— Чонгук, просыпайся.

Тот вздрогнул, проснулся и смотрит ошалело, а щёки мокрые.

— Чё тебе надо? Отвали.

— Охуел?

— Отвали, серьёзно, — к стене отворачивается.

— Тебе, может, въебать? — за плечо грубо обратно разворачивает.

Тот молчит. — Хорошенько так по еблу за то, что так сильно Тэхёна обидел. Пиздануть тебе?

— Делай, что хочешь.

— Чонгук.

— Чё, блять?

— Расскажи в чём дело, мы ж не дебилы, мы видим, что что-то не так. Какого хрена тут вообще я делаю?

— Если не дебил, отвали просто, Окей?

И Чимин отвалил. Чтобы после долгого, тяжелого дня, наполненного скребущей душу тоской по Юнги и лютыми тренировками в студии современного танца, обнаружить Чонгука опять в слезах с телефоном в руках, на экране которого Тэ плачет на сцене на выпускных. Чимин видел это видео. Это больно даже если не знать весь бэкграунд.

— Ну чего ты ревешь? Сам же бросил. Хватит сырость разводить, алло.

Молчит, плачет.

— Ты же разбил тогда телефон в коридоре, когда починить успел?

Молчит, плачет.

— Да ёбаный рот, ты либо рассказываешь мне сейчас всё, либо перестань, сука, ныть, ему не лучше, чем тебе, устроил тут, — и встряхивает его сильно, заставляя голову затрястись, а телефон на пол упасть.

А потом Чонгук ломается и рассказывает. Потому что мамы рядом нет. Поддержки нет. А больно нестерпимо просто. Если ещё и Чимин будет винить постоянно, Чонгук вообще не выдержит. Куда делась вся его спесь? Привычка материться? Токсичность и равнодушие по отношению ко всем буквально? Где это всё?

— Просто пиздец.

Молчит, плачет.

— Иди сюда, ептвоюмать, — и обнимает его по-дружески крепко. Это будут очень долгие полгода. Очень сложные эмоционально и физически.

Чимин поддерживал, Чимин не разрешал плакать, Чимин постоянно тащил его гулять, посмотреть город, чтобы эти полгода не прошли совсем уж хреново, Чимин натаскивал в английском, Чимин будил, когда слышал, что тот снова плачет во сне, Чимин с пониманием отнёсся к нетерпимости касаний и отмазывал в студии не раз, когда возникало недопонимание, почему Чонгук от контактных движений в танцах отказывается. Чимин очень хороший друг. Чон никогда бы не подумал, что будет так. Скажи ему кто год назад, что он окажется в ситуации, где не сможет без поддержки никак совсем, из всех людей на Земле, Чимин был бы предпоследним человеком, пожалуй, о ком Чонгук бы подумал. Тот же его терпеть не мог. Хейтил его все шесть лет обучения. А сейчас он его безопасным местом каким-то непонятным абсолютно образом стал. Чонгук полюбил его всей душой просто, если бы его не было рядом, если бы не его постоянные попытки поддержать, неизвестно как бы это всё для Гука закончилось. Он не отпустил. Он накрутил себя ещё больше. Сделал себе ещё больнее. Но Чимин не лез в это всё. Просто поддерживал, оставался рядом и не заводил разговоров про Тэ, если Чонгук не делал этого сам. Чонгук разрешил рассказать всё Юнги, с пониманием, что тот его парень, и как бы кто такой Чонгук, чтобы запрещать ему рассказывать и заставлять от него что-то скрывать. Они и с Юнги неожиданно иногда общались по видео-связи. И Чонгук безмерно был благодарен этим двоим. Хоть иногда и задумывался о том, что, наверное, его просто жалеют. Но всё равно благодарен был очень. За то, что Чимин каждый грёбаный день говорил ему, что всё будет хорошо. Чонгук даже собрал себя по частям и стал вести себя более спокойно, без истерик и вечных слез, ради них. Ради Чимина. Хотя бы потому что во время очередного выходного, этот придурок приперся с тортом и бутылкой виски, заявив, что сейчас они будут праздновать, осталось только найти колу. Это был день рождения Чонгука. Ему исполнилось восемнадцать. А где-то далеко в Корее у Тэ начался новый учебный год.

Ему тоже уже восемнадцать.

А им так плохо всем было на следущий день, кто бы знал, Кёнха, которую тоже позвали, чтоб не грустила одна, так вообще накидалась до соплей буквально. И когда она уснула, у Чимина и Чонгука случился очередной откровенный разговор, во время которого Чимин и сказал эту самую вещь, которая заставила Гука с мыслями собраться.

— Почему ты меня поддерживаешь? Мы никогда не дружили. Ты же думал, что я дерьмо. Почему? Вдруг мы с Тэ никогда больше не сойдёмся? Для чего ты это делаешь?

