром, на что шли «значительные бюджетные средства» и «все усилия законодателей», а проблемы волшебников игнорировались.

Пожиратели успешно использовали недовольство отдельных, к слову, весьма многочисленных групп, добиваясь их поддержки обещаниями статуса, должности и иных атрибутов лучшей жизни. Слова активно подкреплялись действиями.

В первую же неделю новое правительство выпустило «социальный пакет» реформ, который стал первым ощутимым драйвером для укрепления режима Волдеморта. Министерство выделило бюджетные средства на выплату всем нуждающимся волшебникам единовременного пособия в размере пятисот галлеонов на взрослого и тысяча на ребенка.

Частично выплаты спонсировали богатые чистокровные семьи, что помогло им довольно быстро изменить мнение о себе среди основной массы населения с неприязни в сторону, как минимум, нейтралитета, но чаще симпатии. И когда во вторую неделю правительство объявило о смещении отдельных «неэффективных» чиновников (по факту просто нелояльных к новому режиму) и замене их на этих чистокровных благодетелей, это не вызвало у населения ни возмущения, ни негодования, а было принято во многом даже с одобрением.

Также было объявлено о создании Новой армии, куда после прохождения специальной подготовки принимали несовершеннолетних чистокровок и полукровок старше четырнадцати лет. Служба давала возможность повысить качество жизни, ведь жалование даже рядовых солдат было высоким. Кроме того, военная карьера означала перспективу получения заветного привилегированного социального статуса. Потому, в первую очередь, на обучение направили своих детей представители небогатых слоев населения, в надежде дать им шанс на лучшую жизнь.

А, учитывая, что каждая новая инициатива правительства поддерживалась словесной бомбардировкой буквально из каждого камина со стороны общественных деятелей и СМИ, о том, насколько позитивно очередное решение Министерства магии повлияет на жизнь простых волшебников, общество не противилось нововведениям и, в целом, положительно относилось к новой власти.

И Джинни Уизли, дочь предателей крови, военная преступница и сторонница террористов (именно так называли в газетах членов Ордена Феникса) с каждым прочитанным выпуском «Ежедневного пророка», с каждой услышанной от гостей Макнейра новостью все больше теряла надежду, что когда-нибудь ее жизнь изменится. А еще она все сильнее чувствовала одиночество, потому что, казалось, всех, кто остался на свободе, новый режим не особо тяготил. Похоже, бунтовать было некому. А если некому бунтовать, то кто будет вызволять из рабства ее друзей и ее саму?

Зайдя в гостиную южного крыла поместья Темного Лорда, Макнейр был встречен Амикусом Кэрроу.

– Мы что – первые? – спросил он, пожав ему руку.

– Ага, – Кэрроу кивнул.

– Как думаешь, почтит нас сегодня своим присутствием наш платиновый мальчик?

– Уверен, что он придет, – твердо сказал Амикус. – Мы с тобой оба знаем, что будет с тем, кто не придет. И он знает. Едва ли мальчишка рискнет гневить Повелителя после всего, что было.

Макнейр хмыкнул и произнес с кривой ухмылкой на тонких губах:

– Однако ж мелкий засранец быстро оправился от потери папочки, да? Едва неделя прошла со смерти Люциуса, как сопляк пришел прикупить игрушку.

– Драко купил рабыню?

– Ага, даже двух, – подтвердил Макнейр. – Заявился в Министерство в прошлую среду весь такой из себя, как ни в чем ни бывало. Будто фамилия Малфой еще имеет какой-то вес.

Губы Кэрроу искривила усмешка, впрочем, совершенно не затронувшая глаза. Макнейру, наверное, никогда не понять, что такое быть членом семьи из «Священных двадцати восьми». Один промах – это пшик, ничто. Большинство и не заметит, а кто заметит – быстро забудет. Мало кто из знатных чистокровных признается, но Малфои уже много столетий негласно считаются одним их сильнейших родов Британии и уничтожить их авторитет в магическом сообществе одним роковым взмахом волшебной палочки просто невозможно. Даже если эта волшебная палочка принадлежит одному из величайших волшебников всех времен.

– Вкус на девок, скажу тебе, у него паршивый, – продолжил Майнейр. – Выбрал самых зачуханных, как по мне. Хотя, как знать, может у молокососа член только на убогих встает, – мужчина громко хохотнул.