– Не думай, что я не заметила тебя с мисс Кэмпбелл, Джорджиана. Чем вы, во имя всего святого, занимались, спрятавшись наверху?
– О, мы вели глубокомысленные беседы, тетушка. Беседы… культурного свойства.
– Беседы культурного свойства? И о какой же это культуре, позволь спросить, вы беседовали?
– О культуре потребления спиртного, – ответила Джорджиана, глядя на тетю с самым серьезным видом. – Она, понимаете ли, стала бичом нашего общества. Люди падают мертвецки пьяные прямо на улицах – срываются сделки, рушатся судьбы. Я слышала, что Темза почти на семьдесят процентов состоит из джина.
– Ах, Джорджиана, ну конечно же такого не может быть, – фыркнула миссис Бёртон, но потом задумалась. – Или может?
– Вероятность этого не исключается, – загадочно сказала Джорджиана.
Миссис Бёртон вздохнула:
– Я знаю, тебе здесь иногда тоскливо, но уверяю, будут еще праздники и званые ужины. Запасись терпением. У тебя еще появится достойная компания – леди и джентльмены, о которых не ходит так много слухов, как о мисс Кэмпбелл. Остерегайся ее, Джорджиана. Она занимает чрезвычайно высокое положение, что правда, то правда, но это лишь означает, что ей больнее будет падать.
– О, не волнуйтесь, – сухо ответила Джорджиана. – Я буду самым внимательным образом отслеживать все проявления безнравственного поведения и случаи внезапного обнажения, когда Гэдфорты устроят следующий прием в честь приобретения новых обеденных скатертей.
– Не стоит грубить, Джорджиана. Я сказала все, что хотела. А теперь, – миссис Бёртон натянуто улыбнулась в попытке восстановить дружеские отношения с племянницей, – я принесу свою вышивку, а ты можешь наконец начать свою. У меня есть прелестный рисунок с ужасно милыми херувимчиками, и я думаю, тебе он понравится.
Остаток вечера они провели в молчании. Миссис Бёртон оно, возможно, казалось мирным и уютным. Она не подозревала, что Джорджиана захотела вогнать себе иголку в глаз и дальше в мозг, едва увидев ужасающих ухмыляющихся ангелочков, которых ей предстояло увековечить в вышивке. Она немного завидовала мистеру Бёртону, которому удавалось спасаться от причуд своей жены постоянными прогулками «для здоровья»; встреча со свежим воздухом была назначена у него каждое утро и каждый вечер, но променады учащались, когда его супруга пребывала в особо разговорчивом или раздраженном настроении, а идеи новых увлекательных маршрутов приходили ему в голову спонтанно, прежде чем миссис Бёртон успевала закончить фразу. Он вернулся из своего последнего похода – Джорджиана подозревала, что острую необходимость оного мистер Бёртон осознал, услышав о предстоящем визите миссис Клинаган, – как раз к ужину.
– Какая жалость, что вы ее не застали, мистер Бёртон.
– Миддлтоны посадили подсолнухи, – ответил дядя, в известной мере игнорируя супругу.
Та этого не заметила:
– Подсолнухи! Ну что же, надеюсь, они будут за ними приглядывать. Пошлые это растения – когда они слишком вырастают, то напоминают мне любопытных зевак, из тех, что строят глазки через забор.
Джорджиана попыталась выкинуть эту реплику из головы и сосредоточиться на процессе потребления пищи, но безуспешно. Она отложила нож и вилку.
– Как вы думаете, мистер Бёртон, подсолнух – самый развратный цветок на свете?
Мистер Бёртон поперхнулся элем и надолго закашлялся. Джорджиана выжидающе смотрела на дядю.
– М-м… Полагаю, да, – наконец ответил он.
– Я многие цветы нахожу чрезмерно вызывающими, – заявила миссис Бёртон, дернув плечом. – Что-то в них есть крайне вульгарное.
– Полностью с вами согласна, – непринужденно ответила Джорджиана, снова взяла столовые приборы и углубилась в цыпленка. – Нужно их запретить.
– Запретить? – в тихом ужасе переспросил мистер Бёртон. – Запретить цветы? Запретить главное украшение земного мира?
Джорджиана притворилась, что старательно обдумывает вопрос.
– Ну если не запретить, то хотя бы периодически постригать. Придавать им более приемлемые формы.
– Да, это было бы неплохо, – согласилась миссис Бёртон.
