Аня сидела на диване в кабинете и делала вид, что с интересом читает книгу. Я точно знал, что литературные герои ее меньше всего волнуют, она просто краем глаза наблюдала за мной. Чего–то ждала.

Зря.

Потому что все мои дни слились в один, я уже точно знал, что мои шаги –  это больше отточенный механизм действий, и ничего за ними не последует.

Нечему следовать.

Я просто, как одержимый, с безрассудными горящими глазами искал спасения в той маниакальной помешанности человеком, который не искал нам спасения, а еще глубже заталкивал в омут с головой.

Я беспрерывно смотрел на дисплей мобильного, брошенного на подоконник. И что я надеялся разглядеть на черном экране? Можно подумать, от моего " гипнотизирования " что-то бы изменилось! Всегда было одно и тоже: я набирал ее номер раз за разом, а в ответ – сплошные гудки. Не отвечала! Рана становилась болезненнее, обида глубже засела в сердце. За эти месяцы она так ни разу мне и не ответила! Если бы тогда она произнесла:" Ты мне больше не нужен... " Хотя, кому я вру? Всё равно прорывался бы через бастион ее души... И мечтал исправить главную ошибку прошлого – хотел бороться за нас. Вопреки совести. Доводам разума, который нашептывал: не захотела, добровольно отказалась от нас. Болящее сердце всё равно рвалось к ней. Чувства терзали. Рвали на миллионы мелких кусочков. Ответственность держала здесь, с Аней. Заставляла терпеть. Душа тянулась к другой. Но разве можно бороться с тем, кто добровольно отказался от всего? А Даша отказалась. Сдалась. Снова бежала. От нас. Взяла и оборвала всё в один миг.

Не выдержала её любовь испытания. В глубине души я понимал, что не в праве был ее обвинять: не заслужила она всей той грязи, которая нескончаемым потоком присутствовала в нашей жизни. Понимал, но не смог принять. Конечно, так или иначе, Аня не позволила бы нам мирно существовать. А " давить " на Аню –Даша просто не простила бы мне это. И это человеческое я так в ней любил.

Первым делом после больницы я поехал к Тане. Как сумасшедший, несся по трассе, в надежде застать Дашу, переубедить, объяснить, что от этого решения никому легче не будет. Но Даши там не оказалось. Как не осталось ни одной вещи в нашей квартире. Словно бы никогда нас и не было. Даша нашлась у своих родителей. Просто передала через них, что желает мне счастья и никогда не отнимет у ребенка отца, что жить после этого она не сможет. В тот момент – окончательно рухнула моя надежда. Какое еще счастье? Мое счастье рядом с ней! Пусть было бы тяжело, не по-человечески, мерзко, противно, гадко. Но это было бы наше выстраданное счастье! А выходило, что она не видела нас, были только она и я. А между нами – жертвенность.

Коснулся лбом холодного стекла, успокаивая тянущую боль, усмиряя мысли.

Мобильный издал звук о входящем сообщении. Мое тело вздрогнуло, натянулось как струна. Быстро набрал пароль. Надеялся…но разочарованию не было предела. Это не Даша! Даша осталась себе верна. Она вычеркнула меня из своей жизни, а я...я не знал как вычеркнуть ее из своей. И плюнув на гордость, снова поехал сегодня к ней. Плевать, только так я живу! Боль – тяжелая, разъедающая душу - не притупилась ни на грамм. И хотелось вырвать её из сердца, но неистовый вихрь воспоминаний закружил, как только увидел ее волосы, разметавшиеся по плечам. Только взгляд ее – бесстрастный, будто мы стали совсем чужими и холодный, словно что-то в ней умерло – окончательно поставили меня на землю.

Действительно, всё кончено.

Кончено.

Сколько всего было заложено в этом слове... Меня, буквально, ломало, как наркомана, лишённого дозы. Я не хотел верить в потерю, оттого снова и снова набирал ее номер. Только бы услышать ее голос...Пусть и далекий, но такой родной! Меня лишили жизни. Все краски в ней смыло дождем – только серые будни.

Считал дни до Аниных родов. ТРИ МЕСЯЦА! Осталось три месяца! Хотел верить, что сын заполнит болезненную пустоту в моей душе, избавит от эмоциональной опустошенности.

