До Эббы наконец-то доходит смысл его слов, она замирает с вытянутыми вдоль тела руками и начинает мелко трястись. По круглым и тугим, совсем не старым щекам градом катятся слезы. Ян подходит и обнимает ее, легонько похлопывает по спине, бормочет что-то успокаивающее, что-то об Элиасе, – наверное, говорит, что тот скоро приедет.
Хуго возится с лодкой, но то и дело смотрит в сторону Эббы и вздыхает, сокрушенно качая головой. Рин вспоминает, что собиралась раздобыть телефон, чтобы сообщить в полицию о вандале, дважды испачкавшем ее окно, но понимает, что уже не хочет ничего сообщать из-за подозрения в том, что сделать это могла Эбба. Ведь та как раз бродила неподалеку от дома Юхана, и ее кофта выпачкана грязью. Но Рин жаль несчастную обезумевшую женщину, потерявшую дочь и тоскующую по сыну, живущему далеко отсюда. Если, и правда, безобразие с окном – ее рук дело, то в случае вмешательства полиции ее замучают вопросами и вообще могут упечь в сумасшедший дом.
Решив, что звонить в полицию не будет, Рин все же направляется к Хуго, чтобы узнать расписание рейсов до Бьёрхольмена, где можно найти мастерскую по ремонту телефонов: ее телефон не работает третий день, и Кира там наверняка уже с ума сходит! Воспоминания о ней вызывают у Рин грустную улыбку: так быстро хватиться ее могла только она, ее единственная настоящая подруга. Все остальные знакомые и родственники выходили на связь лишь по праздникам или по какому-то особому случаю, которые бывают нечасто. При этом Рин прекрасно сознавала, что сама выстроила так свою жизнь: она посвятила себя искусству, и тратить время на общение ей было всегда жаль, даже для Киры. Просто Кира, в отличие от остальных, никогда не спрашивала разрешения, чтобы заявиться к ней в гости, и их дружба существовала лишь благодаря этой ее настойчивости.
– Ремонт телефонов? – Хуго оборачивается и энергично кивает на вопрос Рин о том, можно ли починить разбитый гаджет в Бьёрхольмене. – Даже если не почините, то сможете купить новый аппарат. Иногда это бывает даже дешевле, чем починка. Ну, и гораздо быстрее, само собой. Но сегодня не получится: я делаю туда только два рейса в день, и второй раз прибуду уже вечером, когда магазины закроются. Так что, лучше завтра с утра. А вечером вернетесь обратно. За день нагуляетесь по городку, по сувенирным лавкам пройдетесь, заглянете в ресторанчик или кофейню. Готовят у них, скажу я вам, везде неплохо. Да, а еще на яхты полюбуетесь… таки-ие красотки иногда заплывают! Там большая стоянка для частных плавсредств. В Бьёрхольмене всегда полно туристов, многие добираются по воде своим ходом. И у тех, кто побогаче, бывают очень внушительные посудины!
Рин вежливо кивает, благодарит за подробный рассказ, и, уточнив время утреннего рейса, отходит в сторону. Голосящая Эбба притягивает ее внимание. Повиснув на руке Яна, женщина ковыляет, отдаляясь от берега. Рин догоняет их и, поравнявшись, обращается к парню:
– Что-то случилось? Я могу помочь?
Эбба тут же вцепляется в нее свободной рукой и, вглядываясь в ее лицо, что-то говорит, быстро и умоляюще.
– Фру Свенссон приглашает вас к себе, выпить чаю с миндальным тортом, – поясняет Ян по-английски. – Она испекла его для сына, потому что думала, что он приезжает сегодня. Но это не так, она перепутала даты в календаре, и торт теперь есть некому.
– Конечно, скажи ей, я с удовольствием зайду к ней в гости! – Рин радуется, все-таки это лучше, чем коротать время в одиночестве, да к тому же в компании Яна, взявшего на себя роль переводчика, можно будет разузнать у Эббы подробности трагедии, случившейся с ее дочерью. Само собой, Рин не собирается задавать бестактные вопросы убитой горем женщине, но та ведь может и сама завести речь об этом. Только вот без Яна Рин ничего не поймет, поэтому она спрашивает у него: – Ты ведь тоже зайдешь?
Парень довольно улыбается, глядя одним глазом в ясное утреннее небо, а другим – на макушку каменной кручи за домом Юхана.
