– Фрэнсис Кэмпбелл, – любезно представилась девушка и, прежде чем Джорджиана успела что-то ответить, продолжила: – Это, бесспорно, худший вечер из всех, на которых мне доводилось присутствовать. Подозреваю, что, случись здесь что-то хотя бы отдаленно увлекательное, все попадают на пол от душевного потрясения.

– Я Джорджиана, – улыбнулась Джорджиана. – Эллерс.

– Вот как! А меня здесь вообще не должно было быть, но мой отец продал картину этим жутким людям, Гэдфортам. Они были просто вне себя, всё твердили, какой это восторг и какая чудесная дружба у нас, как они надеются, завяжется. Картина была отвратительная – отцу не терпелось от нее избавиться, она досталась ему в наследство за все его грехи. Но, полагаю, здесь она отлично впишется… во все это. – Фрэнсис махнула рукой на безобразные колонны.

– Они Гэдфорты, – сообщила Джорджиана, недоумевая, почему вдруг у нее не получается говорить ни о чем, кроме имен.

Фрэнсис Кэмпбелл, кажется, ничего не заметила. Она опустила руку и тут же отдернула:

– Но что, во имя всего святого, случилось с вашим платьем? – Джорджиана ухитрилась совершенно забыть об опрокинутом бокале, но Фрэнсис, судя по всему, попала пальцами прямо на мокрое. – Надеюсь, это было не ваше любимое. Еще одна несчастная жертва подлого пунша. Ну, не печальтесь, попробуйте-ка этого.

Джорджиана поднесла к губам протянутую ей фляжку без единого вопроса, словно зачарованная. И поперхнулась, когда горло обожгло нечто гораздо крепче пунша.

– Это коньяк. Ужас, правда? – весело заметила Фрэнсис, пока Джорджиана кашляла. – Выпейте еще.

Джорджиана выпила.

Она еще никогда не встречала человека, способного произвести столь блистательное впечатление за столь короткий срок. Она была знакома с Фрэнсис Кэмпбелл меньше минуты, однако уже со страхом ждала мига, когда та выскользнет из ниши и оставит ее коротать вечер в одиночестве. Фрэнсис, разумеется, не была отчаянной авантюристкой или изъездившей полмира аристократкой, но Джорджиана сразу же поняла, что перед ней Главная Героиня.

– Просто не верится, что у них хватило наглости назвать это званым вечером. – Фрэнсис яростно жестикулировала свободной рукой, а в другой руке сжимала фляжку с коньяком, которую забрала у Джорджианы. – Веселье здесь, как на собачьих похоронах. И почему такая темень? Какое-то время назад я чуть не вывалилась в окно, споткнувшись о собственный подол, а потом подумала: а ведь это с учетом обстоятельств было бы предпочтительнее. Первый этаж все-таки.

Джорджиана хрюкнула от смеха, немедленно устыдившись столь неприличного звука.

– А вас кто сюда притащил?

– Хм… – Джорджиана прочистила горло. Она весь вечер общалась лишь посредством скромных кивков, и голос звучал хрипло. – Я живу у своих дяди и тети, у Бёртонов. Полагаю, они давно дружат с Гэдфортами. Они чудесные, эти Бёртоны, – поспешно добавила она, заметив, как дрогнула темная бровь Фрэнсис. – Но я не разделяю их предпочтений в области увеселений. Поверьте, попадись мне окно, вы бы сейчас наблюдали меня в виде далекой точки, все стремительнее несущейся вниз по склону холма.

Фрэнсис рассмеялась. Она забрала у Джорджианы пустой бокал, наполнила коньяком, вернула и подняла свою фляжку для тоста:

– За наши чудовищные семьи и за бесконечное множество куда более веселых празднеств, которые мы в этот самый миг пропускаем! Пусть же наши друзья учинят неслыханный кутеж вместо нас.

Джорджиана не считала Бёртонов совсем уж чудовищными, а ни на какое празднество получше попасть никак не могла, поскольку в настоящее время испытывала прискорбную нехватку связей, однако упоминать об этом в тот момент ей показалось грубым, и она коснулась своим бокалом фляжки и сделала большой глоток.

Издав утомленный вздох, Фрэнсис приникла к колонне, словно в мире и вправду не было большей муки, чем вытерпеть посредственное светское мероприятие:

– Утешает меня во всем этом лишь то, что хозяйка дома – поистине персонаж. Вы видели ее платье? Сплошь розовый атлас и неудобный корсет. Она похожа на клубничное бланманже, которое кто-то ухватил и сжал. Воображаю, как позже вечером мистер Гэдфорт будет натирать ее гусиным жиром, чтобы вызволить из этого наряда.

