Литмир - Электронная Библиотека

— Я пойду, когда вернусь.

— Но за полгода…

— Мам, я почти три года так живу, хуже уже не будет. Ну… надеюсь.

— Прости меня, Куки, я ушла в себя и потеряла тебя так давно… ты уже совершенно другой человек. Мы так редко виделись, с тех пор как ты переехал к папе. Ты уже не тот сладкий черноволосый малыш. Ты настоящий красивый мужчина. Я безумно горжусь всеми твоими успехами, знаешь? Ты лучший сын, которого можно было только пожелать, мне жаль, что я не находила в себе сил сказать тебе это раньше.

— Мааам, ну какой из меня мужчина, — глаза слезами снова наполняются, — вон реву полдня уже, — и сердце так щемит от каждого её слова. Боже, как ему это было нужно. Как он об этом мечтал. Она ведь… чудесная. Она, как мама Тэ. Она тоже приняла и поняла. Теперь они с ней наконец вместе. Всё наладится?

— У тебя очень весомая причина. Тебе больно. Это нормально.

— Обещаешь, что всё будет хорошо?

— Обещаю.

— Мам, я не хочу его видеть.

— Отца?

— Да. Можешь сделать так, чтобы мы до стажировки с ним не пересекались? Я же могу у тебя остаться? Я могу прям тут на диване спать…

— Куки, не говори глупостей, конечно, оставайся, я только рада. А за билетами и документами по стажировке я съезжу, как твой официальный опекун. Что мне ему сказать?

— Что я его ненавижу.

— Чонгук… нельзя же так.

— Просто скажи, что в ближайшем обозримом будущем я сделаю всё, как он сказал, но общаться с ним не буду.

— Ух… ладно. Тебе нужно что-нибудь, чтобы обработать щеку? Она выглядит плохо.

— Пусть так будет.

— Чонгук.

— Мам, я не вылезу из-под этого одеяла.

— Хорошо, солнышко, но ты не думаешь, что лучше будет поспать в кровати?

— Нет, мне тут тепло.

— Я могу с тобой посидеть?

— Если тебе не трудно.

И Хё Бин в этот момент проклинает себя на чём свет стоит. Ну как можно было от такого отказаться? Это же чудо, а не ребёнок. Кто научил его быть таким? Не боится показать, что ему больно и он уязвим. И, кажется, действительно умеет любить. Кто-то научил его любить и это… это больно, потому что это сделали явно не родители. Это они с Намджуном должны были учить его любить и быть любимым, должны были рассказывать о том, как всё бывает в этом мире по-разному, должны были рассказать о сексуальности и мерах предосторожности. Многое должны были рассказать. Но он всему, получается, научился сам. И если всё это время рядом был человек, который заботился о нём, чёрт возьми, Хё Бин бы очень хотелось познакомиться и сказать «спасибо», что взял на себя часть её обязанностей.

Пока мама была погружена в не самые простые и радужные мысли, Чонгук, чьи слёзы, наконец, более-менее высохли, а распухший нос хоть немного начал дышать, посильнее укутался в это тепло, которое дарит отнюдь не плед и начал потихоньку проваливаться в беспокойный сон.

Её руки такие тёплые и родные, почти как у него. Только ему её, как это не грустно, не хочется коснуться.

— Мой бедный малыш, — шепчет тихонько, украдкой поглаживая по волосам, заметив, что тот наконец начал посапывать.

Хё Бин никогда не была обижена на Намджуна. За исключением молодой замены, конечно. Но в остальном… Ей не нравилось, как у них всё было. Тот слишком властный и часто лезет туда, куда не просят. И в их случае любовь в раннем возрасте как раз не то, что должно было закончиться незапланированной беременностью и созданием семьи. Это всё было быстро, ярко, странно и мимолетно. Любовь прошла, а последствия остались. И одно из них заплаканное посапывает на диване перед ней сейчас. И только теперь в свои почти сорок на неё снизошло озарение. Он ведь ни в чем не виноват. Он просто ребёнок. Ребёнок, который отчаянно хотел любви. Может, было бы у него от родителей её в достатке не стал бы он с головой вот так в семнадцать в кого-то, нарушая все мыслимые и немыслимые правила. А ещё она осознанно от него отдалилась, стоило ему только начать заниматься тем, что у неё по итогу не вышло. Она отвратительная мать. Просто отвратительная. А ещё впервые в жизни хочется сраному Киму лицо начистить. У них давно у каждого своя жизнь. Но какого хрена он так с собственным ребёнком?

