Мадде ловит свое отражение в экране телефона, вытягивает руку как можно дальше вперед, одновременно наклоняя голову под нужным углом. Ветер на палубе треплет ей волосы, они с Сандрой смеются и поднимают бокалы, глядя на того, кто будет смотреть фотографию. За ними видны корабельные волны, которые оставляет после себя судно, они напоминают белый веер на темном фоне воды. Мадде фотографирует, потом еще и еще с разных ракурсов, каждый раз принимая новые позы.

Чуть поодаль на задней палубе стоит компания молодых людей, у одного из них на голове фата, это явно мальчишник. Мадде чувствует их взгляды и позирует с двойной энергией, чтобы парням действительно было на что посмотреть.

Пока Мадде изучает результаты съемки, Сандра прикуривает им по сигарете. Мадде удаляет кадры, где вышла неудачно, пока Сандра не уговорила ее выложить эти фотографии, потому что она там выглядит хорошо. Но тут она видит фотографию, с которой остальным просто не сравниться, и это даже не обсуждается. Сандра на ней широко улыбается и смотрит так, будто увидела что-то очень эротичное, а половина боа из лебяжьего пуха развевается за ней на ветру. Мадде, запрокинув голову, полузакрыла глаза и сложила губы для поцелуя.

Она выбирает фильтр, который делает изображение мягким и золотистым. Увеличивает контраст, так что глаза и зубы подруг выделяются ярче. Сандра протягивает Мадде сигарету и одобрительно кивает, когда видит фотографию.

– Смотри, вон те парни глаз не могут от нас оторвать, – говорит она.

Мадде несколько раз глубоко затягивается и слегка пританцовывает под доносящуюся из клуба музыку, пытаясь загрузить фотографию. Телефон не в зоне действия сети. Вроде на борту должен быть Интернет, но он никогда не работает нормально.

Сандра ухмыляется и, конечно, строит глазки парням.

Но Мадде они неинтересны. На них можно разве что поупражняться. Сегодня вечером она попробует очаровать Дана Аппельгрена.

Дан сидит в своей каюте на краю неубранной постели и смотрит на колени, там лежит зеркало с четырьмя аккуратными дорожками кокаина. Уже в самом ритуале есть что-то успокаивающее, и у Дана улучшается настроение. Он наклоняет голову, вставляет в ноздрю кусочек соломинки для напитков, встречается взглядом с собственным отражением. Втягивает первую дорожку, меняет ноздрю, вдыхает вторую. Нажимает несколько раз на крылья носа. Чувствует в глотке химический вкус. Откашливается. Глотает. Повторяет процедуру. После этого он собирает скопившуюся на стекле пыль на палец и втирает в десну. Потом собирает мокрым пальцем остатки порошка в углу пакетика.

Десна начинает терять чувствительность. Значит, хороший продукт. Дан кладет еще один такой пакетик в карман вместе с пачкой транквилизаторов и вешает зеркало на место. Внимательно изучает свое отражение. Откидывает голову назад и проверяет, не видно ли в носу предательских белых крупиц.

Дан поворачивает голову вправо и влево. Его волосы тщательно выкрашены. Никакой седины на висках. Он задирает рубашку. Хлопает себя ладонью по животу. Ничего не висит. Большинство молодых людей около двадцати могут только мечтать о такой внешности.

Подошвы его лакированных ботинок громко стучат по полу, когда он несколько раз прыгает на месте. Дан несколько раз боксирует в воздух в сторону своего отражения. Потом надевает на руки серебряные кольца. Теперь он готов.

Ему наконец удается сбросить с себя мальчика и сесть. Они встают на ноги одновременно.

Шея пульсирует. В ушах эхом отдается звук впивающихся в кожу зубов.

Он смотрит на жуткое лицо ребенка. На подбородке осталась кровь. Обвисшая кожа на теле, впалая грудная клетка…

Каждая клетка тела Томаса кричит, что ему нужно уходить. Но мальчик снова встает между ним и дверью.