Супруг взирал на нее в ошеломлении.
– Знаете, однажды я видела цветок… по форме совершенно как мужской… – заметила девушка.
– Джорджиана! – вскричала миссис Бёртон.
– Цилиндр, тетушка. Честное слово! Иногда я прямо поражаюсь, что у вас на уме.
Остаток ужина прошел в ледяном молчании.
К счастью для Бёртонов, вскоре произошло событие, которое отвлекло Джорджиану от привычки мучить их за едой. Несколько дней спустя миссис Бёртон торжественно вошла в столовую, где ее племянница одиноко сидела с книгой в руках, вдыхая запах мебельного лака и наблюдая за танцем пылинок в солнечных лучах. В высоко поднятой руке тетя сжимала письмо.
– Это от мамы? Или от папы? – спросила мгновенно повеселевшая Джорджиана, вскакивая с места.
– Ах нет, милая, прости, нет, но я не сомневаюсь, что они напишут сразу же, как им позволят обстоятельства.
Джорджиана снова опустилась на стул, чувствуя в груди свинцовую тяжесть. Она понимала, что нищей сироткой ее назвать трудно – она не клянчила мелочь на улице, не боролась с некормленым медведем на лондонском мосту, чтобы заработать на скудный ужин, – но хорошо бы родители хоть иногда давали знать, что помнят о существовании дочери. И вообще, ее бросили в самом унылом графстве во всей Англии… рукопашная схватка с медведем, возможно, привнесла бы в ее жизнь приятное разнообразие.
Миссис Бёртон подошла к столу и положила перед племянницей предмет, пробудивший в ней столько надежд. Джорджиана взяла письмо в руки – бумага оказалась неожиданно высокого качества.
– Это приглашение, – сказала она, стараясь читать как можно быстрее. – На прием… а кто такие Вудли?
– Чудесная семья! У них дочка твоего возраста. Я не имею удовольствия знать их лично, но я упоминала в разговорах, что у нас гостит славная юная леди, которая нуждается в компании, и им, вероятно, передали… – Тут миссис Бёртон внезапно вспомнила о чем-то и в отчаянии всплеснула руками. – Ох, но нам же нужны новые платья, и надо что-то придумать с обувью мистера Бёртона – мы еще никогда не были на таких приемах! У них такой громадный дом и просто необъятный розовый сад.
Джорджиану охватила нервная дрожь, но куда сильнее были радость, надежда и волнение: громадный дом с необъятным розовым садом был самым подходящим местом, чтобы повстречать капризную и способную довести до беды мисс Фрэнсис Кэмпбелл.
Глава 3
Миссис Бёртон, печально известная своей способностью поднимать переполох по малейшему поводу, перед лицом настоящих трудностей являла собой зрелище поистине незабываемое. Для платьев заказали новую ткань – простой муслин цвета слоновой кости, хотя миссис Бёртон упорно предлагала чуточку украсить его кружевами, – для волос изготовили новые ленты, а накануне званого вечера Джорджиана даже стала свидетельницей того, как мистер Бёртон стоял не шевелясь с газетой в руке, позволяя супруге подравнивать его усы портновскими ножницами.
На протяжение всей тряской поездки в карете тетушка болтала, не закрывая рта, и в какой-то момент Джорджиана почувствовала непреодолимое желание распахнуть дверцу и изящно вывалиться в кусты живой изгороди, просто чтобы спастись от надоедливой родственницы. К счастью, когда они добрались до места назначения, миссис Бёртон сама себя заговорила до полного изнеможения, и они в благоговейном молчании проследовали по подъездной аллее самого большого особняка из всех, какие Джорджиане доводилось видеть. Мистер Бёртон пребывал в полудреме и, казалось, впечатлен не был.
По телу Джорджианы пробежала дрожь волнения, когда она вошла в передний вестибюль, стараясь вертеть головой как можно осторожнее, чтобы ее изумление не было столь заметно. Один только этот зал был столь огромен, что оставалось загадкой, как хозяевам удалось наполнить его гостями, однако они справились с задачей – по меньшей мере полсотни человек учтиво смеялись, обмахивались веерами, звенели бокалами и весело окликали замеченных в толпе друзей. Огромный гобелен, изображающий библейского вида сражение, красовался над изогнутой лестницей, украшенной сверху чем-то, напоминающим фамильный герб, а над головами собравшихся нависала явно изнемогающая от хрусталя люстра.