– Черт возьми, какой же вкусный здесь шведский стол, – говорит мужчина слишком громко, как будто женщина далеко, а не рядом. – Боже мой, я мечтал об этом целую неделю!
Женщина кивает. У нее тяжелые веки. Она напоминает Альбину одну из кукол Лу. Она должна была закрывать глаза, когда ее клали на спину, но веки застревали на полпути. Получалось, что кукла и не спит, и не бодрствует.
Пара не видит Альбина. Они направляются в сторону, откуда он только что пришел. Он идет дальше. Пытается представить, где находятся помещения, оказавшиеся белыми пятнами на схеме, но не находит разгадки. Еще одна дверь открывается в боковом коридоре. Оттуда выходят две женщины в блестящих платьях. У обеих очень узкие лица и ярко-красная помада на тонких губах, как будто лица рассекли внизу.
– Сегодня мы повеселимся, мама. Здорово повеселимся!
– Мужчины, берегитесь, девочки идут!
Их громкий смех отдается эхом.
Наконец Альбин подходит к двери 6510 в самом конце коридора и осторожно стучит. Ждет. Чувствует, как вибрирует пол. Слышит, как открываются и закрываются другие двери. Снова стучит.
– Я все время тороплюсь, но все равно всегда опаздываю! – кричит Лу и открывает дверь.
Она убрала волосы в хвост, и ее лицо снова изменилось. Кожа как пластмассовая и очень плотная. На губах блеск, на веках перламутровые тени. Она вздыхает с облегчением, когда видит, что это Альбин. Лу уходит обратно в каюту, он, секунду поколебавшись, заходит тоже.
– Я видел Дана Аппельгрена, – рассказывает он. – И даже сфотографировал.
– Какое счастье! – Лу не оборачивается. – Мой любимый артист, я о нем всю жизнь мечтала.
Альбин не отвечает. Только жалеет, что рассказал ей. Лу встает на четвереньки перед двуспальной кроватью. Аромат ее духов наполняет всю каюту. На кровати лежат одежда и розовая косметичка. На столике перед зеркалом разбросаны косметика и украшения. На полу валяются большая щетка для волос и фен, не выключенный из розетки. Как будто по каюте прошло цунами женственности и везде оставило руины.
– Они сильно разобиделись, что я опаздываю?
– Ты не успеешь поесть, если не поторопишься.
– Какая жалость! – Лу садится на колени. – Я всю жизнь мечтала отравиться в этом ресторане.
Она достает миниатюрную бутылочку водки, эта марка знакома Альбину. Будь это бутылка нормальных размеров, Лу оказалась бы великаншей. Она откручивает крышку, подносит горлышко к сверкающим губам и пьет. Едва не поперхнувшись, со слезами на глазах, Лу смеется и протягивает бутылочку мальчику:
– Будешь? – Она ухмыляется и качает головой. – У меня есть еще две, если вдруг надумаешь.
– А что, если Линда найдет их?
– Тогда я скажу, что их не заметили уборщики. – Лу поднимается на ноги.
– Ты раньше говорила, что никогда не будешь пить.
Лу смотрит на мальчика с сочувствием:
– Нам было тогда лет по десять, правда? Тебе по-прежнему столько?
– Нет.
Голос Альбина звучит так по-детски. Надо было промолчать. Он не знает, как разговаривать с этой Лу. Он вообще ее не знает.
– Откуда ты их взяла? Эти бутылочки?
– Я опаздываю именно по этой причине. Магазин беспошлинной торговли только что открыли.
– Но детям алкоголь не продают.
В ту же минуту он понимает, что Лу их не покупала. Она их украла. Лу допивает содержимое бутылочки и отправляет ее под кровать.
– Спасибо за информацию. – Лу достает из кармана куртки жевательную резинку и начинает жевать. – Думаю, что нам пора.
Мадде
Тесная ванная комната наполнена влажным паром со сладким запахом фруктов. Мадде вымыла голову, намылила все тело, обработала скрабом лицо. Горячие струи воды греют плечи и спину, смывают с нее усталость и обыденность. Так называемую действительность. Она смотрит на воду под ногами и представляет, как она вытекает прямо в Балтийское море.
