– Мечтатель! – улыбнулся Цорн. – Ничего, скоро мы уже прибудем в Псков, потом поедем в столицу, и через несколько дней ты сам все увидишь.

Тут вниз спустился юнга. Вид у него был несколько взволнованный.

– Господин Цорн, – доложил он, – сидя на мачте, я увидел по левому борту корабль под черным флагом. На нем видны мортиры и несколько вооруженных людей.

Цорн немедленно встал и бросился наверх, а за ним побежал Густав. На палубе посол приложил руку ко лбу и посмотрел вдаль. Примерно в пяти милях от них, действительно, покачивался корабль. На его парусе при ближайшем рассмотрении можно было увидеть черного льва, а может быть пантеру с оскаленной пастью. Йозеф закрыл лицо рукой. Все посмотрели на него. Наконец он убрал руку и промолвил громко:

– Ливонские пираты! Я узнаю этот корабль. Это «Пантера». Должно быть, пронюхали, что мы везем русскому царю дорогие дары и захотели полакомиться.

– Вы уже сталкивались с ним? – спросил Густав.

– Да, несколько лет назад, но Провидение уберегло нас от гибели. Я наслышан об их капитане – Августе Красном Соколе. Говорят, будто его так прозвали из-за клейма птицы на левом плече.

Тем временем «Пантера» приближалась. На капитанском мостике стоял мужчина в огненно-красном бархатном кафтане и с черной повязкой на лбу. На одной его руке была черная перчатка, другую он снял, опершись на штурвал. Как сокол, выслеживающий дичь, он неотрывным взглядом следил за немецким кораблем, а затем махнул правой рукой. Рулевой понял его знак, и корабль, будто хищный зверь, полетел в атаку. Но и «Тритон» был шит не лыком, и когда рулевой услышал команду «Лево руля», то увел корабль в сторону искусной рукой. Однако «Пантера» продолжала их преследовать, так же перемещаясь зигзагами. Когда расстояние между ними несколько сократилось, Красный Сокол выкрикнул: «Огонь!» И тотчас же из мортир с ужасным грохотом в сторону «Тритона» полетело сразу три ядра. Одно из них пролетело над самым верхом реи, по счастью, не задев ее. Второе отбило руку кипарисовому Тритону, украшающему нос корабля. Третье же угодило прямо в борт, пробило дыру и упало на палубу. Если бы Густав, стоящий у края, не успел вовремя отскочить, то ему точно оторвало бы ноги. Но тут не растерявшийся силач Герман Штайлер подбежал, схватил ядро обеими могучими руками и, поднатужившись, швырнул его далеко за борт в морскую волну. Ликование корабельщиков было невероятным! Но и пиратский корабль был уже совсем рядом. Капитан Красный Сокол отдал долгожданный приказ: «На абордаж!» – и ловкий моряк, схвативши тяжелую «кошку», сделал бросок. Расчет был удачным: якорь зацепился точно за край борта.

– Собаки! – выкрикнул Йозеф Цорн, увидев такое дело, потом обратился к команде: – Господа, настал час схватки. Сколько бы ни было этих головорезов, держитесь и не выпускайте оружия! – и сам выхватил рапиру.

А пираты уже начали перемещаться на борт «Тритона». Первым на корабль противника прыгнул старший помощник капитана, коренастый и с жесткой щетиной, вылитый дикий вепрь. Это сходство усиливалось еще и тем, что в каждой ручище у него было по сабле, торчащей вверх, как кабаньи клыки. За ним последовало еще восемь или девять человек, тоже вооруженные саблями и рапирами. Но команда «Тритона» была закалена в схватках, отражала не первую атаку – и раздался яростный звон клинков.

Рудольф и Фабиан бились почти бок о бок. Пираты теснили их к стене. В конце концов один из них выбил рапиру у Фабиана, размахнулся, чтобы снести ему голову… но Рудольф, сам отбивавшийся от противника, успел резко повернуть голову, выбросить руку в сторону и двумя ловкими взмахами раскроил разбойнику челюсть наподобие Андреевского креста. Тот схватился рукой за лицо, выронил оружие и рухнул на палубу. Другой пират, не ожидая такого, на минуту замешкался. Воспользовавшись этим, Рудольф нанес ему смертельный удар в грудь. В это время на другой стороне палубы Штайлер дрался сразу с несколькими пиратами, уворачиваясь то от одного, то от другого и нанося им удары мощными кулаками.

Густав, которому Йозеф успел наспех вручить какую-то саблю, тоже отбивался от врагов. Краем глаза он заметил, что юнге Клаусу, которого на судне прозвали «Леттенхофским голубем» за его кроткий нрав, не досталось оружия и он вооружен лишь кинжалом.

