Такое смятение чувств было непереносимо для Дзирта. Он заткнул уши, чтобы не слышать проклятого слова «дзиррит», но оно преследовало его бесконечным эхом.

Не в силах дышать, Дзирт выбежал из дома. Если бы он обыскал комнату более тщательно, то нашел бы под кроватью свою вторую саблю, сломанную пополам и оставленную для жителей селения.

Есть ли во всем этом мире что-нибудь тяжелее, чем чувство вины? Я часто ощущал на своих плечах этот гнет, тащил его за собой по длинным дорогам скитаний.

Чувство вины напоминает обоюдоострый меч. С одной стороны, оно действует как. справедливость, подчиняя принципам морали тех, кто их боится. Чувство вины, порожденное совестью, отличает добрую личность от злобной. Оказавшись в ситуации, сулящей выгоду, почти каждый дров готов убить другого, будь то его родич или чужак, и уйти прочь, не ощущая никакого эмоционального потрясения.

Убийца дров может бояться возмездия, но не прольет ни слезинки о своей жертве.

У людей, а также у наземных эльфов и других рас, обладающих совестью, нравственные страдания перевешивают любую внешнюю угрозу. Иной раз кажется, что наличие чувства вины и совести – это главное различие, существующее между разнообразными расами Королевств. С этой точки зрения, чувство вины может рассматриваться как положительная сила.

Но существует и другая сторона этого тяжкого чувства. Совесть не всегда подвластна голосу разума. Чувство вины – это бремя, всегда накладываемое личностью на саму себя, но не всегда справедливое. Так было со мной на моем долгом пути из Мензоберранзана в долину Ледяного Ветра. Я покинул Мензоберранзан, чувствуя вину за Закнафейна, моего отца, принесенного в жертву в моих интересах. Я принес в Блингденстоун вину за Белвара Диссенгальпа, свирфнеблина, которого мой брат лишил рук. И по другим дорогам я нес множество других тяжких грузов: Щелкунчик, убитый чудовищам, охотившимся за мной; гноллы, павшие от моей собственной руки; и – что было самым болезненным – эта простая фермерская семья, убитая баргест-велпом.

Разумом я понимал, что мне не за что винить себя, что я не мог повлиять на события или, как в других случаях, например с гноллами, что я поступил правильно. Но разум – слабая защита против тяжкого ощущения вины.

Со временем, получив поддержку верных друзей, я смог избавиться от многих угрызений совести. Но часть моей тяжкой ноши останется и всегда пребудет со мной. Я принимаю это как неизбежность и знаю, что совесть поможет мне выбрать верный путь в жизни.

Я верю, что это и есть истинная цель совести.

Дзирт До'Урден.

– Ой, хватит, Фрет, – сказала высокая женщина седобородому дворфу в белом одеянии, шлепнула его по рукам и пробежалась пальцами по своим густым каштановым волосам, основательно взъерошив их.

– Так-так, – отозвался дворф, тотчас же потянувшись к пятнышку грязи на плаще женщины-следопыта. Он принялся энергично орудовать щеточкой, но женщина постоянно двигалась, мешая ему закончить работу. – Почему-то мне кажется, госпожа Соколица, что вам не мешало бы просмотреть кое-какие книги о правилах поведения.

– Я только что приехала из Серебристой Луны, – возмутилась Дав Соколица, подмигивая Габриэлю, еще одному воину, находившемуся в комнате, высокому мужчине с суровым лицом. – Иногда в дороге случается и запачкаться:

– Только что! Почти неделю назад! – протестующе заявил дворф. – И прошлой ночью на пиру вы были в этом же самом плаще!

Тут дворф заметил, что, занявшись чисткой плаща Дав, он перепачкал собственное шелковое платье, и это несчастье отвлекло его внимание от следопыта.

– Дорогой Фрет, – начала Дав, лизнув палец и небрежно растерев пятнышко на плаще, – ты самый замечательный из слуг.

Дворф побагровел, как свекла, и топнул сверкающей туфлей о пол, выложенный плиткой.

– Из слуг? – возмущенно фыркнул он. – Я сказал бы...

– Так скажи! – рассмеялась Дав.

