— Максимально честным? Правда? Есть грани, которые переходить нельзя, и эта — одна из них.

Я бросаю взгляд на бумаги. Они всё ещё лежат на полу, и хочется каждую поднять и зачитать вслух, чтобы напомнить о честности по отношению ко мне.

— Мне выгоден этот брак. Разводиться я не планирую. Я собирался сказать тебе обо всём позже и при других обстоятельствах. Знаю, ты бы хотела услышать, что это неправда, но это не так.

Всё-таки правда…

Я хватаю сумку с вещами и выскакиваю наружу. Когда оказываюсь за воротами его дома, в котором пережила лучшие моменты в своей жизни, из меня вырывается громкий всхлип. Я на грани истерики. Пока ещё хоть что-то соображаю, тянусь к телефону и вызываю такси. Знаю, что Ринат мог бы отвезти меня, куда я скажу, но не хочу, чтобы человек Динара видел мои слёзы. Глубоко внутри какая-то часть меня всё ещё не верит, надеется, что Динар сейчас выйдет и скажет, что это ошибка или розыгрыш. Я жду такси. Пять минут, десять, но из дома никто не выходит.

До квартиры доезжаю как в тумане. Поднимаюсь наверх и долго стою у двери, не в силах попасть ключом в замочную скважину. Я держалась из последних сил, чтобы не плакать при таксисте, но когда переступаю порог квартиры, из груди вырывается вой. Сползаю по стене вниз и сижу в темноте на полу. Долго сижу. А потом иду в спальню и ложусь на кровать. Наверное, со временем боль станет меньше, но сейчас она сочится из каждой поры. Я сама выбрала этот путь — влюбилась в мужчину, который в итоге переступил через мои чувства. Мне кажется, после такого я больше не смогу доверять ни одному человеку.

Динар ведь мог признаться во всём, но столько времени молчал и ничего не говорил. Спал со мной, а женат был на другой. Вспоминаю, как жалела чувства Катины, что она влюблена в Динара, но не может к нему прикоснуться, и громко смеюсь. Смех похож на истерический. Себя мне в тот момент нужно было пожалеть. Она к мужу прилетала, а я всё это время была его любовницей.

На работу в салон я больше не выхожу. Из квартиры съезжаю и переезжаю в Гатчину. Я не была там с того времени, как случилось нападение на Макса. Но сейчас идти мне некуда. Полететь с Максимом и его семьёй я не могу. Не хочу никому мешать. И эту идею отметаю сразу.

Так проходит ещё неделя. Я изредка выхожу из дома лишь для того, чтобы купить продукты или выкинуть мусор. Динар никак не даёт о себе знать. Но я не жалею, что ушла от него, мне сложно такое принять.

Через две недели я вспоминаю о предложении Ильи полететь с ним на юг. Но прежде чем решаюсь набрать его номер, проходит ещё несколько дней. Меня совсем не заботит, что он подумает. Мне на это наплевать. Я лишь понимаю, что больше не могу оставаться в этом городе, где всё напоминает об Асадове.

— Наташа? — удивляется Илья, когда я всё же решаюсь набрать его номер. — Не ожидал…

— Ты что-то говорил о переезде и новом филиале на юге, который возглавляешь? Твое предложение ещё в силе? Я могла бы работать переводчиком, твоим помощником, да кем угодно, но только не в этом городе.

Илья некоторое время молчит, и я уже собираюсь положить трубку, полагая, что услышу отрицательный ответ, когда он говорит:

— В силе. Ты сейчас где находишься? Мне нужны твои документы, чтобы уточнить кое-какие детали.

Я диктую ему адрес и выключаю телефон. Почти месяц прошёл, а Динар молчит. Ни разу не попытался со мной поговорить за это время. В отличие от Карины. Она часто звонит и иногда пишет сообщения, в которых просит меня ответить. Но разве она не понимает, что этот разговор причинит мне новую боль?

В день отлёта я сильно нервничаю. Организм после всех переживаний и волнений даёт сбой. Меня всё утро выворачивает наизнанку в туалете, а потом я ещё полчаса хожу по дому с трясущимися руками и жду машину от Ильи. В какой-то момент нервы сдают и руки сами тянутся к телефону. Я набираю номер Динара. Не знаю, зачем это делаю, наверное, убедиться, что не совершаю ошибку, услышать, что он ждал моего звонка, что не может без меня и разведётся с Катиной. Это так глупо, но мои чувства никуда не исчезли. Пришло понимание, что не могу без него. Я по-прежнему не готова простить обман, но какое-то странное щемящее чувство заставляет ему позвонить. Он долго не снимает трубку, и я уже хочу сбросить звонок, как слышу его голос:

— Да, Наташа.

По щекам начинают течь слёзы — от облегчения, что снова слышу его голос, а сердце в груди сжимается до боли.

— Возможно, тебе было бы интересно узнать, что сегодня я улетаю в другую страну.

Я всего лишь лечу на юг, про другую страну говорю специально. Но неужели ему действительно всё равно?

Динар долго молчит, я слушаю его тяжёлое дыхание в трубке.

— Ты сделала правильный выбор, Наташа, — ровным голосом говорит он.

Руки начинают трястись, и телефон едва из них не выпадает. Я прикладываю все усилия, чтобы не выдать своего состояния и не завыть в трубку от отчаяния.

— Надеюсь, ты будешь счастлива. Прощай.

Асадов сбрасывает звонок, а я оседаю на пол. Машина, подъехавшая к дому, сигналит третий раз подряд, но я не могу найти в себе сил, чтобы подняться на ноги.

Я думала, что умерла в тот вечер, когда ушла из его дома, но это не так. Тогда моё сердце ещё билось, а сейчас я действительно не чувствую его в груди.

Конец