– Клаус, отходи! – во все горло закричал Густав, чтобы тот его услышал. На палубе стало тесно, поэтому он отступил к деревянному помосту, перекинутому с пиратского корабля на «Тритон».

– Господин, берегитесь! – тут же закричал Клаус. Густав обернулся. Сзади на него наступал сам Август Красный Сокол с обоюдоострым мечом. Сердце нашего героя упало. Впрочем, не стоит осуждать его, ведь ему было только шестнадцать, он впервые был оторван от материнской юбки. Поэтому он решил: «Будь что будет!» и неожиданно с отчаянным воплем полетел… прямо на вражескую палубу, беспорядочно размахивая во все стороны саблей, нанося врагам удары направо и налево, не видя даже, кого он разил. Такого не ожидали не только Сокол и его головорезы, но даже соратники Густава.

– Густав! Должно быть, он лишился рассудка! – вскричал Цорн.

– Браво, Густав, давай, покажи им всем! – кричали Рудольф, Фабиан и другие члены команды. Но тут помощник Красного Сокола решил, что игру пора кончать, и когда Густав остановился, чтобы немного отдышаться, что есть силы ударил его в висок. Густав, которого пронзила неожиданная и резкая боль, упал на колени, как подстреленная лань. Воспользовавшись этим, подбежал еще один пират с длинным хлыстом в руке и с громким свистом огрел его через все лицо.

– Хватит, хватит, ребята, – раздался резкий голос Красного Сокола, действительно, похожий на крик птицы. – Бросьте щенка, довольно с ним возиться. Наша цель – захватить сокровища этих немецких «золотых кур».

– Как прикажете, капитан, – кивнул пират с хлыстом и отшвырнул Густава в сторону, к лестнице, которая вела на нижнюю палубу.

Несчастный Густав, лицо которого от висков до подбородка было в крови, подполз к лестнице. Он подумал, что пришел его смертный час, но, по крайней мере, он погибнет, защищая своих товарищей… «Жаль только, что до Московии я не доеду», – подумал он и уронил голову набок. Тут уголком глаза он увидел внизу что-то небесно-голубое, и оно как будто шевелилось. Густав моргнул. Нет, ему не показалось. Он посмотрел вниз. Там, у другого конца лестницы, маячила фигурка в развевающейся на ветру одежде. Густав кое-как собрался с духом, и пока вовлеченные в битву пираты не видели его, осторожно спустился вниз. Там его глазам предстало удивительное зрелище: у борта стояла девушка в зеленом шелковом платье с широкими прорезями для рукавов, украшенном жемчугом и вышивкой. Ее темно-каштановая коса была перекинута на плечо. По ее вздрагивающим плечам Густав понял, что она плачет, а одежда подсказала ему, что эта девушка из Московии, к тому же знатного рода. «Должно быть, пленница этих негодяев!» – сообразил он. Осторожно, нерешительным шагом он приблизился к девушке. Та резко обернулась. В ее заплаканных серых глазах стоял испуг.

– Что, не натешился еще моей бедой, тать проклятый! – выкрикнула она. – Не смей ко мне подходить! Волки вы, и атаман ваш змей лютый! В воду брошусь, а вам не достанусь!

– Барышня, успокойтесь, – как можно более мягким голосом заговорил Густав. – Я не разбойник, уверяю вас! Я ученик немецкого посла. На нас самих напали пираты… – видя, что девица не понимает его, он показал на свою рану. – Вот видите? Мне нанесли это хлыстом, когда я пытался защитить своих друзей, – чтобы убедить ее, он встал на одно колено. По-видимому, пленница начала что-то понимать, с ее лица исчезло выражение гнева и испуга, но недоверие к юноше все же чувствовалось. Внезапно из тени выступила другая девушка. Одета она была более скромно, в простом ситцевом сарафане и желтом платочке на голове.

– Даша, не пугайся, – сказала красавица, заметив ее испуганный взгляд. – Это немецкий гость, должно быть, с того корабля, что сейчас атакуют.

– Ох, матушка Анна Богдановна, хорошо, коли так, – шепотом ответила Даша. – А я уже, грешным делом, подумала, что кому-то из них мы понадобились! Ведь как нас увезли эти головорезы, так у меня сердце каждый день не на месте. – Тут она глубоко вздохнула и неожиданно бухнулась в ноги Густаву: – Христом-богом молю, добрый человек, вызволи нас отсюдова! Возьми на свой корабль! Довезите нас до родимой земли, а мы с Аннушкой вечно за вас всех молиться будем!