– Ничего, я смог хотя бы немного позаниматься делами: позвонил в Интерпол, потом мы с Питером подписали несколько контрактов, пришедших по почте.

– Оставь на время свои дела, – нежно улыбнулась ему Челси. – Когда еще нам выдастся случай побыть вместе!

Улыбка Джонатана погасла.

– Какого черта! Мы будем вместе постоянно, когда поженимся.

– Нет. Ты же знаешь, я не могу. – Она пристально смотрела на толпу, собравшуюся вокруг стола. – Мне нравится Питер. Он действительно очень приятный человек, как ты и говорил. Он знает о нас?

– Я ничего не говорил ему, но он достаточно проницательный человек, и думаю – догадывается. Возможно, он и понял, что я люблю тебя. – Он помолчал, прежде чем добавить: – И что ты любишь меня.

– Я никогда не говорила этого, – возразила Челси, ускоряя шаг.

– Почему ты так упорно отказываешься от того, чтобы мы были вместе?

– Я не отказываюсь. Просто у меня своя жизнь и работа…

– Извини, что беспокою, Джонатан, но тебя к телефону. Будет лучше, если ты подойдешь.

Они обернулись и увидели спешащего к ним Питера. Джонатан раздраженно нахмурился.

– Неужели нельзя было сообщить мне об этом звонке позже?

– Но это Дженнингс, он звонит из Канн.

– Какого черта ему здесь надо?

– Не думаю, что он проделал эту поездку ради удовольствия. – Питер осторожно взглянул на Челси. – Он говорит, что хочет увидеться с тобой у него в отеле завтра после полудня.

Челси вздохнула. Вот то, чего она боялась. Счастье не может продолжаться слишком долго.

– Думаю, ты обязательно должен пойти.

– Но если мне не хочется? – Джонатан поджал губы. – Я вовсе не обязан бежать, едва Дженнингс щелкнет пальцами.

– Глупости, – сказала Челси. – Я знаю, кто такой Дженнингс. Это известный сенатор из Южной Каролины, который хлопотал о твоем выдвижении. Разумеется, нужно пойти. – Она твердо встретила его взгляд. – И мы оба понимаем причину его приезда. Он пытается спасти твою политическую репутацию. Должно быть, многие видели те снимки, где мы с тобой вместе на вечере в Версале. Я зря разрешила тебе представлять меня. Я должна была предвидеть…

– Твое решение ничего бы не изменило, – сухо заметил Джонатан.

Питер в растерянности переводил глаза с одного на другого.

– Сказать ему, что я не нашел тебя?

– Нет. – Джонатан твердо встретил взгляд Челси. – Скажи, что я буду рад увидеться с ним завтра, мы приедем вместе с миссис Бенедикт.

– Нет! – Челси затрясла головой. – Избавь меня от этого.

– Почему? Разве в твоем участии в вечере было что-то неприличное, недозволенное?

– Нет! Но я считаю, что мне не следует туда идти.

– Ты пойдешь, потому что я этого хочу, – мягко, но твердо сказал Джонатан. – А если ты не собираешься этого сделать, то я буду вынужден послать уважаемого сенатора к черту.

Он в самом деле мог поступить так. Челси чувствовала его раздражение.

– Но что, если там будут репортеры?

– Челси, бога ради, ты не должна прятаться. – Он повернулся к Питеру. – Ладно, скажи Дженнингсу, что я встречусь с ним, если там не будет ни одного репортера. – Он снова обернулся к Челси. – О’кей?

Питер вздохнул с облегчением.

– Хорошо, я скажу ему.

Он повернулся и быстро пошел к дому. Челси воинственно расправила плечи.

– Ладно, пожалуй, я все-таки залезу на это дерево, раз завтра мы будем заняты с самого полудня. – Она глянула на Джонатана. – Хочешь посмотреть?

– Не могу же я пропустить такое зрелище: тебя на дереве. – Улыбка скользнула по его губам. – Я непременно буду рядом.

– Твоя мать с Джонатаном собираются завтра в Канны на деловое свидание, – сказал Питер. – А съемочная группа отправится туда уже сегодня вечером. Здесь станет тихо, и Вазаро опять будет только нашим.

– Отлично, – улыбнулась Мариза. – Если не считать Катрин, Жака и рабочих.

– Ты прекрасно понимаешь, что я имел в виду.