Томас достает из кармана бутылку из-под пива, краем глаза ловит в зеркале свое отражение. Он судорожно сжимает рукой горлышко, боясь, что бутылка выскользнет из влажной ладони, и бьет бутылкой по краю стола. Ничего не происходит. Он снова бьет, уже сильнее, и стекло поддается.

Острые края горлышка поблескивают в полумраке комнаты.

Томас машет этим оружием перед собой. Кусок стекла отваливается и падает на ковровое покрытие. Он приближается к мальчику. Ему нужно уйти. Только это сейчас имеет значение.

– Я не сделаю тебе ничего плохого, – говорит Томас.

Сердце стучит в груди все быстрее, рана на шее пульсирует в том же ритме. Мальчик не отвечает. Томас даже не слышит его дыхания.

Мысли роятся в голове. Пео и остальные, должно быть, сейчас в «Клубе „Харизма"». Они понятия не имеют, где Томас, и могут подумать, что он валяется пьяный. Или что он нашел с кем переспать. Они только завтра утром сообразят, что дело серьезное.

Томас делает еще один шаг вперед. Между ним и мальчишкой теперь всего метр.

– Пожалуйста, – просит он. – Я ничего не скажу твоей маме и вообще никому не скажу. Только позволь мне уйти.

Рот мальчика открывается и закрывается. Раздается этот ужасный щелчок.

– Но если ты не будешь осторожен, то я…

Мальчишка бросается на него с распростертыми объятиями. Зубы щелкают в воздухе. Томас выставляет вперед острое горлышко бутылки. С ужасом видит, как стекло погружается в плечо у самой ключицы ребенка. Проходит дальше. Это происходит так легко. Слишком легко. Плоть очень мягкая.

Томас отдергивает руку и выпускает свое оружие.

– Прости. – Он чуть не плачет. – Прости, я не хотел…

Мальчик смотрит на него почти с упреком. Он задумчиво трогает неровные края раны. Томас видит, что она глубокая, но крови нет. Только серое мясо внутри. У него несколько болезненных оттенков. Напоминает фарш, который слишком долго пролежал в холодильнике. И запах сейчас еще сильнее. Запах аммиака и гнилых сладких фруктов.

Это невозможно, это должен быть сон, сон, сон… я должен проснуться.

Мальчик снова взбирается на Томаса, как сделал бы испуганный ребенок, в поисках утешения в объятиях взрослого. Его зубы вновь впиваются в шею Томаса. Мерзкое существо прижимает рот к ране и сосет кровь, как будто она пульсирует недостаточно быстро.

Томас спотыкается, делает пару неверных шагов и сползает на пол. Он сидит между кроватью и столом. Пытается оттолкнуть мальчишку ногами, но он в таком сильном шоке, что силы полностью оставили его.

Когда мальчишка насытился кровью, его кожа перестала быть серой и стала выглядеть розовой и здоровой. Томас смотрит на него и не понимает, что происходит. Ребенок снова впивается зубами в его шею. Заваливает на спину. Стекло на полу впивается Томасу в спину через пиджак и рубашку. Из раны на груди мальчика начинает сочиться кровь. Собственная кровь Томаса!

Темнота в глазах превращается в плотное облако. Томас понимает, что если он сейчас потеряет сознание, то уже не выживет.

И какая-то часть Томаса даже этого хочет. Ему кажется привлекательной мысль просто позволить темноте, пляшущей перед глазами, окутать себя полностью. Погрузиться в неизвестное. Забыть о боли. Это было бы не сложнее, чем уснуть дома на диване перед телевизором.

Но он не хочет умирать.

Мальчишка теперь сосет не так жадно. Словно сытый младенец у груди матери.

Этого не должно было произойти.

Это не может закончиться вот так.

Томас должен попробовать.

Он поднимает правую руку, делает несколько торопливых вдохов и бьет мальчишку наотмашь, его голова ударяется о край кровати.

Ребенок рычит как животное. Идет кровь.

«Моя кровь…» – думает Томас.