— Потому что я тоже не дерьмо, Чонгук, и ты… вся эта ситуация и ты рядом, это помогает мне самому на плаву держаться. Юнги так или иначе всегда был где-то поблизости. Шесть лет… шесть лет, Чонгук. Всегда рядом. Мне очень хреново без него, — протянул пьяно, глаза прикрыв.

И это был первый раз, когда Чимин свою слабость признал. А Гук твёрдо решил, что тоже будет ему помогать справляться. И так и справлялись полгода вместе. Юнги даже в какой-то момент заревновал и Чонгук ему устроил ужасный распиздон по видео-связи за то, что тот поругался с Чимином, расстроив его сильно. Пообещал даже по роже надавать. Юнги психанул тогда, отключился и пропал на два дня. А потом объявился и так отчаянно извинялся, что Чимчим простил быстро. И хвала богам.

Так и справлялись эти долгие сто восемьдесят дней. Ходили на тренировки с крутыми хореографами и танцевали по несколько часов в день, на пары и тренинги с классными спикерами, с именитыми танцорами и продюсерами, вечерами гуляли по ночному Сиднею, болтая обо всём и ни о чем, иногда молча, каждый тихонько грустя о своём. По выходным зависали в кафешках или ездили смотреть всякую ерунду типа музеев, парков и прочего. Отдать должное Чимину, Чонгук выучил Сидней наизусть за это время. Он обязательно покажет его Тэ. Если будет такая возможность.

Мама писала или звонила каждый день, отправляла фотки всякие классные, она сама будто бы зажила заново, когда Чонгук в её жизнь вернулся. Занялась организацией туров с подружками. Поразительное количество людей оказывается интересуется танцевальной культурой и готовы платить за то, чтобы им устроили пробег по какому-нибудь музею современного искусства, сводили на балет, а потом устроили мастер-майнд с именитой балериной.

И сейчас, когда стажировка окончена, когда уже пролились слёзы, потому что скучать ребята по тем, с кем познакомились в Сиднее, будут невероятно, когда самолёт взмыл в небо и приземлился на родной корейской земле, Чонгуку начало казаться одновременно, что и не было этих ста восьмидесяти дней, которые были достаточно классными на самом то деле, и в то же время, что прошло лет пять не меньше. Настолько, кажется, всё и все вокруг изменились. Мама помолодела, с отцом он разговаривать не стал, поздоровался в аэропорту вежливо и всё, а потом поздоровался с Юнги, обнявшись, словно очень хорошие друзья, обнял на прощание зареванную Кёнху — она очень хотела в Австралии остаться, и уехал с мамой домой. Всё. Дома. Он со всеми ними встретится в ближайшие дни. Чимин сказал, его Юнги на ночёвку отпустит. С Кёнхой через несколько дней на соревнования. Отец… Ну неизвестно, что он должен сделать, чтобы Чонгук вообще с ним начал разговаривать нормально.

Так и закончилась эта эпопея со стажировкой. Это блядское яблоко раздора наконец осталось позади, оставив на душе противоречивый след.

А потом завертелось. Через день они с мамой записали его к психологу, после одной консультации Чонгука перевели к психотерапевту, они договорились раз в два дня встречаться у него дома, мама разрешила жить у неё, а сама засобиралась в Японию по своей теперь уже очень успешной работе. Она едва-едва подобрала время, чтобы и сына встретить и планы не менять. Страшно извинялась, но Чонгук её буквально выгонял, чтобы уже валила скорее, мол хватит дома сидеть, насиделась за последние годы.

А отец всё названивает неистово третий день. Но Чонгук пока не готов ничего от него слушать. Как и не готов ко встрече с Тэ. А она предвидится. И очень скоро. Они на одних соревнованиях выступать будут.

Нельзя сказать, что он за его жизнью перестал следить. Юнги и Чимину запретил рассказывать ему что-то о нём, запретил рассказывать об отношениях, если они у него появятся, Тэ заблокировал его во всех социальных сетях сразу же, а аккаунты позакрывал, даже с фейка палить бы не получилось. Но Чонгук никак не мог не следить и в противоречие себе же стал искать пути, как это можно делать. Если бы Чимин пароль от своего акаунта в Твитере не дал, Чонгук бы точно с ума сошёл. Но тот дал. И Чонгук таки наблюдал за его жизнью. А Тэхён, кажется, изменился. А ещё он, кажется, не совсем сейчас один. Чонгук не знает, что ему делать с этой информацией. Потому что ему то до сих пор больно. У него то до сих пор надежда живёт внутри. Он каждую ночь, засыпая, выдумывал сценарии, как они однажды встретятся, Чонгук всё расскажет, извинится, Тэ возьмёт обратно все болючие слова, которыми кидался в спину в их последний день, и всё наладится. И всё будет так, как они мечтали.