– Да, я понимаю. Ты хочешь снова окунуться в свои дневники. – Мариза прислонилась спиной к оливковому дереву, следя глазами за оранжево-золотистыми крыльями бабочки, парящей над багряным ковром фиалок. – Почему эти рукописи столь важны для тебя, Питер? Ты говорил, что Кэтлин хочет расшифровать надпись, а что интересует тебя?

Питер захлопнул дневник в коричневом кожаном переплете и посмотрел в лицо Маризе.

– Не знаю. Возможно, я испытываю какую-то странную привязанность к людям, писавшим их… нет, это не совсем так… Мне иногда кажется, что все эти события происходят со мной. Это как грезы наяву.

Мариза сорвала травинку и поднесла к губам.

– И что же это за грезы? Он ничего не ответил.

– О Танцующем Ветре?

– Не совсем.

Она встряхнула головой.

– Почему я должна вытягивать из тебя каждое слово?

«Зря я заговорил об этом», – подумал он растерянно.

Она явно почувствовала беспокойство в его голосе и теперь будет настаивать на объяснении. Он знал, что Мариза больше всего на свете ценила чистоту и ясность в отношениях между людьми, особенно бывшими с ней рядом. Она чувствовала потребность постоянно заботиться о тех, кто был ей дорог.

– Я думаю о Парадигне.

– О ком?

– Не помнишь? О Парадигне, брате царя Трои, о том, кто дал Андросу Танцующий Ветер и помог бежать из Трои накануне ее падения.

– О да. Сам он решил остаться и погибнуть от рук врагов.

Питер кивнул.

– Мне приснился сон об этом.

– Что за сон?

– Очень странный. Парадигн, сидящий в большом кресле, похожем на трон. Его голова касается резной спинки, глаза закрыты. Он ждет чего-то.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю. – Питер беспомощно пожал плечами. – Я смотрел на него и вдруг почувствовал, что он – это я, потому что ощутил его боль, терпение и ожидание смерти.

– Но все это вовсе не похоже на плохой сон. Почему он беспокоит тебя?

– Потому что я знаю, он собирается открыть глаза и посмотреть на меня. Какой-то совершенно сумасшедший сон.

Мариза отодвинулась от ствола и наклонилась к нему.

– Послушай меня. Это приснилось тебе потому, что последние четыре дня ты не отрываясь сидел над дневниками. Ты грезишь легендами. И если тебе снова приснится этот глупый сон, скажи себе, что между тобой и Парадигном нет ничего похожего. Ты не стал бы сидеть и ждать, когда ворвутся греки и убьют тебя. Ты бы бежал вместе с Андросом, или нет… ты бы придумал что-то и спас Трою.

Он усмехнулся.

– Мне приятно, что ты такого высокого мнения обо мне.

– Да. И если сегодня ночью Парадигн снова придет, скажи ему, что он должен спасаться.

– Непременно.

Мариза всегда руководствовалась здравым смыслом. Он не мог объяснить ей, какие чувства вызывал в нем этот страшный сон, девушка заблуждалась, считая, что они так уж различны. Она видела в Питере то, что хотела видеть – человека, всегда готового к борьбе, не понимая, что ему это совершенно не свойственно. В подобной ситуации он бы принял скорее позицию Парадигна.

Кроме того, у них с Парадигном было еще нечто общее, о чем не догадывалась Мариза: они оба страдали тяжелым недугом. Этот старый человек просто не мог бежать или сражаться. Он был калека. «Как и я», – горько подумал Питер.

Но вслух он сказал другое:

– Ты права, я скоро подскажу ему, как надо вести себя при таких обстоятельствах. – Питер встал и подал руку Маризе. – Пойдем. Поедешь со мной в Грасс. Я уже упаковал посылку для Кэтлин и должен теперь отправить ее.

Она кивнула и зашагала рядом с ним.

– Минутку. – Он остановился и отошел от нее на несколько шагов. – Если бы ты знала, какое чудное сияние над твоей головой от этих солнечных лучей, пробивающихся сквозь ветви деревьев! – Он снял «Никон», висевший у него на шее, и навел на нее. – Фантастический эффект. Ангел, спустившийся на землю.

– Ты уже сделал кучу снимков, – запротестовала Мариза. – И я хочу быть на них такой, какая я в жизни. Я вовсе никакой не ангел.

– Я знаю.

Подобно матери, Мариза всегда обладала живым чувством реальности. Нет, не ангел. Девушка, прекрасная и желанная, лучезарная, как этот солнечный день.