В остальных аквариумах появлялся нитеподобный свет, видимо корм делал свое дело.

– Мужская особь и женская откладывают по яйцу. Если их диаметры совпадают, то можно аккуратно разделить их на две части и соединить половинки. В одном варианте будет развиваться маленький организм. Второе яйцо можно соединить и оставить на корм детенышу. Можно обойтись без этого.

– Вот это да! А как же это самое, процесс оплодотворения?

– Главное руки помой перед тем, как за яйца хвататься, чтобы грязь не занести, – продолжила Мири.

– И все что ли?

– У женщин есть железы для кормления, а у мужчин сумка для вынашивания.

– А как же удовольствие там, должны же плюсы быть.

– Этому ты потом научишься, перерождение долгий процесс и во многом неожиданный, – ответила Кати.

– Это ты про Дикого? Что-то я его давно не видел.

Голос Старпома дрогнул и унесся под купол пещеры.

– Он рядом. Остался сторожить расщелину снаружи.

– Так это… не камни?

– Нет.

– Яйца что ли?

– Женские – круглые, мужские – овальные.

– А потрогать можно?

– Нет, они обработаны для хранения.

На блюдах из неизвестного материала лежали однотипные шары и овалы разного размера. Подносы располагались вдоль стены. Сначала стояли разнообразные. Большие, словно заварочный чайник лежали в одном блюде; маленькие, с лесной орех, в другом. Они отличались по цвету и форме, были глянцевыми и матовыми по фактуре.

Потом пошли блюда со сферами размером с яблоко, появились с мячик для пинпонга. Пока обошли весь периметр, насчитали около 100 кладок (гнезд, или лотков). Последние 30 подносов полностью одинакового размера. Цвет их стал ровным, по большей части бежевым.

– Смотрю, искусственный отбор в действии.

– Да, согласна, мы все становимся похожими друг на друга.

– Но у вас цвет разный. У нас такого нет.

– Почему нет? Мне рассказывали, у вас есть расы.

– На экваторе – черные, на севере – белые. Это да.

– Разрез глаз, волосы – это малая толика изменений, связанных с климатом и отбором.

– Антрополог, ты бы объяснил это по-научному.

– Да, а дети от таких браков – метисы. Они не такие темные и не такие светлые.

– А у нас могут быть другого цвета или полосатыми, например.

– Это хорошо или плохо?

– Для природы – нормально, а в обществе это осуждается.

– Расизм, значит?

– Нет, это не то.

– Объясни?

– У нас уже лет 100 как нет изменений температуры воздуха. Нет дождей, ветров, а день и ночь по всей планете длятся одинаково. У нас нет морей, пустынь, рек и гор, а шипы Гчилы мы оставляем только лишь для того, чтобы не случилось катаклизма – планета же вращается.

Иногда, когда падают метеориты или наши постройки становятся слишком тяжелыми, она выдает что-то неожиданное. Может надуть гигантский пузырь и прорвать оболочку струей раскаленного воздуха. Тогда возникает ураган, который гасится благодаря ее шипам… В общем, нет причин быть разными и обладать бесполезными способностями.

Последнее предложение прозвучало наигранно и противоречиво.

– А Гчиле все не нравится? Наверху жизнь на йогурт похожа. Сладкая и легкая.

– Возможно, но если ты пользу обществу не приносишь, то ждет тебя «Убийца дронов». Так что советую Вам поискать занятие по душе.

– Да. Все довольны у нас. Каждый занимается тем, что нравится, но сообщество тебя может счесть лишним. И еще у тех, кто сильно отличается от большинства другое мышление, а это затрудняет чтение мыслей, искажает информацию при передаче на расстоянии.

– Ладно, ясно все с вами. Путаетесь в показаниях, уважаемые.

Старпом решил прервать разговор на эту скользкую тему. Сколько не обсуждай, все равно будешь чувствовать себя лишним и наблюдать, как готовится к отлету твой личный крематорий.

– Так здесь что? Все свои яйца хранят?

– Нет, только «нестандарт», как вы говорите. В основном такие как мы, кто долго в спячке находится, выходят иногда и откладывает яичко изредка…

– Ладно, пойдемте.

– О! Кати! Смотри, это же твое….

– Портиться начало. Заберу, пожалуй.

Кати взяла с последнего подноса яичко и спрятала его в ладони.