Я слышал, как Аня отложила книгу, вышла на кухню. Звякнули стаканы, потом её шаги раздавались в ванной. И всё же она не выдержала, вернулась в кабинет. Застыла на пороге.

– Аня, иди спать, – не оборачиваясь, сказал я.

Смотрел в темное небо, в надежде, что Даша перезвонит. Издевался над собой.

– А ты? – спиной чувствовал, как она, не отрываясь, смотрела на мобильный, который в очередной раз сообщил о входящем сообщении.

– Мне надо еще поработать.

Врал. Но не мог выносить ее присутствия. Не сейчас. Когда и так душа была не здесь.

– Ты каждый день говоришь одно и тоже, – в её словах звучали упрёк и обида.

Я промолчал. Что сказать? Каждый вечер по одному и тому же сценарию. Обида. Скандал. Истерика. На утешение больше не было сил. Мне было легче, когда она уходила спать, а я мог в тишине остаться в кабинете. Тяжело мне давались такие вечера. Надеялся, что с рождением ребенка что-то изменится. Ведь мы же умудрились как-то прожить вместе три года? Три года, в которых не было Даши. Три года пытался вытравить её из своей души.

– Так что? Ты идешь?  – снова спросила, не выдержав, и шагнула ко мне. Каждым позвонком чувствовал Анин взгляд. Её тихие шаги раздались совсем близко. Аня обняла меня со спины, слегка коснулась губами шеи, вздохнула. Почувствовала, как закаменели мои мышцы от ее прикосновений. Отстранилась.

– Я так тебе противна?

– Ань, ты не маленькая девочка и должна понимать, что, если ты хочешь хорошо жить – мне надо работать, – объяснял ей с надеждой, что она всё поймет и уйдет в спальню, не задавая лишних вопросов.

– Ты что поставил себе цель превратить нашу жизнь в ад? – не выдержала она. Аня говорила тихо, но я уже понял – скандала не избежать.

У нас всегда было так: Аня не выдерживала –  срывалась, не могла вовремя остановиться. А у меня желания не было успокоить, утешить, – солгать. Раз за разом её истерики становились все сильнее и сильнее. Лавина, набирающая свою мощь, несущаяся с обрыва.

Но во время Аниной беременностью я научился контролировать себя и, вроде, жена тоже взяла себя в руки, осознав, что ругань ни к чему хорошему не приведет. И для ребенка лучше, если нейтралитет будем соблюдать. Только последние несколько недель всё вернулось на круги своя.

– Ты знала, на что шла. Тогда, в больнице, я четко пояснил, какой вижу нашу жизнь. Ты согласилась на всё. А теперь меня упрекаешь, – устало выдохнул я. – С самого начала я сказал, что возвращаюсь ради ребенка. Испугался, что с ребенком что-то случится.

Жена резко убрала свои руки, сложила на груди, встала спиной к окну.

– Тебе только ребенка подавай! А я? – она испытывающе заглядывала в глаза. – Я же не знала, что ты полностью прекратишь со мной контактировать! Полностью! Ты даже не спишь со мной! – Она сорвалась в истерику.

– На что ты надеялась? Что буду спать с тобой из чувства благодарности? – разозлился ее непробиваемости, не смог скрыть раздражения.

Аня cхватила с подоконника мобильный телефон и начала судорожно подбирать пароль.

Закатил глаза. Всё, как всегда. Старался не реагировать. Молча наблюдал как она пальцами нажимала какие-то цифры.

Я старался не реагировать. Молча наблюдал, как она нажимала какие-то цифры. Постарался перехватить ее руки, но Аня увернулась, отскочила от меня на несколько шагов.

– Ань, там ничего нет. Честно, – она зло зыркнула на меня, потом на телефон, и отбросила его на диван.

– Я не верю, что у тебя никого нет. Не такой ты человек, Рома, – более спокойно произнесла она, хотя глаза ее по-прежнему горели.

– Можешь не верить, Ань, но мне честно не до этого, – пожал я плечами.

Жену ответ не удовлетворил.

– А до чего тебе есть дело? - недовольно скривившись, она подошла к окну, на запотевшем стекле начала пальцем прорисовать полуокружность месяца, смотрящего вниз нарисовала на запотевшем стекле полукруг месяца, смотрящего вниз.  – Я думала мы избавились от неё. Но её призрак неотступно с нами.