– Надеюсь, вы не потеряли его?! Давайте же скорее! – Беатриче почти вырвала лист, вынутый Мальдини из-за пазухи, и просмотрела его глазами. Сомнений больше не оставалось: Великий магистр Альбрехт писал маркизу ди Толедо о предложении торгового и экономического сотрудничества при соблюдении с его (маркиза) стороны определенных условий, в частности: ликвидировать очаги контрабанды в своем городе, дабы не возникло проблем с торговлей в отношении обеих сторон. Беатриче сжала зубы и схватилась за голову. Лист выпал из ее рук.

– Теперь все ясно: он согласился на предложение, и его ищейки выследили и арестовали моего отца и всех его приближенных! – Беатриче упала на колени перед Распятием, висевшим на стене, и воздела руки. Ее губы шептали:

– О Мадонна, сжалься надо мною! Ты видишь мою жизнь в постоянном страхе. Помоги мне отомстить обидчикам моей семьи!

– Amen! – в унисон добавили Франкони и Мальдини, опустив головы. Франкони слегка коснулся пальцем рукава молодой сеньоры. Та обернулась, о чем-то вспомнила и отвязала от пояса кошель с деньгами. Франкони с поклоном принял их. Беатриче встала. Ее темные глаза горели. Она заговорила уже другим, резким тоном:

– Слушайте! Я добавлю вдвое больше, если вы поможете мне осуществить месть проклятым пруссакам!

– Мы на все готовы, можете на нас положиться, – пылко ответил Мальдини, а Франкони добавил: – Мы были посыльными у вашего родителя и теперь всецело в вашем распоряжении, несравненная донна!

– Великолепно, – зловеще произнесла дама. – Для этого вам нужно отправиться в Кенигсберг в таком же виде, как и в Неаполь. Найдите там нужного человечка, с которым можно договориться. А дальше передайте ему, как нужно действовать…

Рассказав своим шпионам, как нужно действовать, Беатриче Фарнелли, урожденная баронесса Санторини, отвернулась к окну и глубоко вздохнула. Семнадцать лет назад она и предположить не могла, что однажды ей придется покинуть родной город. Все потому, что была она дочерью легендарного и зловещего Эммануэля ди Санторини, крестного отца контрабандистов, промышляющих алым янтарем. Тот день Беатриче запомнила надолго. Вечером она по просьбе матери читала ей вслух какую-то книгу, а та гладила ее по волосам. Внезапно раздался робкий стук в дверь, и в комнате появилась старая служанка.

– Сеньора баронесса, вставайте скорее! – прерывающимся от всхлипываний голосом сказала она.

– Что случилось, Антония? – спросила сеньора Санторини. Антония еле-еле вымолвила:

– Сеньора, вам надо срочно уезжать! Я получила сведения от секретаря барона, вашего мужа… Его арестовали жандармы! И его консилере (советника), и всех подручных тоже! Не медлите, сеньора! – и добрая старуха заплакала в полный голос. Баронесса, бледная от потрясения, укладывала вещи с помощью камердинера. Маленькая Беатриче не до конца понимала, что произошло, но судя по выражениям лиц матери и прислуги, случилось нечто ужасное. Когда Антония одела свою юную госпожу, камердинер провел их к черному входу, где их уже ждала карета. Так Флавия Санторини вместе с дочерью и несколькими верными людьми оказалась на чужбине, в Венеции, где попросила убежища у дожа. У нее хватило средств, чтобы нанять дочке учителя, преподававшего ей музыку и языки. Но от прежнего титула и привилегий пришлось отказаться.

Когда Беатриче исполнилось семнадцать лет, мать выдала ее замуж за богатого виноторговца Фарнелли, который был старше девушки почти втрое, несмотря на то что дочь была взаимно влюблена в своего учителя и даже просила у матушки согласия на их брак. Через четыре года ненавистный муж благополучно ушел к праотцам (причина его смерти так и осталась невыясненной), и сеньора Фарнелли осталась полноправной владелицей особняка. Только двое бывших подручных барона, Мальдини и Франкони, продолжали называть ее баронессой. Но алого янтаря с Сицилии по-прежнему поступало много и, с разрешения дожа, Беатриче продолжила дело своего отца в Венеции – теперь поставка камня во многие страны Европы происходила при ее личном участии, она даже заимела надежных партнеров в Венгерском королевстве. Но в сердце ее с каждым годом сильнее кипела злоба на Великого Магистра. И вот теперь она замыслила черное дело…

10 мая, когда весна уже окончательно отвоевала свое право на трон и украсила свой венец нежным яблоневым цветом, посольский корабль «Тритон» уже стоял в гавани, готовый к отплытию.