– Да, конечно, чтобы не испортило весь генофонд.

– А вот ты, Мири, какую пользу ты обществу приносишь? – доктор стал с ней уже почти одного роста и говорил, глядя в глаза.

– Ну… Я покрываю оболочкой яйца в таких вот склепах, для долгого хранения. А раньше я колбасу оборачивала.

От неожиданности все замолчали и беззвучно смотрели, как изо рта у нее выдвинулся хоботок. Она наклонилась к последнему блюду и обильно полила яйца прозрачной жидкостью, потом повернула тарелку на 180 градусов и повторила свой фокус снова.

– Все, теперь не испортится. Я здесь за этим.

– Что-то Серого не слышно, он бы это прокомментировал.

– Серый!

– Серый! Ты где?

– Идите сюда! – на порог между залами из тьмы вынырнул сумрачный силуэт.

– Что там?

– Так не скажешь.

Звук отразился от стен. С расстояния двух десятков метров стал неразборчивым. Только улавливая обрывки мыслей его спутники поняли, что он нашел что-то ценное и хочет показать всем. Из соседней камеры подземелья его голос звучал глухо, тихо и ни одного слова разобрать не удавалось.

Все перешли во второй зал. Взорам представилось нечто совсем неожиданное.

Серый растащил хлам с середины комнаты по углам. В центре стояла каменная тумба, на которую он поместил разбитую сферу. Находчивый изобретатель включил фонарик.

– Серый! Откуда у тебя фонарь?

– Мы тут вслепую…

– Я думал, он не работает, батарейка села, но сейчас зажегся.

– Да вы с Вованом все аккумуляторы угробили по ночам к бабам бегать.

– Ну и че?

– Да ни че, че звал?

– А оно того стоило? Как Вам ближневосточные красавицы? – вступил в разговор Антрополог.

– Мне нормально, а Вована и там теперь Чикчук зовут.

– Чикчук!

– Чикчук! – защелкали женщины.

– Смеются… Это они его так обозвали.

– Ладно, давай уже, показывай.

Серый подолбил рукоять фонаря о ладонь, потом о камень. С видом обиженной мартышки он пощелкал кнопкой.

– Щас, Щас. О! Вот!

Фонарик загорелся довольно тускло, если сравнивать с аквариумами. Серый поместил его в разбитый хрустальный шар, и все увидели длинный голубой луч. Конец его пронзал два облака, словно мечом.

– И что это?

– Есть идеи?

– Подвигай –ка!

– Ликчи? Ты знаешь, что это?

– Нет… Мне уже таким все досталось. Это не я сюда принесла.

Серый вращал фонарем, и при каждом движении возникала новая картинка.

– Так… Он многослойный.

– Че? Соберем?

– Давай.

Вскоре осколки удалось совместить. Если свет поместить внутрь шара и направить на стену, то получаются довольно четкие рисунки лучами и тенями на темной поверхности.

– Может клей у кого есть?

– Ага, а может скотч? – съязвил Серый.

– Правда что ль?

– Не тупи, Старпом, мы же не на Земле.

– Не говори тут мне, что делать! – злым басом рявкнул бывший помощник капитана.

Эхо разнесло выкрик по залам.

– Да не ори ты.

– А ты мне…

– Да тупи сколько хочешь.

– Стоп, господа мои хорошие. Я тут понял…

– Что?

– Я клеем плююсь…

Все обернулись на Доктора.

– Это ты как обнаружил?

– Пару дней назад восьмикрыл в рот залетел, ну я его и выплюнул, а потом отковырять не смог.

– Давай тогда, поплюй в шарик.

– А долго сохнет?

– Пару минут.

Через пол часа кое-как склеенные части загадочной сферы стояли в центре зала. Фонарик окончательно сдох, поэтому внутрь налили светящейся воды. Для этого пришлось шар перевернуть, и изображения получились вверх тормашками. К удивлению, технология работала.

На гладких стенах зала появились силуэты. Они двигались, менялись.

Из шара выходил луч, который пронзал пространство со звездами, галактиками, облаками неизвестной материи, скатообразными плоскостями, полупрозрачными кометоподобными скоплениями. Это был не тот космос, который привыкли видеть земляне на экранах телевизоров или в телескоп. Нечто подвижное, как гигантский живой организм, предстало удивленным взорам.