Джорджиана захихикала. Щеки у нее раскраснелись, а голова кружилась от оказываемого ей внимания и коньяка, который, похоже, раззадорил Фрэнсис. Последняя как раз принялась расписывать усы мистера Гэдфорта: «Вам приходилось видеть белку, растоптанную лошадью?» – когда в гостиной постучали вилкой о бокал и гул голосов смолк – верный признак того, что кто-то собирался произнести речь.

Скорчив гримасу, Фрэнсис поднялась на ноги, разгладила складки платья и ловко спрятала фляжку в ридикюль:

– Пойдемте. Сейчас мистер Гэдфорт начнет лить слезы радости и предлагать моему отцу свое бренное тело и бессмертную душу в благодарность за эту чертову картину, а мне надо будет улыбаться, делать реверансы или хотя бы удерживать этого Гэдфорта, когда ему вздумается начать целоваться взасос.

Фрэнсис взяла Джорджиану под руку, и они вернулись к гостям. Взглянув на двух девушек, любой счел бы, что их связывает давняя сердечная дружба.

Мистер и миссис Гэдфорт стояли прямо перед тем, что, судя по всему, было «чертовой картиной», сияя улыбками и сжимая наполненные до краев бокалы в потных ладонях. Джорджиана не могла не видеть бедную миссис Гэдфорт ровно такой, какой ее описала Фрэнсис, и прикусила губу, чтобы не рассмеяться, когда хозяйка дома неловко поправила лиф, заставив грудь оптимистично устремиться ввысь. Фрэнсис тоже засмеялась, не предприняв ни малейшего усилия, чтобы скрыть свое веселье, после чего высвободила руку, шутливо отвесила Джорджиане короткий прощальный поклон и отправилась в другой конец комнаты к паре, бывшей, судя по всему, мистером и миссис Кэмпбелл.

Внезапно почувствовав себя беззащитной без новой подруги или родственника, за которого можно было бы спрятаться, Джорджиана отступила к задней стене, а мистер Гэдфорт тем временем прочистил горло и начал говорить. Джорджиана не уловила ни слова из этого наверняка ужасающего монолога – она рассматривала Кэмпбеллов.

Отец Фрэнсис был красавцем: высокий, бледный и широкоплечий, темные волосы и усы аккуратно причесаны. Держался он внушительно, почти по-военному, и легкая улыбка, в которой застыли его губы, хоть и дрогнула немного, когда речь мистера Гэдфорта сделалась громче и патетичнее, однако никуда не исчезла. Его супруга также отличалась высоким ростом и яркой внешностью, но, в отличие от крепко сложенного мистера Кэмпбелла, была худощава и весьма темнокожа. Джорджиана решила, что миссис Кэмпбелл родом из Африки или, может быть, Вест-Индии – вне всякого сомнения, из краев, где куда солнечнее, чем в Англии. На первый взгляд, никто не обращал на нее особого внимания, но, присмотревшись, Джорджиана заметила, что джентльмен, стоявший в нескольких футах от миссис Кэмпбелл, то и дело бросал на нее взгляды, а служанка с полным напитков подносом таращилась на женщину, не стесняясь. Миссис Кэмпбелл была одета в платье из роскошного темно-синего шелка, густые, тугие черные кудри со знанием дела уложены и заколоты, ожерелье на ее шее украшали – ошибиться было невозможно – настоящие бриллианты.

Но сколь бы впечатляюще ни выглядели супруги Кэмпбелл, они не могли сравниться со своей дочерью.

Теперь Джорджиана могла как следует ее рассмотреть, поскольку миссис Гэдфорт определенно сосредоточила в гостиной весь свой свечной фонд. Платье Фрэнсис было простого кроя, однако столь тщательно украшено драгоценностями, что его обладательница будто бы вся сияла каждый раз, когда на нее падал свет. Щеки девушки заливала краска – вероятно, она казалась свежим румянцем юности гостям, не подозревающим, что эффект достигнут за счет изрядного коли чества французского бренди. Нечто в ее глазах – золотисто-карих, удивительно ярких на фоне кожи цвета темного янтаря – намекало на то, что Фрэнсис думает о чем-то чрезвычайно забавном. Все в ней, от лент в волосах до манеры себя держать, говорило о невероятном богатстве и его спутнице – врожденной элегантности. Джорджиана мгновенно ощутила, что недостойна такой компании, но вместе с этим ощущением пришло – и пересилило его – отчаянное желание каким-то образом добиться расположения Фрэнсис и завоевать ее дружбу.