– Меня зовут Юрий, я звоню по личной просьбе Игоря Витальевича. Поскольку в понедельник вы уже не выйдите на работу, то мне в срочном порядке необходимо ознакомиться со всеми делами. И я буду вам признателен, если лично завезете все бумаги сегодня, – и опережая мой вопрос называл адрес. Где-то на окраине города. Тотчас же мне вспомнился в деталях сон, перед глазами пронеслась улицa на окраине Одессы с запущенными пятиэтажными домами и такими же высотками. Я передернула плечами, а нарастающее волнения в одночасье усилилось. Что за чертовщина?

Подняв глаза, yвидела, как в гостиную прошел Рома. Повесил на спинку стула влажное полотенце. Подошел ко мне и нежно коснулся губами плеча.

– Хорошо, я вас поняла. Мне надо посмотреть, если получится. Скажите номер телефона, по которому я могу с вами связаться.

– Это кто? – одними губами спросил Рома.

– По работе, – тихо прошептала в ответ и быстро записала продиктованные, недовольным голосом, цифры.

Я положила трубку, Рома, не раздумывая, одной рукой притянул меня к себе и прижался лбом к моему лбу. Я рукой провела по его еще влажным волосам, вдохнула самый любимый с умaсводящий запах на свете.  Ночью, перед тем как уснуть, я обдумывала каждое слово, каждое предложение. Во мне полыхали и гнев, и злость, и даже дурацкое понимание всей ситуации. И непременно собиралась все Роме высказать. А сейчас всматривалась в любимые, нежные, серые глаза и осознавала, что ему так же тяжело a, возможно, даже, в разы тяжелее. Но миллион слов и вопросов рвались с губ, Рома рукой провел по позвоночнику, вызывая трепет.

– Рома, где ты был ночью? Я знаю, что ты уезжал, –  не удержалась и задала вопрос, который дышать спокойно не давал. Не то, чтобы я не знала где и с кем Рома был, да и странный звонок испугал меня больше, но с языка сорвалось именно это. Несмотря на то, что мои слова прозвучали немного ворчливо, Рома не отстранился и не стал оправдываться, a мне хотелось ясности, сколько можно топтаться на одном месте. Подумала, что веду себя как ревнивая супруга. И при одном своем сравнении с Анной, сердце сжалось в груди. Я совсем не имела привычки что-то когда-то Роме высказывать, а по сути, у меня никогда не было причин и поводов. А сейчас в голове у меня был рой противоречий и адских поводов для ревности. Но теплое Ромино дыхание и губы, которые уже скользили по скуле, слегка задевая мочку уха, рассеяли недомолвки и обиды.

– Даш, поклянись, что не станешь нервничать, – я немного поддалась назад, озадаченная его вопросом.

– Что случилось? – с осторожностью спросила его, понимая, что на этот раз все серьезно. Слишком жестким стало выражение его лица. – Только не говори...Нет, я даже слышать не хочу...

Рома крепче к себе прижал, ухватил пальцами за подбородок.

– Эй, ты что это напридумала, Дарен? – успокаивающе проговорил он. А мне ни на миг легче не стало. К тому же, его взгляд стал ледяным и недобрым.

– Что случилось и из-за чего я не должна волноваться?

Рома выпустил меня из объятий, потер ладонями лицо и медленно выдохнул.

– Помнишь филиал кампании в Болгарии?

Ромин вопрос прозвучал как гром среди ясного неба. Какой филиал? Какая кампания? Он уехал к жене, ничего мне не сказал и все, что его волнует – филиал в Болгарии!

– При чем здесь это? – и посмотрела прямо ему в глаза.

Рома замолчал, подошел к стене и ладонями привалился к ней, опустив голову. Мне казалось, слишком долго он не проронил ни звука, будто забыл о мое присутствии, ушел глубоко в себя. Подойдя к нему, обняла, положив голову на широкую спину.

– Аня продала мне нашего ребенка взамен на акции филиала кампании в Болгарии.

Я замерла. Убрала руку, которая жадно лежала там, где билось его сердце. Рома оттолкнулся от стены, развернулся ко мне и постарался улыбнуться. Но такой вымученной была улыбка, больше похожей на оскал.