– Я самый... один из самых великих мудрецов на всем севере! Мой трактат о надлежащем этикете на межрасовых пирах ...

– Или об отсутствии надлежащего этикета... – не преминул вмешаться Габриэль. Дворф с мрачным видом повернулся к нему. – Во всяком случае, что касается дворфов, – закончил высокий воин, с невинным видом пожимая плечами.

Дворф заметно задрожал, и его туфли выбили на твердом полу громкую дробь.

– Ах, дорогой Фрет, – сказала Дав, успокаивающе прикасаясь к плечу дворфа и гладя его безукоризненно подстриженную желтоватую бороду.

– Фред! – резко поправил дворф, отталкивая руку следопыта. – Фредегар!

Дав и Габриэль перекинулись понимающими взглядами, а затем со смехом выкрикнули фамилию дворфа:

– Сокрушитель Скал!

– Фредегар Иглокол будет точнее! – прибавил Габриэль.

Взглянув на рассерженного дворфа, он сразу понял, что пора уносить ноги, схватил свой мешок и бросился вон из комнаты, задержавшись лишь для того, чтобы на прощанье подмигнуть Дав.

– Я только хотел помочь. – Дворф сунул руки в невероятно глубокие карманы и опустил голову.

– Ты это и делаешь! – воскликнула Дав, желая утешить его.

– Я хочу сказать, тебе предстоит встретиться с Хельмом – Другом Дворфов, начал Фрет, несколько приободрившись. – Человек, которому назначил аудиенцию Повелитель Сандабара, должен выглядеть подобающе.

– Разумеется, – с готовностью согласилась Дав. – Однако единственный наряд, которым я располагаю, ты видишь перед собой, дорогой мой Фрет, и этот наряд испачкан дорожной грязью. Боюсь, что мне придется предстать перед Повелителем Сандабара не в самом лучшем виде. Они с моей сестрой стали такими друзьями. – Теперь настала очередь Дав изображать беспомощного птенца, и хотя ее меч превратил многих великанов в пищу для стервятников, леди Соколица умела играть в эту игру искуснее, чем кто-либо другой. – Что же мне делать? – Она взглянула на дворфа и лукаво наклонила голову. – Может быть, – хитро продолжала она, – если только...

Поняв намек, Фрет просиял.

– Нет, – с тяжким вздохом сказала Дав. – Не могу обременять тебя такой просьбой.

Фрет подпрыгнул от радости и звонко хлопнул своими пухлыми ладонями.

– Можешь, госпожа Соколица! Конечно, можешь!

Дав прикусила губу, чтобы побороть неуместный смех, когда взволнованный дворф выскочил из комнаты. Хотя она частенько поддразнивала Фрета, но готова была признать, что искренне любит маленького дворфа. Много лет провел Фрет в Серебристой Луне, где правила сестра Дав, и сделал множество ценных подарков для тамошней прославленной библиотеки. Фрет действительно был знаменитым мудрецом, известным благодаря своим обширным исследованиям обычаев различных рас, доброжелательных и злобных, к тому же он был специалистом по проблемам получеловеческих рас. А еще он был отличным композитором. Сколько раз, спросила себя Дав с искренним умилением, скакала она по горным тропам, насвистывая веселую мелодию, сочиненную этим самым дворфом?

– Милый Фрет, – тихонько прошептала она, когда дворф вернулся.

Через одну его руку было перекинуто отделанное драгоценными камнями шелковое платье (заботливо сложенное, чтобы ткань не касалась пола!). В другой руке он держал пару изящных туфель. Дюжина булавок была зажата между поджатыми губами, а с уха свисала измерительная лента. Дав спрятала улыбку и решила, что эту битву дворф должен выиграть. Она войдет в зал для аудиенций Хельма-Друга Дворфов в туфлях на каблуках, облаченная в шелковое платье, словно олицетворение женственности, а рядом, гордо пыхтя, будет семенить маленький мудрец.

В течение всего этого времени туфли будут давить и натирать ей ноги, а какая-нибудь булавка в платье обязательно вопьется в тело в таком месте, до которого она не сможет дотянуться. увы, но положение обязывает, подумала Дав, глядя на платье. Она взглянула на сияющее лицо Фрета и поняла, что ради этого готова смириться со всеми неприятностями.