– Мне нравятся торты фру Свенссон!
По его ответу ясно, что он частенько чаевничает у Эббы – вероятно, каждый раз, когда она путает даты в календаре.
Оказывается, идти совсем недалеко. Ян виртуозно проводит их сквозь несколько коротких тоннелей в скалах, показавшихся Рин норами чудовищ в день ее приезда, и вскоре крошечный домик Эббы возникает перед ними, как по волшебству. Он превосходно выглядит, в отличие от хозяйки, не замечающей пятен грязи на своей одежде. Скорее всего, за состоянием дома следят социальные службы, и только поэтому он еще не пришел в упадок. Внутри, на первый взгляд, все тоже аккуратно прибрано, но позже Рин замечает островки хаоса: то тут, то там громоздятся кучки различного хлама, кое-где видны крошки, раковина в кухне полна грязной посуды, которая, судя по всему, лежит там не первый день. Такое впечатление, что порядок здесь наводит приходящая уборщица, и с момента ее последнего визита Эбба уже успела оставить повсюду следы своей жизнедеятельности.
Вид миндального торта на столе в гостиной вызывает у Рин ироничную улыбку: она не раз покупала точно такой же в Питере, в продуктовом отделе «Икеи». Получается, все труды Эббы по приготовлению торта ограничивались разморозкой его в микроволновке. Но, возможно, это и к лучшему. Не придется беспокоиться насчет того, что в состав теста или крема могло попасть что-нибудь лишнее или даже вовсе несъедобное.
Эбба жестом приглашает гостей за стол, а сама уходит в кухню. Ян отправляется за ней. Похоже, ему не привыкать здесь хозяйничать. Погремев там посудой, они возвращаются вместе, Эбба торжественно несет тарелку с сырной и мясной нарезкой, а Ян – поднос с кофе и корзинку с хлебом.
Рин вспоминает, что на ней надета плотная трикотажная толстовка, и за столом в такой одежде будет неудобно, но снять ее означает остаться в пижамной майке. Поразмыслив пару секунд, она все-таки выходит в прихожую, чтобы раздеться. Стянув кофту, критически разглядывает себя в зеркале. В другом месте она не осмелилась бы появиться перед посторонними людьми в таком виде, но здесь, скорее всего, никто и внимания не обратит на ее неподобающий наряд.
В зеркале за ее спиной отражается вход в комнату. Видна аккуратно застеленная кровать и комод, заставленный фигурками и фотографиями в красивых гипсовых рамочках. Вряд ли это комната Эббы, ведь не слишком опрятная хозяйка жилища просто не способна заправить постель без единой складочки. Скорее всего, последний раз на этой кровати спала Лилли, и с тех пор никто к ней не прикасался.
Рин поворачивается, ноги сами несут ее туда. «Только одним глазком», – мелькает в ее голове дерзкая мысль, и сердце начинает биться быстрее. Рин уверена, что не притронется к вещам, не нарушит порядка, не смахнет ни одной пылинки, но все выходит иначе. Она не в силах удержаться при виде толстой тетради в ярко-розовой обложке из искусственной кожи с трещинками и потертостями на углах. Тетрадь лежит на видном месте, на комоде, в окружении фотографий. На всех – юная девушка, чем-то похожая на Рин: такие же русые волосы, но чуть светлее, не мышиного оттенка, а с медовым отливом; большие выразительные глаза, вроде бы тоже сине-зеленые, но синевы в них гораздо больше; острые высокие скулы, чуть коротковатый нос, но не идеально прямой, а чуть вздернутый, и рот – тоже большой, но форма губ более изящная.
«Так вот ты какая, Лилли», – думает Рин. Пальцы ее касаются гладкого переплета, откидывают обложку, и внутри все вспыхивает от понимания: это же дневник, хранилище всех тайн и секретов!
Рин с ужасом осознает, насколько отвратительный совершает поступок, но ничего не может с собой поделать. Руки вцепляются в тетрадь, и вот через мгновение та уже спрятана в рукаве ее толстовки, а толстовка свернута и засунута в рюкзак. Чтобы освободить место, Рин вытаскивает оттуда пакет сока и коробку печенья, прихваченные из кухни Юхана. Вернувшись в гостиную, она как ни в чем не бывало кладет продукты на стол, словно именно за ними и выходила. Эбба одобрительно кивает и тянется к соку, что-то бормоча на шведском.