– Ты в своем уме, Ром? Что ты такое говоришь? – схватилась я за голову после некого замешательствa, – как продать ребенка? Ты ее просто заставил, ведь так?

– Никто Аню не заставлял! Она сама сделала свой выбор, – вскипел он.

– Такого просто не может быть, – покачала я головой, – ни одна нормальная женщина не продала бы своего ребенка!

– Так это нормальная женщина...

– Я тебе не верю. Тут что-то нечисто!

Рома опешил, отстранился, а потом резко развернулся и вышел из комнаты. Хотела броситься за ним следом, я ни черта не понимала. Разве такое возможно?

Рома вернулся спустя минуту, положил мне на колени папку.

– Открывай, смотри, читай.

И я листала, читала и еще больше не понимала.

– Я в замешательстве, ничего не понимаю. Точнее, понимаю, но...вы с ней поговорили? Ты и Аня...

Рома отошел в угол комнаты, обернулся.

– Поговорили, любимая, поговорили, – растер шею руками, – в понедельник нас разведут, а через месяц или немногим больше, она родит моего ребенка, – он нарочно сделал ударение на слове "мой" и поморщился.

Я пыталась привести мысли в кучу, осознать то, что сказал Рома.

– Она за какие-то сран...ые акции продала ребенка и согласилась на развод, – Рома зло стукнул кулаком по столу. Удар был настолько сильным, что из вазы с фруктами выкатился апельсин.

А я растирала щеки руками, зарылась пальцами в волосы.

– Но в этом же нет ничего страшного, любимая, правда? – он присел рядом со мной и крепко-крепко прижал к себе, – зато мы вместе, как хотели.

Его захват был настолько сильным, что я с трудом оторвала голову от его груди, вскинула вверх. Cмотрела на Рому не то, чтобы недоверчиво, а будто все еще продолжала считать своей галлюцинацией его откровение.

Мне было больно наблюдать за любимым мужчиной и видела какие неимоверные муки все это ему приносило. Я втянула воздух, сделала вдох. А потом припала, повисла на нем, слушала его теплое дыхание и сердце, которое отдавало барабанной дробью.

***

Проснулась я под утро, уже светало. Аккуратно убрала Ромину руку с бедра и вылезла из-под одеяла. Поднялась, ощущая все более сильную боль в пояснице. И живот то каменел, то отпускал. Я почувствовала, что потеряю сознание, очень сильно закружилась голова. Потерла виски руками, не давая "проваливаться в темноту". Сердце неистово стучало в груди, и я понимала, что впадаю в панику.

– Ром, – прошептала я, а живот спазмами скрутило, – Ром, слышишь...

И он услышал. Подскочил молниеносно, обошел кровать, кинулся ко мне.

– Даш, что такое, родная? Болит? Где болит? – как-то в миг он проснулся, будто и не спал вовсе.

– Живот болит, – со слезами в голосе сказала я, – Ром, у меня схватки, если я потеряю ребенка, я же не смогу...срок небольшой, мне нельзя рожать...– рвано выдавливала из себя, – мне врачи говорили...

А он так грозно посмотрел, просто одним взглядом запретил дальше что-то произносить. Будто своими словами я сама проецирую будущее.

– Забудь, что врачи говорили, – отрезал он, – все будет хорошо, – вытирал бежавшие из моих глаз слезы, попутно набирая номер скорой.

– Даш, не плачь, успокойся. Мы все решим. Просто успокойся! – сурово, но очень осторожно не давал впадать мне в панику и помогал одеться, а я глотала соленые капли и никак не могла остановиться.

Рома сам отвез меня в больницу. В частную клинику. Скорую он так и не стал дожидаться.

Запах медикаментов впивался в нос. Даже суперэлитная частная клиника не смогла отделаться от въедливого запаха хлорки. Я смутно понимала, что происходит, потому что боли не прекращались. В голове пустота, шею будто канатом сдавило.

Вокруг меня хлопотало несколько врачей: подключали капельницу, датчик пульса, привели гинеколога. Что-то говорили про периодичность схваток.

– Что с ребенком? – сдавленно проговорила я. Уже несколько раз я теряла сознание. Такое чувство, будто топором отсекали мне некоторые моменты моей жизни. Периодически, приходя в себя, слышала, как Рома объяснял врачам мой диагноз.