Винсент сказал «да». Они поженятся. Он и Винсент поженятся! Понятно, что еще многое придется уладить.

Сам он думал об этом много месяцев, долго готовил эту поездку.

Калле смотрит на кольцо. Крутит его на пальце, поднимается с кровати. Пиджак ему кажется тесным. Он его снимает. Одергивает футболку, почему-то вырез давит на горло.

Потом подходит к лестнице. Смотрит вниз. Дверь в туалет отсюда не видно, однако он слышит шум бегущей воды.

Калле достает из ведра бутылку шампанского. Лед сильно гремит. Со дна бутылки капает. Он снимает с горлышка фольгу и крутит пробку, бутылка открывается с легким хлопком. Надо, наверное, дождаться Винсента. Но уже поздно. Калле наливает шампанское в бокалы. Ждет, пока осядет пена, подливает еще. Смотрит вниз. Сомневается еще секунду, но все же делает пару хороших глотков. Снова наполняет свой бокал. Жаль, что нет настоящих свечей, но свечи запрещены на всем пароме по соображениям пожарной безопасности.

Дверь туалета наконец открывается. Калле берет по бокалу в каждую руку и садится на кровать. Ждет. Слышит шаги. Появляется голова Винсента, но он сам остается стоять на лестнице.

– Я не могу. Мне страшно жаль, но я не могу.

– Что ты хочешь сказать?

Хотя Калле знает. Он сразу понял.

– Мы не можем пожениться, – говорит Винсент.

Внутри Калле все вдруг опускается с такой силой, что ее хватило бы на то, чтобы утопить всю «Харизму».

– Но ты же сказал… ты же сказал «да»… – Больше ничего произнести Калле не в состоянии.

– А что я должен был сказать при всех? Как я должен был поступить?

В голосе Винсента слышится почти обвинение. Калле встает с кровати. Несколько лепестков падают на пол.

– Я просто не понимаю.

– Прости. Я не хотел. Я просто не знал, как мне поступить. Как было бы лучше…

В глазах Винсента глубокая грусть, каку побитой собаки. Словно Калле сделал с ним что-то ужасное. Калле совершенно не понимает, что теперь делать. Он протягивает бокал шампанского, но Винсент только качает головой.

Буквы на плакате издевательски блестят. Калле выпивает залпом один бокал. Пузырьки лопаются во рту. Ему приходится отвернуться, чтобы проглотить шампанское. Он убирает бокал.

– Но почему? – Калле не смотрит на Винсента. – Мы обсуждали, что однажды поженимся.

– Я знаю. Но это было давно и…

– Давно? Мы говорили об этом в июне… что мы поженимся, когда все утрясется с переездом.

– Я знаю.

– Так что, черт возьми, случилось с тех пор?

– Я не знаю. Я сам хотел бы знать на это ответ.

Калле оборачивается. Винсент выглядит несчастнее некуда.

– Я не знаю, почему я не хочу. Меня не покидает чувство, что это неправильно.

– Ты встретил другого?

Винсент решительно мотает головой.

– Так в чем же дело?

Тишина.

– Ты не хочешь быть со мной?

Винсент сомневается на полсекунды дольше, чем нужно.

– Хочу, конечно же.

Но он уже отвернулся.

Калле хотел бы Винсента возненавидеть. Возненавидеть за то, что он делает сейчас. За то, что он все испортил.

– И долго ты уже так думаешь?

– Как так? Я сам не понимаю, что я думаю и чувствую.

– Сомневаешься. Думаю, это так называется. – Голос звучит холодно. – Значит, уже когда мы покупали квартиру, когда брали эти сумасшедшие кредиты…

– Прости. Прости. Я думал, что это пройдет. Я думал, что это такое чувство, которое приходит и уходит.

– Приходит и уходит?

– Да! Так бывает. У тебя никогда не было сомнений?

– Нет. Никогда.

Они смотрят друг другу в глаза. Расстояние между ними больше, чем Балтийское море.

«Наверное, наши отношения как это море за окном, – думает Калле. – Красивое и блестящее внешне, но полное мертвых участков, где не может существовать ничто живое. И я был настолько слеп, что не видел этого».