Мадде выпила в терминале именно в меру. Она собирается ужинать с лучшей подружкой в ресторане со шведским столом, а потом танцевать, а потом… кто знает, что будет потом? На паромах возможно все. И здесь она может быть кем угодно. Вернее, она будет просто собой.
Завтра у нее выходной. Когда ее коллеги будут ехать в метро на работу, они с Сандрой начнут завтрак с шампанского.
Скоро Мадде будет полностью свободна, и, возможно, надолго. Но об этом она не собирается думать сегодня вечером. Она не будет вспоминать своего начальника, который смотрел на нее с таким сожалением… Как будто она не знает, какую он получит премию из денег, сэкономленных на увольнении одного помощника бухгалтера.
Мадде рада, что не стала отменять поездку. Именно развеяться ей сейчас и нужно.
– Ты там жива? – кричит за дверью Сандра. – Тут уже как в парнике!
– Иду!
Мадде нехотя выключает горячую воду и отодвигает занавеску. Делает на голове тюрбан из полотенца. Протирает запотевшее зеркало, но едва успевает увидеть свое раскрасневшееся лицо, как зеркало запотевает.
Она берет еще одно махровое полотенце, замечательно мягкое, и вытирается досуха. Из каюты доносятся звуки «Livin' on a prayer»[4]. Мадде улыбается и сбрасывает полотенце. Сколько раз они слышали эту песню? Эту пластинку Мадде купила одной из первых. Тогда она еще жила на Солдатгатан в Будене. И только что пошла в четвертый класс. Они как раз только начали краситься. Сандра писала свое имя через «з», обе были влюблены в Джона Бон Джови и думали, что в песне поется о жизни в прериях. Сандра без стука открывает дверь и протягивает ей бутылку пива.
– Я снова видела этих итальянцев, – говорит она. – В магазине беспошлинной торговли. Блин, они такие симпатичные, хоть и невысокие.
– Если что-то маленькое, значит нужно два, – отвечает Мадде и делает глоток из бутылки.
После сладких клубничных коктейлей, выпитых в терминале, пиво кажется горьким и крепким.
– Только бы не очень маленький в нужном месте. – Сандра поднимает бутылку, как бокал. – За тебя, старая проститутка.
– За тебя, старая шлюха.
Они чокаются бутылками, и Мадде снова пьет.
– Я уже пьяная. – Сандра опирается на дверь.
– Тогда не пей много. Нам нужно продержаться всю ночь.
– Это запросто. Мы еще не настолько старые.
– Но мы знаем, как это бывает. – Мадде брызгает подмышки дезодорантом. – Мы не должны напиться слишком рано.
– Да, мама, – ухмыляется Сандра.
– Сегодня я должна повеселиться по полной. Иначе я сойду с ума.
– Обязательно будет весело. У нас всегда так.
Мадде втирает в тело крем. В его состав входят крошечные блестки, и ее кожа начинает светиться.
Сандра исчезает из дверного проема, и Мадде поворачивается к зеркалу. Ее отражение уже понемногу появляется, как привидение из тумана. Она делает еще несколько глотков. Пиво в бутылке приятно булькает. Жужжание фена заглушает музыку, но Мадде все равно подпевает, в то время как маленькое помещение ванной комнаты наполняют запахи бальзама и мокрых волос. Она укладывает лаком свои светлые локоны. Завершает укладку новым спреем, тоже с блестками, теперь ее волосы выглядят как золотые нити. Она довольно быстро красится. Допивает пиво в бутылке, накладывая тени. Она снова начала потеть.
– Я хочу курить, – кричит Сандра.
– Я тоже, – отвечает Мадде. – Я сейчас.
– Давай быстрее. Я уже офигела от того, что сижу здесь и пялюсь на стены.
Мадде воздерживается от того, чтобы напомнить Сандре, что именно она выбрала каюту без окна. Она находится во внутреннем коридоре на девятой палубе. Маленькая, как обувная коробка, зажатая среди других таких же коробок. Но Сандра сказала, что они не будут сидеть в каюте, только спать, да и то неизвестно, будут ли. А Мадде напомнила себе, что ей бы следовало не тратить все деньги, а немного откладывать на черный день, который уже настал, но она не собирается думать об этом сегодня вечером.