***

Тэхён просидел в слезах в комнате, пропустив все репетиции, часа три одного дня и весь следуюший день просто лежал в кровати. У него ничего не осталось. Ни мечты, ни любви, ничего… Остались их песни, остались его футболки и его запах на толстовках, которые он успел вернуть, осталось его нежно-милое фото на обоях телефона, остались его засосы на шее. А его у него не осталось. Вот так вот. Тэ не хочется верить, что его использовали, а потом отказались. Его Гуки не такой. Если бы они были героями какого-нибудь подросткового фильма про любовь, Чонгук сейчас бы воскликнул «Никакого твоего Гуки больше нет!» или что-то в этом роде. И Тэ бы прекрасным образом страдал, наслаждаясь своей душевной болью и не желая, чтобы это прекращалось. Но он своей болью явно не наслаждается, да и они не герои подростковых фильмов. Они просто два парня, из которых один предал другого. Или не предал, но разве теперь уже выяснишь. Хотел бы что-то исправить — написал бы хотя бы. И будет ложью сказать, что Тэ не смотрел на телефон в надежде все прошедшие сутки. Чудовищно, но он бы ему и измену простил, и что угодно. Лишь бы не вот так. Непонятно, больно и без шанса даже на повторно поговорить.

На третий день, за день до выпускных выступлений, на которых Тэ таки придётся выступить, и за день до того, как Чонгука унесёт самолёт далеко-далеко, закончив всё для них навсегда, на пороге объявился бледный, как смерть, и заплаканный Чимин. Он так горько плакал и что-то лепетал без остановки, что Тэ перепугался на секунду, забыв о своём горе. А потом выяснилось.

— Тэ, Тэ, прости, я не хотел, я не хочу туда! Но моим родителям сразу сообщили, я знаю, что твоё место занял, я знаю, что за особые успехи в английском такое не выигрывают, у вас что-то случилось, да ведь? Я не смогу так долго без Юнги, боже, прости, я не знаю, что мне делать.

А потом Тэ его молча прижал к себе и тихонько в ухо прошептал обессилевшим голосом, что они с Гуком расстались и он ни в коем случае не держит обиду на Чимина за то, что он поедет на стажировку.

— Юнги дождётся, он тебя так сильно любит. Я прослежу, обещаю.

А потом Тэхён долго плакал вместе с ним. Вот так, и друг уезжает, и парень бросил, и мечта исчезла. И всё за каких-то несколько дней. А буквально неделю назад Тэ чувствовал себя самым счастливым человеком в мире. Поразительно, как быстро всё меняется.

А Чимин, успокоившись, утопал обнимать своего расстроенного, но твёрдого в решении свою булочку отправить на стажировку, парня. И, обсудив все вместе с ним, они пришли к решению, что Мин будет приглядывать тщательно за Тэ, а Чимин будет выяснять, что случилось между ним с Гуком, никто в бред о том, что Гук его из-за стажировки бросил, разумеется не поверил. Мозги как никак на месте. Они ведь видели их. Отбери Тэ у Чонгука, тот с ума бы сошёл. Вцепился в него, как ненормальный. Он буквально Чимину, зная что Юнги (перекачанный на спортивных танцах, долго не думающий въебать или въебать Юнги) его парень, обещал рожу начистить, если тот его обижать будет. Да и невозможно вот так играть любовь.

Это бред. Странно, что Тэ не понимает и не борется.

***

За страданиями и долгими разговорами с Чимином и мамой по телефону пролетели последние сутки до выпускных, и в момент, когда самолёт Чонгука взмыл в воздух из аэропорта Сеула, Тэхён стоит посреди сцены перед сотнями студентов и десятками однокурсников. А потом включается их «Love is gone» - Слендера. Теперь для Тэ «Never not» и «Falling» приобрели такой болючий смысл, что под них не то, что танцевать, их слушать страшно. Нельзя сказать, что с этой песней у него отношения лучше. Но он будет танцевать этот танец. А значит и песня нужна эта. В зале мама, смотрит сочувствующе. Она заберёт его сразу же из этой дурной школы. Он сам попросил. Он не останется на выпускной. Пусть подавятся им. В зале папа — не понятно зачем. В зале тренеры, Суран, завучи, учителя. Прекрасные люди, вложившие в него знания и душу. В зале Юнги, который отчего-то последние пару дней в друзья близкие набивается и сегодня, хоть и сам выступает, просто утопил в поддержке. Его бы тоже поддержать, сегодня у него отобрали Чимина. Наверное, тяжело безумно. В зале Чон Хосок. Любимый хореограф, преподаватель, человек, благодаря которому они с Гуком вообще встретились лицом к лицу. Так понимающе смотрит. Он ведь знал всё. Он ведь предупреждал. Он ведь всё сейчас понимает. У него невероятная грусть в глазах.

47
{"b":"802095","o":1}