Калле вспоминает их новую квартиру. Там только что отшлифовали пол. Картины наконец-то висят на местах. Пришлось взять лишних двести тысяч в кредит только на ремонт кухни. Переезд в Стокгольм стал очень серьезным испытанием. Нервное напряжение перед покупкой квартиры, дизайн и внутренняя отделка, безумные суммы, крутящиеся в голове, когда они продавали души банку.

Винсент сомневался уже тогда?

– Я знаю, что последнее время было чертовски тяжелым для нас обоих. Может быть, не только последнее. Но все позади. Может быть, ты просто волнуешься оттого, что это серьезно?

Калле замолкает. Он не будет больше унижаться, уговаривая Винсента, хотя ничего другого он делать не хочет. «Ведь это же мы. Это Винсент и я. Я, наверное, что-то неправильно понял».

– Я не знаю, что произошло, – вздыхает Винсент. – Но я не могу жениться, пока не разберусь в себе.

– И как ты собираешься это делать? Попробовать секс там и сям и посмотреть, не найдешь ли кого-то лучше?

Калле уже сам не знает, что говорит. Мысли и чувства бегут бесконтрольно.

– Прекрати. Это не то, что ты думаешь.

– А что это? Что нам, черт возьми, теперь делать?

Винсент не отвечает.

– Я не могу быть с тобой, когда ты не знаешь, что ты чувствуешь, – говорит Калле. – Ты это понимаешь? Так не бывает. Я не могу все время бегать вокруг тебя типа: посмотри, как чудесно быть со мной.

– Я понимаю, что не могу от тебя этого требовать, – соглашается с ним Винсент.

– Значит, все кончено. Видимо, так.

Вдруг в душе Калле образовывается зловещая пустота. Чувства перестают раздирать его. Они исчезают. Совсем! И мысли больше не роятся в голове. Они приобретают ясные и острые очертания, как луч лазера. А потом превращаются в список дел на ближайшее будущее.

Им снова придется переезжать. Ни один из них не сможет себе позволить жить в этой квартире в одиночестве. Нужно пригласить агента, заказать оценку. Встретиться с менеджером банка – женщиной с густыми волосами и веселой улыбкой, которая так радовалась за них. Калле придется искать новую квартиру, а пока нужно уложить свои вещи в коробки, которые еще лежат в кладовке на чердаке.

Но первым делом он должен убраться с этого проклятого парома. Нужно пережить эту ночь и завтрашний день и подумать, куда он поедет, когда окажется на берегу.

Калле замечает, что Винсент плачет у лестницы. Его первый порыв – утешить близкого человека.

– Я должен уйти отсюда, – говорит Калле.

– Мы можем где-нибудь поговорить, – предлагает Винсент.

– Нет. Я не хочу разговаривать. Оставайся здесь. Или делай что хочешь. Но я не могу сейчас находиться рядом с тобой.

Калле протискивается мимо Винсента и идет вниз по лестнице. Старается не смотреть на плакат на стене, на лепестки роз на полу. Серпантин на перилах слегка шуршит, когда он проходит мимо. Наконец Калле у двери, выходит в коридор и закрывает дверь за собой. Дышит тяжело и часто.

К счастью, рядом никого нет. Калле подавляет плач, ему нужно сохранить ясность мысли.

Он слышит, как Винсент шевелится за дверью, и бежит прочь по коридору к выходу на лестницу.

Он смотрит в потолок неподвижным взглядом. Недоуменно оглядывается вокруг, пока не вспоминает, где он. Чувствует спертый воздух в закрытом помещении. Видит окровавленное – «Это моя кровь?» — маленькое тельце рядом с собой. Пытается понять, что произошло.

Чтобы подняться, Томасу приходится держаться за кровать. Адреналин, который, как бензин, придавал энергию телу, испарился, и теперь его просто трясет.

Это слишком просто, думает Томас. Мальчик был очень сильным. Он просто хорошо играет свою роль. Сейчас он откроет глаза, его рука снова вцепится в Томаса, и он набросится на него молниеносно, как кобра. Глаза мальчишки откроются, и все повторится сначала.

Кожа ребенка теперь более упругая. Мальчик выглядит бледным, но как будто живым, его плоть наполнилась кровью, щеки даже порозовели.