– Друзья, мы вернемся, – говорил Йозеф Цорн горожанам, собравшимся на пристани, – когда пожелтеют колосья на полях и созреют яблоки. Не скрою, нас могут подстерегать в пути и бури, и схватки с врагами, но святой Мартин сохранит нас целыми и невредимыми!

– Лотхен, не грусти обо мне. Команда под началом надежного человека, а значит, я спокоен за себя и за товарищей, – говорил своей жене лоцман Герман Штайлер, плечистый великан с загорелым лицом.

Среди прочих горожан на пристани стояли и господин Вагнер с женой. Они так торопились сказать своему Густаву все, что следовало, как будто боялись что-то пропустить.

– Сынок, будь скромен. На приеме у русского государя пропускай вперед не только господина Цорна, но и переводчика, – напутствовал сына Вагнер.

– Не подвергай себя напрасному риску, мальчик мой, – вторила Маргарита, – но прислушивайся к велениям сердца, когда притесняют слабых и угрожают женской чести.

– Здесь ровно десять гульденов, – отец протянул Густаву кошель. – Пригодятся, чтобы обменять их на русские рубли.

Принимая скромный дар отца, Густав как-то непривычно для самого себя растрогался. Обычно немногословный отец и вечно суетливая мать сейчас произносили такие рацеи и смотрели на него такими ласковыми и немного печальными глазами, что ему стало как-то не по себе. Он обнял их, поцеловал руку матушки и прошел на корабль вслед за остальными членами команды. Йозеф оглядел их всех и выкрикнул долгожданные слова:

– Поднять паруса!

И на верх мачт гордо взмыли белые, точно крылья лебедя, паруса, которые мгновенно наполнились свежим ветром. Перерублены канаты, поднят якорь – и «Тритон» отчалил. Люди на берегу махали, свистели, кидали шапки вслед ему, а горожанки в красивых чепчиках поднимали своих детей, чтобы те могли лучше разглядеть уходящий парусник.

«Тритон» неторопливо нес свои паруса по просторам Балтийского моря. Погода стояла замечательная, и чайки, испуская пронзительные крики, носились в небе, изредка неожиданной стрелой пикируя на волны за добычей. Густав стоял на палубе вместе с двумя зрелыми моряками, Фабианом и Рудольфом, которые много лет назад путешествовали с его крестным отцом, Иеронимом Майером, в Россию на корабле «Лебедь». Юноша, почувствовав к этим людям интерес, просил их рассказать о том путешествии.

– Когда мы входили в Чудское озеро, тут-то на нас и напали русские корсары, – рассказывал рыжебородый Рудольф. – Эх, видел бы ты эту схватку! Дрались они как звери. Но был среди нас старый боцман Гегель, он-то и помог нам в трудную минуту!

– Неужели он напал на корсаров с тыла? – спросил Густав.

– Если бы! – усмехнулся в усы Фабиан. – Он просто их обвел вокруг пальца! Покидал в воду мешки с сухарями, а разбойники подумали, будто это сокровища, ну и сиганули туда же, за борт. А рулевой наш не стал зевать – и ходу! Вот так мы и выпутались из этого приключения.

– Вот это да! – восхищенно произнес Густав. Его воображение было полностью захвачено рассказом о корсарах, про которых он прежде лишь читал в толстых книгах.

Тут подали сигнал к обеду. Густав вместе с членами экипажа спустился вниз. Кок подал грибную похлебку и жареную рыбу сначала Йозефу Цорну, затем и всей команде.

– О чем ты задумался, Густав? – спросил у своего воспитанника посол.

– Я представил себе дворец русского царя, – отвечал юноша. – Мне кажется, он выше, чем шпиль нашей городской ратуши.